Читать интересную книгу Холод пепла - Валентен Мюссо

Я вновь заклеила конверт и положила его вместе с другой корреспонденцией.

Я не нахожу слов, чтобы описать тебе свои чувства. Абуэло исполнилось девяносто лет, он был больным, слабым. Я была уверена, что предание этой истории огласке станет для него смертельным ударом. После всего, что мы пережили, я не могла допустить, чтобы нам причинили новое зло и чтобы ты узнал то, что знала только я.

Я запомнила адрес Николь Браше. На следующий день я решила съездить к этой женщине, чтобы разубедить ее переходить от слов к действиям. Мне не удалось завести свою машину. Ты же знаешь, какая она неуправляемая. Тогда я взяла белую «ауди», которая почти никогда не покидала гаража. Николь Браше жила в Суланже, в доме, стоявшем на отшибе. В тот день она была у себя. Она оказалась довольно бодрой женщиной, несмотря на преклонный возраст. Я попыталась представить ее в молодости, когда она познакомилась с Абуэло. Я не стала скрывать, кто я. Она удивилась. Я заметила, что к ее удивлению примешивалось нечто похожее на беспокойство.

Я призналась, что прочитала ее письмо. Я также сказала, что знаю, что происходило во время войны в Сернанкуре. Казалось, она испытала облегчение.

— Это хорошо, что вы все знаете… Но зачем вы приехали ко мне?

— Я хочу, чтобы вы оставили прошлое в покое.

Я попыталась объяснить ей, что мы и так много страдали. Сказала, что она собирается открыть правду, о которой ты даже не догадываешься. Но мои слова только вызвали у нее раздражение. «Нельзя скрывать правду вечно», — ответила мне Николь… Это были практически те же слова, что она написала в своем письме. «Если вам известна правда, то ваш брат тоже имеет право ее знать», — добавила она.

Я спросила, кто эта аспирантка, с которой она собирается откровенничать. Николь ответила, что меня это не касается. Затем, чрезвычайно раздраженная, направилась к телефону и взяла старую записную книжку.

— Держите. Если вы действительно хотите знать, вот ее имя и номер телефона. Но это никак не повлияет на мое решение.

Я не уступала, настаивала, пытаясь образумить ее. Мы заспорили. Вскоре мы перешли на повышенные тона. Сейчас я не помню, почему это произошло. В начале письма я написала, что ты сочтешь меня сумасшедшей и будешь прав. Я опьянела от ярости. Но ярость оправдывает далеко не все. Я схватила первый предмет, попавшийся мне под руку: каминные щипцы. Я угрожала Николь, хотела, чтобы она испугалась и отказалась от своих намерений. Я сказала, что убью ее, если она попытается причинить нам зло. Знаешь, что она сделала? Она рассмеялась, словно желая показать мне, что не боится меня. А затем сказала, что давно выставила бы меня за дверь, не будь я внучкой Анри. Ей не стоило поворачиваться ко мне спиной. Нет, не стоило. Я ударила ее. Только один раз. Она упала на ковер в гостиной. Крови почти не было.

Что происходило потом, я плохо помню… Возможно, я в прострации постояла около ее тела минут десять. Я ничего не делала, не звала на помощь. Николь Браше лежала на полу. Не знаю, наступила ли смерть мгновенно. Когда я вышла из оцепенения, первым моим желанием было убежать, но я не могла пошевелиться. И вдруг я вспомнила, что говорила Алиса как-то утром, читая газету, где было написано о кражах с применением насилия, совершенных в наших краях. Алиса то и дело повторяла: «Теперь даже дома не чувствуешь себя в безопасности».

Я механически отволокла тело старой женщины в кладовку, расположенную в глубине дома. Потом связала ее толстой клейкой лентой, которую нашла в кухне, и перевернула все вверх дном, чтобы создать видимость ограбления. Прежде чем уйти, я стерла отпечатки пальцев с предметов, до которых могла дотронуться. Я также взяла записную книжку, в которой был номер телефона Элоизы, испугавшись, что они доберутся до нее.

Мне хотелось бы сказать тебе, что меня мучили угрызения совести. Но мне кажется, что я больше не способна испытывать такие чувства. Во мне давно уже что-то сломалось. А это значит, что я больше никогда не буду прежней. О да, разумеется, если это не починить… Но мучиться угрызениями совести не означает хотеть вернуться в прошлое, чтобы поступить иначе. Для этого нужны жизненные силы, которых у меня больше нет.

Когда мы превращаемся в чудовище? Когда переходим от слов к делу? Или чудовище появляется в нас задолго до этого? Полагаю, я осознаю, что одержима злом. Но я не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы действительно понять, что я натворила. Я никогда не считала себя способной убить кого-либо. Но если бы ты знал, как легко все это произошло! Слишком легко.

На следующее утро соседка обнаружила тело Николь Браше. В субботу в газете появилась статья. Версия неудачного ограбления считалась приоритетной. Прошло несколько недель. Мне казалось невероятным, что никто не заподозрил меня.

Не знаю, как сильно огорчило нашего деда убийство Николь Браше. Усилило ли оно его чувство вины или, наоборот, вызвало облегчение? Он никогда не говорил со мной о ее смерти, но я заметила, что теперь Алиса ждет утренней почты с каким-то лихорадочным напряжением.

Так или иначе, через месяц Абуэло нас покинул. Даже если его смерть наступила по воле случая, я не могла не думать, что все эти события связаны друг с другом, что я невольно расплачивалась за свое преступление. Ужасно говорить, но смерть нашего деда явилась для меня освобождением, хотя и причинила мне горе. Возможно, я перевернула еще одну страницу своей жизни. Возможно, скобки, открывшиеся после гибели папы, наконец закрылись. Теперь наши тайны будут похоронены под пеплом… Останется убийство Николь Браше, которое я всегда буду носить в себе, но Алиса и ты окажетесь в безопасности…

Однажды вечером за ужином, на той неделе, когда мы наводили в доме порядок, я почувствовала, что твои мысли витают где-то далеко. Я видела, что ты чем-то огорчен, хотя и стараешься не подавать вида. Ты очень рано поднялся к себе в комнату. На следующее утро ты взял мою машину и уехал. Не знаю, возможно, за последние недели я стала параноиком, но я почувствовала, что происходит нечто необычное. Сразу ли я поняла, что ты, разбирая вещи Абуэло, сделал важное открытие? Когда ты вернулся, я, воспользовавшись моментом, когда ты разговаривал с Алисой, обыскала твою сумку. Вот видишь, до чего я опустилась! Я нашла книгу Марка Иллеля «Во имя расы» и страницы, распечатанные из Интернета, где говорилось о нацистских лебенсборнах, работавших в оккупированных странах.

И тогда у меня возникло ощущение, что мой кошмар никогда не закончится. Через два дня ты вернулся в Париж. Такая спешка и твои объяснения показались мне подозрительными. Я была уверена, что ты захочешь узнать как можно больше о жизни Абуэло во время войны и в конце концов встретишься с Элоизой. Но я не думала, что все это случится так быстро.

В тот же день я тоже уехала в Париж. О чем я думала, когда шла к тебе домой? Сама не знаю. Я, несомненно, хотела забрать документы, найденные тобой в письменном столе Абуэло. Когда я увидела фильм на старом проекторе, который ты привез из Арвильера, я мгновенно все поняла. Я смогла включить проектор благодаря тем элементарным навыкам, которым ты меня обучил. И хотя этот фильм не открыл мне ничего нового, он стал для меня еще одним жутким испытанием. Все то, что преследовало меня столько ночей после смерти папы, вдруг приобрело четкие очертания. Я не могла удержаться, чтобы не сказать себе: нашей бабушкой была одна из этих молодых женщин, стоявших на крыльце.

Я была подавлена. Я представляла, какой шок ты испытал, узнав о прошлом деда. Вероятно, он сразу же слетел с пьедестала! Мне не оставалось ничего иного, кроме как вынудить тебя отказаться от дальнейшего расследования. Я хотела, чтобы ты никогда не узнал еще одну правду: правду о рождении нашего папы. Но я не просто собиралась украсть пленку. Я хотела, чтобы ты испугался. Окно кухни было открыто. Твой кот спал, свернувшись в клубочек на стуле. Я взяла нож…

Я могла бы сказать тебе, что я буйно помешанная, но это было бы слишком простым объяснением. Разве сумасшедшие отдают себе отчет в своих поступках, даже когда этические нормы перестают для них существовать?

Я действительно считала, что ты прекратишь свои поиски. Так позволяла мне думать твоя поездка в Рим. До той самой субботы, когда ты приехал в Арвильер с Элоизой. Я не знаю, как тебе удалось связаться с ней, и никогда не узнаю, было ли ей известно о смерти Николь Браше, и если было, то догадывалась ли она об истинных причинах этой смерти. Должна тебе признаться, что ваша игра до глубины души возмутила меня, однако я приложила максимум усилий, чтобы казаться спокойной. У меня даже появились сомнения относительно истинной природы ваших отношений.

В тот момент я была почти уверена, что ты еще ничего не знаешь о папе. Но я не сомневалась, что, продолжив копаться в прошлом, ты поймешь, что происходило в этом родильном доме. В понедельник вечером я была в квартире одна. Офелия должна была вернуться поздно. Не знаю, как эта мысль пришла мне в голову, но мне казалось, что только опасность, нависшая над теми, кого ты любишь, может заставить тебя остановиться. Я инсценировала нападение. Я взяла статуэтку «Купальщицы» Родена, которую Офелия подарила мне на день рождения — ту самую, которую ты находил столь прелестной, — и ударила себя несколько раз по лицу. Несомненно, я наказывала себя за все, что сделала. Не волнуйся, физические страдания не идут ни в какое сравнение со стыдом, который я в тот вечер испытала. Я долго смотрела в зеркало на свое разбитое лицо. Я осознавала, что мои действия, вероятно, лишены всякого смысла, но не отступила от задуманного. Я опрокинула мебель, устроила невероятный шум, а потом позвала на помощь. Мои соседи по лестничной площадке нашли меня лежащей на полу, в самом углу. А дальше все пошло как по маслу. Меня увезли в больницу. Любезное обхождение медсестер и ваше сочувствие почти убедили меня в том, что я действительно стала жертвой нападения.