Уголок рта у меня приподнялся в улыбке, означающей «я же тебе говорила».
– Как я говорила, женщины могут делать все то же самое, что и мужчины.
– Да, – протянул он и его темные глаза посмотрели на меня с уважением. – Это ты доказала. Хотя готов спорить, есть вещи, которые лучше делать вдвоем с мужчиной.
Кто-то из присутствующих в церкви кашлянул. Натаниэль повернулся лицом к присутствующим.
– Ну, что вы все уставились?
По толпе прошел удивленный шепоток. Возвысив голос, так чтобы его было слышно за общим шушуканьем, Натаниэль прокричал:
– Чего вы ждете? Идите все домой. Свадьбы не будет.
Полностью осознав смысл его слов, я испытала такое потрясение, словно на меня налетело цунами. Натаниэль отменил свадьбу, а значит Пруденс не сможет причинить ему боль, и Феннивик не будет представлять опасности, и Стюарт-хауз можно будет спасти.
Я изменила историю.
– Тебе вовсе не следует этого делать, мне уже гораздо лучше, – сказала я, когда во вторник утром Натаниэль подложил еще одну подушку под мою слегка опухшую щиколотку.
Все эти три дня, прошедшие после его несостоявшейся свадьбы, он ухаживал за мной, не отходя от меня ни на минуту и покидая мою комнату только на ночь. Мы говорили часами, поверяя друг другу свои мысли и чувства, хотя и не касаясь кое-каких вещей. Я уговорила Натаниэля позволить мне взять его камеру и сделать кое-какие снимки окрестных мест, по крайней мере тех из них, которые можно было сфотографировать с крыльца или с крыши, поскольку из-за распухшей щиколотки я не отходила от дома дальше чем на несколько ярдов. Мы очень сблизились, и я обнаружила, что меня угнетает перспектива залезть в среду на рассвете на чердак и… расстаться с Натаниэлем, конечно, при условии, что моя теория о возвращении в свое время в момент землетрясения окажется верной. Я почти мечтала, чтобы этого не произошло.
За это время он ни разу не заговорил со мной о моем отъезде, а я в свою очередь не пыталась убедить его в том, что скоро начнется настоящее светопреставление. В конце концов мне удалось изменить его судьбу, и сегодня же вечером я предприму что-нибудь в отношении Виктории.
Натаниэль поставил мне на колени поднос. На нем были тарелка с дымящимся куриным бульоном, булочка и пирожок.
– Поешь, это поможет тебе восстановить силы. – Он взял пирожок. – А это для Аполлона.
Пес выхватил пирожок из рук Натаниэля и с жадностью умял его.
– На здоровье, – насмешливо сказал Натаниэль и, пододвинув стул ближе к кровати, сел.
– Спасибо, – поблагодарила я Натаниэля за нас обоих, вдыхая запах куриного бульона, потом показала на газету, которую он держал под мышкой. – Итак, что нового в мире?
– Давай посмотрим, – начал он. – Рузвельт поднял шумиху вокруг макрейкеров. В Гранд Опера сегодня начинаются концерты Карузо, а в Италии…
– Произошло извержение Везувия, погибли сотни людей.
Брови у него поднялись.
– Откуда, черт возьми, ты об этом узнала? Новости только что дошли до Западного побережья.
– У меня свои способы, – ответила я с загадочным видом, предпочитая пока не заострять внимание на этом вопросе.
– Ты можешь себе представить, что целый город оказался стертым с лица земли в результате этого бедствия? Мне об этом даже думать страшно, – он покачал головой.
– Да, конечно, – нервно подтвердила я, зная, что скоро мне придется сказать ему о землетрясении. – Говоря о стихийных бедствиях…
– А вот это тебя наверное заинтересует, – перебил он. – На будущей неделе начнется суд над Феннивиком.
Если здание суда не сгорит к этому времени, подумала я, а вслух сказала:
– Что, по-твоему, с ним станет?
– Проведет остаток дней в тюрьме, если его не повесят.
Я кивнула.
– Он самая подходящая для этого кандидатура.
Наклонившись, он погладил меня по щеке тыльной стороной ладони, затем накрутил на пальцы прядь моих волос.
– Ты употребляешь очень любопытные обороты речи. Сначала мне это казалось странным, но теперь я нахожу эту твою привычку весьма привлекательной. Собственно говоря, все в тебе меня очаровывает.
От его слов и прикосновения огонь пробежал у меня по жилам.
– Правда?
– Да, правда, – ответил он, глядя мне прямо в глаза.
Я вспомнила другой случай, когда он произнес эти, или почти эти слова, и вздрогнула, осознав скрытый в них смысл.
– Тейлор, – продолжал он тем временем, беря меня за руки, – я вот спрашивал себя, достаточно ли хорошо ты себя чувствуешь для того, чтобы выйти в город.
– Выйти в город… с тобой?
– С кем же еще? – Улыбка тронула его губы, кончики усов поднялись вверх. – Сегодня дают «Кармен». Я надеюсь, ты окажешь мне честь, позволив сопровождать себя.
– Ты просишь меня о свидании?
Он сжал мне руки и стал медленно водить пальцем по ладони, отчего все у меня внутри словно вспыхнуло огнем.
– Можно и так сказать.
Мне стало радостно и горько одновременно. Именно об этом я мечтала. Сама мысль о том, чтобы провести вечер в городе с самым красивым из всех известных мне мужчин, была похожа на сказку. Но в то же время я понимала, что очень скоро должна буду расстаться с Натаниэлем навсегда – по крайней мере в том случае, если вообще возможно совершить во время землетрясения скачок в будущее. Самым правильным было бы не переходить той черты в наших отношениях, которой мы уже достигли.
– Да, – услышала я собственный голос. – Я бы хотела послушать с тобой оперу.
По правде говоря, осознала я, я бы пошла с Натаниэлем Стюартом на соревнования по свиному хрюканью, если бы он меня пригласил. К счастью для меня, его тянуло к культурным развлечениям, а не к свиньям.
Он взглянул в окно и нахмурился, увидев собиравшиеся на небе тучи.
– Надеюсь только, что не пойдет дождь.
– Не пойдет. Будет ясно и сухо, прекрасный весенний вечер, – сказала я, вспомнив описания погоды накануне землетрясения.
– Дай-то Бог. Ну, тогда до вечера. Подняв мою руку, он прижался губами к ладони, и по руке словно пробежал электрический ток.
– До вечера, – откликнулась я, и хотя до вечера было еще далеко, перед глазами у меня зажглись звезды.
Я одевалась, готовясь к походу в оперу, когда в дверь постучала Виктория.
– Тейлор, можно мне войти?
– Конечно, – я открыла дверь.
При звуке голоса Виктории Аполлон навострил уши и радостно потрусил к двери.
Виктория широко раскрыла глаза, увидев на мне платье персикового цвета, которое Натаниэль купил мне для свадебного вечера, но которое у меня так и не было случая надеть.
– О Боже, Тейлор, ты просто красавица! – воскликнула она.
– Думаешь, оно подойдет? – спросила я, смущенно теребя кружево, обрамлявшее низкий вырез платья. – Боюсь, оно слишком легкое и слишком нарядное для оперы, но ничего более подходящего у меня нет.