Читать интересную книгу Кузен Понс - Оноре Бальзак

— Да, дорогая мадам Сибо, я снял квартиру в том же доме, где доктор Пулен, как раз над ним, во втором этаже. Сейчас я ищу, где бы перехватить две-три тысчонки, чтобы прилично обставить новую квартиру, кстати очень недурную — домохозяин отделал ее заново. Я уже говорил вам, что взял на себя защиту интересов председателя суда господина де Марвиля и ваших тоже... Я ухожу из частных ходатаев и собираюсь записаться в адвокаты, мне нужна хорошая квартира. Парижские адвокаты принимают в свое сословие только тех, у кого приличная обстановка, библиотека и все прочее. Я доктор прав, я проработал положенный срок помощником присяжного поверенного и уже приобрел могущественных покровителей... Ну-с, как наши дела?

— Если хотите, я могу предложить вам мои сбережения, они у меня на книжке, — сказала тетка Сибо, — деньги, правда, небольшие — три тысячи франков, все, что нажила за двадцать пять лет, ночей не досыпала, куска не доедала... Вы дадите мне вексель, — так Ремонанк говорит, я сама малограмотная, что мне скажут, только то и знаю...

— Нет, по уставу нашего сословия адвокату запрещено подписывать векселя; я напишу вам расписку из пяти процентов, которую вы мне вернете, если я устрою так, чтобы после Понса вы получали пожизненную пенсию в тысячу двести франков.

Попавшаяся на удочку, тетка Сибо ничего не ответила.

— Молчание знак согласия, — заметил Фрезье. — Приносите деньги завтра.

— Я охотно заплачу вам вперед, — сказала тетка Сибо, — тогда я уж буду спокойна, что получу пенсию.

— Ну-с, так как же наши дела? — повторил Фрезье, утвердительно кивнув головой. — Я был у Пулена вчера вечером. Как видно, вы с больным времени даром не теряете, еще один такой приступ, как вчера, и в желчном пузыре образуются камни... Будьте с ним поласковей, голубушка мадам Сибо, чтоб потом вас совесть не мучила. Все мы не два века живем.

— Оставьте меня в покое с вашей совестью!.. Вы, может быть, опять про гильотину говорить собираетесь? Господин Понс — старый упрямец! Вы его не знаете! Не я, а он меня изводит! Такой вредный старик, его родственники правы: ехидный, мстительный, упрямый... Господин Магус вернулся, как я вам говорила, и ждет вас.

— Отлично!.. Я сейчас приду. От ценности коллекции зависит сумма вашей пожизненной ренты; если она стоит восемьсот тысяч франков, вы будете получать пожизненно полторы... целый капитал!

— Ладно, я скажу, чтоб они ценили по совести.

Час спустя Понс уснул крепким сном, приняв из рук Шмуке прописанное врачом снотворное, дозу которого тетка Сибо, без ведома немца, увеличила вдвое. А тем временем трое пройдох, один чище другого, — Фрезье, Ремонанк и Магус, — рассматривали поштучно коллекцию старого музыканта, состоявшую из тысячи семидесяти предметов. Шмуке тоже лег отдохнуть, и поле брани осталось за злым вороньем, слетевшимся на добычу.

— Тсс... не шумите, — предостерегала тетка Сибо, каждый раз как Магус приходил в восторг и вслух вразумлял Ремонанка насчет ценности того или иного произведения искусства.

Чье сердце не содрогнулось бы при этом зрелище: четыре человека — четыре ипостаси жадности — оценивают наследство, между тем как за стеной спит тот, смерти которого они все ждут с таким нетерпением. Оценка коллекции длилась три часа.

— В среднем, — сказал прижимистый старик еврей, — здесь любая вещь стоит тысячу франков...

— Значит, можно получить миллион семьсот тысяч франков! — воскликнул пораженный Фрезье.

— Только не с меня, — отозвался Магус, глаза которого сразу приняли холодное выражение. — Я не дам больше восьмисот тысяч франков, потому что нельзя знать, сколько времени все это пролежит в магазине... Некоторые шедевры продаются десять лет подряд, — значит, к цене, заплаченной при покупке, надо прибавить еще сложные проценты. Но зато я плачу наличными.

— У него в спальне есть еще витражи, эмали, миниатюры, золотые и серебряные табакерки, — заметил Ремонанк.

— Можно их посмотреть? — спросил Фрезье.

— Пойду взгляну, крепко ли он спит, — ответила тетка Сибо.

И по знаку привратницы три хищника вошли в спальню к Понсу.

— Там шедевры! — указывая на гостиную, сказал Магус, седая бороденка которого, казалось, трепетала каждым своим волоском. — А здесь — богатство! И какое богатство! В королевской казне и то не найти ничего лучше.

Глаза Ремонанка, загоревшиеся при виде табакерок, сверкали, как карбункулы. Фрезье, спокойный, холодный, вытянул шею, словно змея, поднявшаяся на хвосте, и вертел во все стороны плоской головой; он замер в той позе, в которой обычно изображают Мефистофеля. Все три скупца, жаждущие золота в той же мере, в какой дьявол жаждет райских кущей, словно по уговору впились взглядом во владельца такого несметного богатства, который забеспокоился во сне, будто его мучил кошмар. И вдруг, ощутив на себе эти три дьявольских луча, больной открыл глаза и завопил истошным голосом:

— Воры!.. Воры!.. Караул! Режут!

Несомненно, он, и проснувшись, еще продолжал видеть сон, потому что он сел в кровати, уставился в одну точку вытаращенными глазами и как бы оцепенел.

Элиас Магус и Ремонанк шагнули было к двери, но тут их как громом поразили слова Понса:

— Магус здесь!.. Меня предали!..

Больного разбудил инстинкт сохранения своего сокровища, инстинкт, во всяком случае, равный инстинкту самосохранения.

— Мадам Сибо, кто этот господин? — крикнул он, содрогнувшись при виде Фрезье, замершего на месте.

— Боже мой, да ведь не могла же я выставить его за дверь, — сказала привратница, подмигнув Фрезье, — этот господин пришел по поручению ваших родственников.

При этих словах Фрезье не мог удержаться от жеста восхищенья, вызванного такой находчивостью.

— Да, сударь, я пришел по поручению господина де Марвиля, его супруги и дочери, чтобы передать вам их соболезнование; они случайно узнали, что вы больны, и выразили желание взять на себя заботы о вашем здоровье... Они предлагают вам переехать на поправку в их Марвильское имение; виконтесса Попино — ваша любимица Сесиль — будет сама ходить за вами... Она выступила вашей заступницей и убедила мать, что та не права.

— Так вас прислали мои наследники! — крикнул возмущенный Понс. — Да еще дали вам в проводники самого искушенного знатока, самого сведущего парижского оценщика. Недурное поручение, — продолжал он, расхохотавшись безумным смехом. — Вы пришли, чтоб оценить мои картины, древности, табакерки, миниатюры!.. Оценивайте! Оценивайте! Вы привели с собой не только знатока, но человека, который может все здесь купить, архимиллионера... Моим дорогим родственникам не придется долго дожидаться наследства, — добавил он с глубокой иронией, — они меня прикончили... Ах, мадам Сибо, говорите, что вы мне, как мать родная, а сами, пока я сплю, впустили сюда торговцев, моего конкурента и соглядатая моих родственников Камюзо!.. Все вон отсюда!

И, измученный, худой, как скелет, Понс под влиянием гнева и страха поднялся с постели.

— Возьмите меня под руку, — крикнула тетка Сибо, подбегая к больному, который чуть было не упал. — Успокойтесь, они ушли.

— Я хочу посмотреть, что делается в гостиной! — сказал умирающий старик.

Тетка Сибо подмигнула трем воронам, что пора улетать, затем схватила в охапку Понса, подняла его как перышко и, не слушая его криков, уложила в постель. Убедившись, что несчастный коллекционер совсем обессилел, она пошла запереть входную дверь. Три понсовских мучителя стояли еще на площадке; тетка Сибо велела им подождать, так как услышала слова Фрезье, обращенные к Магусу:

— Напишите мне письмо за вашей общей подписью, что вы согласны приобрести коллекцию господина Понса за девятьсот тысяч наличными, и я позабочусь, чтоб вы не остались внакладе.

Потом он шепнул на ухо тетке Сибо одно слово, одно-единственное слово, которое никто не расслышал, и спустился с обоими торговцами в швейцарскую.

— Мадам Сибо, они ушли? — спросил несчастный Понс, когда привратница вернулась.

— Кто... ушел? — переспросила она.

— Эти люди?

— Какие люди?.. Вам люди померещились! — сказала она. — Это вам в горячке привиделось, не будь тут меня, вы бы из окна выпрыгнули, а вы ко мне с какими-то людьми пристаете... Вы все еще бредите!

— Как, разве тут только что не был господин, который сказал, что его послали мои родственники?

— Да когда же вы от меня отвяжитесь, — огрызнулась она. — Знаете, куда вас посадить надо? В Шарлатон[60]... какие-то ему еще люди мерещатся...

— Элиас Магус и Ремонанк!..

— А, вот Ремонанка вы могли видеть, потому как он приходил сюда за мной. Сибо совсем плох, так что мне теперь не до вас, поправляйтесь сами. Муж для меня дороже, понимаете! Когда он болен, мне ни до кого дела нет. Постарайтесь успокоиться и поспать часок-другой, потому как я послала за господином Пуленом и приду к вам вместе с ним... Попейте, будьте умником!