— Просто мы тебя очень любим, — объяснил Джошуа. — Псы в таком долгу перед тобой. Мы и раньше пытались что-нибудь сделать для тебя, но ведь ты нам никогда не позволял. Хоть бы ты разрешил нам построить тебе новый дом, современный дом со всякими новинками.
Дженкинс покачал головой.
— Это совершенно бесполезно, ведь я все равно не смогу там жить. Понимаешь, для меня дом — здесь. Усадьба всегда была моим домом. Только латайте ее время от времени, как мое туловище, и мне ничего другого не надо.
— Но ты совсем одинок.
— Ничего подобного, — возразил Дженкинс. — Здесь полно народу.
— Полно народу? — переспросил Джошуа.
— Люди, которых я знал.
— Ух ты, какое туловище! — восхищался Икебод. — Вот бы примерить.
— Икебод! — завопил Джошуа. — Сейчас же пойди сюда. Не смей трогать…
— Оставь ты этого юнца в покое, — вмешался Дженкинс. — Пусть зайдет, когда я буду посвободнее…
— Нет, — отрезал Джошуа.
Ветка поскреблась о застреху, тонкими пальцами постучалась в стекло. Брякнула черепица, ветер прошелся по крыше легкой, танцующей походкой.
— Хорошо, что вы заглянули, — произнес Дженкинс. — Мне надо вам кое-что сказать.
Он покачивался в кресле взад-вперед, и один полоз поскрипывал.
— Меня не хватит навечно, — продолжал Дженкинс. — Семь тысяч лет тяну, как еще до сих пор не рассыпался.
— С новым туловищем тебя еще на трижды семь тысяч лет хватит, — возразил Джошуа.
Старый робот покачал головой.
— Я не о туловище, а о мозге говорю. Как-никак машина. Хорошо сработан, на совесть, но навечно его не хватит. Рано или поздно что-нибудь поломается, и тогда конец моему мозгу.
Кресло поскрипывало в притихшей комнате.
— А это значит смерть, — продолжал Дженкинс, — значит, что я умру. Все правильно. Все как положено. Все равно от меня уже никакого толку. Был я когда-то нужен.
— Ты нам всегда будешь нужен, — мягко сказал Джошуа. — Без тебя нам не справиться.
Но Дженкинс продолжал, словно и не слышал его:
— Мне надо рассказать вам про Вебстеров. Надо вам объяснить. Чтобы вы поняли.
— Я постараюсь понять, — ответил Джошуа.
— Вы, псы, называете их вебстерами — это ничего. Называйте как хотите, лишь бы вы знали, кто они такие.
— Иногда ты называешь их людьми, а иногда называешь вебстерами, — заметил Джошуа. — Не понимаю.
— Они были люди, и они правили Землей. И среди них был один род по фамилии Вебстер. Вот эти самые Вебстеры и сделали для вас такое замечательное дело.
— Какое замечательное дело!
Дженкинс крутнулся вместе с креслом и остановил его.
— Я стал забывчивым, — пробурчал он. — Все забываю. Чуть что, сбиваюсь.
— Ты говорил о каком-то замечательном деле, которое сделали для нас вебстеры.
— Что? Ах, да. Вот именно. Вы должны присматривать за ними. Главное — присматривать.
Он медленно раскачивался в кресле, а мозг его захлестнули мысли, перемежаемые скрипом качалки.
Чуть не сорвалось с языка, говорил он себе. Чуть не погубил мечту…
Но я вовремя вспомнил. Да, Джон Вебстер, я вовремя спохватился. Я сдержал слово, Джон Вебстер.
Я не сказал Джошуа, что псы когда-то были у людей домашними животными, что обязаны людям своим сегодняшним положением. Ни к чему им об этом знать. Пусть держат голову высоко. Пусть продолжают свою работу. Старые родовые предания забыты, и не надо извлекать их из забвения.
А как хотелось бы рассказать им. Видит бог, хотелось бы рассказать. Предупредить их, чего надо остерегаться. Рассказать им, как мы искореняли старые представления у дикарей, которых привезли сюда из Европы. Как отучали их от того, к чему они привыкли. Как стирали в их мозгу понятие об оружии, как учили их миру и любви.
И как мы должны быть начеку, чтобы не прозевать тот день, когда они примутся за старое, когда возродиться старый человеческий образ мыслей.
— Но ты же сказал… — не унимался Джошуа.
Дженкинс сделал отрицательный жест.
— Пустяки, не обращай внимания, Джошуа. Мало ли что плетет старый робот. У меня иной раз все путается в мозгу, и я начинаю заговариваться. Слишком много о прошлом думаю, а ведь ты сам говоришь, что прошлого нет.
Икебод присел на корточках, глядя на Дженкинса.
— Конечно же, нет, — подтвердил он. — Мы проверяли и так и сяк — все данные сходятся, все говорят одно. Прошлого нет.
— Ему негде быть. — сказал Джошуа. — Когда идешь назад по временной оси, тебе встречается не прошлое. а совсем другой мир, другая категория сознания. Хотя Земля та же самая или почти та же самая. Те же деревья, те же реки, те же горы, и все-таки мир не тот, который мы знаем. Потому что он по- другому жил, по-другому развивался. Предыдущая секунда — вовсе не предыдущая секунда, а совсем другая, особый сектор времени. Мы все время живем в пределах одной и той же секунды. Двигаемся в ее рамках, в рамках крохотного отрезка времени, который отведен нашему миру.
— Наш способ мерить время никуда не годится, — подхватил Икебод. — Это он мешал нам верно представить себе время. Мы все время думали, что перемещаемся во времени, а фактически было иначе и ничего похожего. Мы двигались вместе со временем. Мы говорили: еще секунда прошла, еще минута прошла, еще час, еще день, — а на самом деле ни секунда, ни минута, ни час никуда не делись. Все время оставалась одна и та же секунда. Просто она двигалась — и мы двигались вместе с ней.
Дженкинс кивнул.
— Понятно. Как бревна в реке. Как щепки, которые несет течением. На берегу одна картина сменяется другой, а поток все тот же.
— В этом роде, — сказал Икебод. — С той разницей, что время — твердый поток и разные миры зафиксированы крепче, чем бревна в реке.
— И как раз в этих других мирах живут гоблины?
Джошуа кивнул:
— А где же им еще жить?
— И ты теперь, надо думать, соображаешь, как проникнуть в эти миры, — заключил Дженкинс.
Джошуа легонько почесался.
— Конечно, соображает, — подтвердил Икебод. — Мы нуждаемся в пространстве.
— Но ведь гоблины…
— Может быть, они не все миры заняли, — сказал Джошуа. — Может быть, есть еще свободные. Если мы найдем незанятые миры, они нас выручат. Если не найдем — нам туго придется. Перенаселение вызовет волну убийств. А волна убийств отбросит нас к тому месту, откуда мы начинали.
— Убийства уже происходят, — тихо произнес Дженкинс.
Джошуа наморщил лоб и прижал уши.
— Странные убийства. Убьют, но не съедают. И крови не видно. Как будто шел-шел — и вдруг упал замертво. Наши медицинские роботы скоро с ума сойдут. Никаких изъянов. Никаких причин для смерти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});