Читать интересную книгу П. Ш. - Дмитрий Хара

Михаил вышел из помещения. Через минуту свет проектора ударил в экран, а из динамиков послышалась песня «Walking in My Shoes».

Олег мысленно повторял перевод слов песни. Он не переводил текст по ходу, он этого не умел, просто знал наизусть:

«Я рассказал бы вам о том,Через что я прошел.О боли, что овладевала мной,Но этим я смутил бы даже Бога.О бесчисленных тварях, что возлежали предо мной,О запретных плодах, что я отведал,Но, представляю, как бы заколотилось ваше сердце…

А сейчас я не ожидаю абсолютного прощенияЗа поступки, которые я совершил.Но прежде, чем вы придете к какому-нибудьзаключению,Поставьте себя на мое место.

Да вы бы сломались под тяжестьюГнета, который я взвалил себе на плечи,Если бы оказались на моем месте,Если бы оказались на моем месте…»

Олег хотел спросить, как Михаил смог подобрать как раз ту песню, которая максимально соответствует его состоянию, но Михаил уже вышел.

На экране начали плясать расфокусированные кадры какого-то фильма. Олег пытался понять, что на них происходит, но это было нереально.

Он взял свою тетрадку (вспомнил про Оксану и улыбнулся). Каждое кресло было оборудовано портативным столиком с лампочкой, все это было, вероятно, предназначено для того, чтобы освещать меню, когда сюда приглашались гости, и гостям приносили угощение официанты. Раскрыв тетрадку и положив ее на стол, он откинулся назад, пытаясь сконцентрироваться… или, наоборот, расслабиться, и начал прокручивать свою жизнь назад.

Он мысленно представил тот день, когда впервые очутился у ворот Михаила, и запустил время назад. Его мысли плыли в обратном порядке, как в старом клипе группы «Enigma» под названием «Return to innocence».

…Теплый зал, удобная поза… Мерные блики света и знакомая музыка. В какой-то момент Олег перестал понимать, спит он или бодрствует… Он так устал за последнюю неделю, что организм решил как-то все по-своему. На сознательно задаваемые вопросы ответы стали приходить в виде ярких сновидений.

Он видел сон, в котором мимо него проходили его друзья, коллеги по работе, близкие, клиенты… Никому из них ему не хотелось сказать: «Я обвиняю тебя в том…» или «я виню себя за то…»

Герои его фильма появлялись улыбающимися и счастливыми и быстро исчезали, уступая место новым, точнее, более старым…

Внезапно он увидел лицо Валерии с презрительной улыбкой. Она тоже хотела пролететь мимо, но он посадил ее усилием воли на стул и сказал ей в глаза: «Я обвиняю тебя в том, что ты заразила меня СПИДом!»

Он вдруг понял, что они находятся с ней в больничной палате, оба лысые и бледные, но почему-то в палате играет музыка. Она играет так громко, что он не слышит даже своего голоса. Она тоже не слышит его, а лишь дерзко улыбается. Повысив голос, он сказал ей то же самое, но опять не услышал себя. Тогда он встал и заорал что есть сил: «Я обвиняю тебя в том, что ты заразила меня СПИДом!» Она прислушивалась и улыбалась, а его это начало бесить. Он хотел схватить ее за полы больничного халата, но руки провалились в пустоту…

Что есть сил Олег принялся орать, не слыша себя, но она не уходила. Он начал колошматить руками по больничной койке, кидать все, что попадало под руку, об стены и пол и в этот наглый фантом Валерии. При этом он орал как сумасшедший, и это продолжалось до тех пор, пока ярость его не ослабла. Фантом Валерии растворился, и вдруг он увидел на койке напротив себя… себя. Лысого, в полосатой пижаме, с выпученными глазами. Он вдруг понял, что это и есть главный виновник его бед. Он встал и заорал: «Я виню себя за то, что так невнимателен к своим словам! Я виню себя за то, что так раздолбайски отношусь к своему здоровью и жизни! Я виню себя за свою безответственность! Я виню себя за свою слабость! Я виню себя за свое… самоубийство!» – вдруг вырвалось у Олега, и он увидел в своей руке красный пистолет. Он целился из него в свой фантом и начал нажимать спусковой крючок, но вдруг понял, что дуло пистолета повернуто на него самого… но было поздно, и он увидел вылетающую из дула пулю. Она летела медленно и степенно, крутясь и разрезая воздух, который расходился в сторону по спирали, как вода от винта корабля… Он развернулся и бросился бежать от этой пули. Первые шаги дались очень трудно, и пуля чуть не коснулась его затылка, но с каждым шагом он бежал все быстрее и быстрее. Это становилось все проще и проще, потому что он становился моложе с каждым шагом. Он ускорялся. Вместе с ним ускорялся ход времени. Сначала минутами летели часы, потом дни, потом недели, потом месяцы, потом годы. Он бежал по улицам своей молодости и видел расступающиеся силуэты старых знакомых. Некоторым он махал рукой, с некоторыми здоровался, но боялся остановиться. Он искал дверь, в которую можно свернуть и спрятаться от пули, которая не оставляла его в покое… Вдруг он понял, что бежит по очень знакомому коридору, коридору следственного управления, где он начинал свою карьеру… а вот и табличка с его именем.

Он ворвался в свой кабинет и плюхнулся за свой рабочий стол. На столе дребезжал старый желтый телефон с крутящимся циферблатом, он схватил телефонную трубку и закричал: «Да! Алло!» «Ваш отец умер!» – сказал голос из трубки. «Когда?» – «Сегодня ночью, мои соболезнования».

Олег сидел на скамейке возле свежей могилы отца и плакал, выдавливая из себя слезы: «Почему же я не был с тобой рядом?! Почему не держал тебя за руку?! Почему не прощался с тобой?!» Он поднял голову вверх и заорал: «Я виню себя за свою черствость! Я виню себя за свой эгоизм! Я виню себя за свою жестокость! Я виню себя за свою бессердечность! Я виню себя за свою слабость! Я виню себя за свое предательство! Я виню себя за свою трусость!» Стая ворон поднялась в небо, закрыв собой солнечный свет.

Он был зол, но зол не только на себя. Перед ним вдруг встали стеной самые тяжкие воспоминания – из его юности и детства, в которых он не мог уже винить себя, так как был еще слишком мал и зависим и, кроме боли и страха, не мог испытывать больше ничего.

Он вдруг ясно увидел залитую желтым светом кухоньку с потемневшими от сигаретного дыма и засаленных спин стенами, и сидящего на стуле в уголке пьяного отца. Он стоял перед ним и смотрел на него. Он сделал то, что не делал никогда, он закричал со всей силой неистовства, бушевавшего в его душе: «Я виню тебя за то, что ты был старше меня, ты отвечал за мою жизнь, за мое воспитание, но ты плюнул на все это и променял меня на водку! Я виню тебя за твою слабость! Я виню тебя за твою злость, с которой ты выколачивал с мамы деньги на выпивку! Я виню тебя за твою безответственность! Я виню тебя за твое беспробудное пьянство! Я виню тебя за то, что ты ничего не добился, ничего не сделал, а все пропил, и меня, и маму тоже!»

Кухня растворилась в воздухе, а кадры на экране выхватывали сюжеты из его студенчества, школы, но силуэт отца не исчезал, становился лишь моложе, а он, Олег становился все меньше и меньше. «Я виню тебя за то, что вздрагивал по ночам, когда открывалась дверь, потому что боялся, что ты пришел пьяным! Я виню тебя за твою ложь! Я виню тебя за то, что ты никогда не выполнял свои обещания! Я виню тебя за то, что недоедал и недосыпал! Я виню тебя за то, что ты обрек семью на нищее существование!»

Слезы потекли по его щекам. Дальнейшая шкала его детства невольно натыкалась на воспоминания и образы его же, плачущего в подушку и обнимающего свою игрушку – черного с белыми пятнами медведя. Слезы душили его. Он чувствовал, как вся эта невысказанная боль, эти страдания, которые он уже давно забыл, колотили и трясли его, как он тряс своего медвежонка. Он уткнул свою голову в колени, закрыл ее руками и плакал.

Изображение на экране пропало. Олег открыл глаза под «Never let me down again» и почувствовал, что голова его лежит на руках, сложенных на столике. Его тетрадка была чиста, но он запомнил каждый образ и каждое слово из своего сна. «И сон ли это был…» – подумал он, настолько все было явным и осязаемым.

Посидев минут пять и успокоившись, Олег вышел из зала и направился туда, где сидел Михаил.

Увидев измотанного и опустошенного Олега, Михаил кивнул и прямо с порога спросил:

– Нашел ли ты то, что искал? Нашел ли ты то, за что ненавидишь себя? Нашел ли ты того, кого ненавидишь и не можешь простить?

Олег собрался с мыслями и присел на стул у окна. Ему было комфортно от того, что в полутьме Михаил не видел его лица.

– Да, Миш. Я нашел главную причину и чувства вины, и чувства обиды. Я не могу без слез вспомнить свое детство. Причиной является отец, который… вел себя недостойно и с которым я поступил по-свински в конце его жизни… – Олег едва справился с новым приливом эмоций.

– Я понял. Мне не нужны подробности. Ты сам их прекрасно знаешь. Я хочу тебе сказать лишь одно. Все это было в прошлом. А где находится прошлое?