Читать интересную книгу Ниже ада - Андрей Гребенщиков

Укрылись в подвале, благо двери были раскрыты нараспашку. На первый взгляд дом выглядел покинутым и необитаемым; большего от него и не требовалось.

Гул вертолета затих уже через несколько минут, но предусмотрительный генерал покидать убежище не спешил. «Отдыхаем еще четверть часа, — приказал он. — Потом марш-бросок до цели. По моим расчетам, осталось не больше километра, однако места здесь нехорошие».

На все расспросы о цели Вольф отрицательно качал головой: «Не портите сами себе сюрприз, скоро все увидите». Однако марш-бросок к неведомому сюрпризу пришлось отложить: когда «волки» собрались на выход, никакого выхода не оказалось. Дверной проем исчез.

* * *

Он сидел на полу, застланном какими-то старыми тряпками, и держал в крошечных, по-детски пухлых руках самодельную машинку с неаккуратно выведенной на борту красной звездочкой. Ему снова было шесть лет — счастливых и беззаботных. А недалеко, в противоположном конце палатки, за столом сидел дедушка — улыбчивый, как всегда, но почему-то немного растерянный, и что-то объяснял сидящему напротив незнакомому дяде. Ванечка не понимал смысла взрослых слов, но он не нуждался в них. У него была новая машинка, и мир вокруг превратился в бескрайнюю игровую площадку.

К неудовольствию сосредоточенно гоняющего по полу машинку ребенка, взрослые вели себя странно: много шумели, спорили, громко хохотали и постоянно стучали стаканами. И чем больше раздавалось стеклянного звона, тем жарче становилась их беседа.

— Я благодарен вам, — сказал дед нетвердым голосом и тут же поправился. — Тебе, конечно, тебе. За добрые вести, мудрые слова и обещания, в которые очень хочется верить. Но знаешь, мы с тобой, два важных мужика, сидим здесь, вроде бы принимаем исторические решения, но все это в действительности так мелко… Посмотри на моего внука. Ваня — самый главный человек во Вселенной! У тебя есть дети? Были… значит, ты понимаешь, должен понимать. Нет в нем никакого греха, ни малейшего. Ни корысти, ни подлости, ни лжи, — ничего. А что это, как не святость? Через сколько-то времени все изменится-переменится, но сейчас, прямо сейчас перед двумя старыми грешниками на грязном полу сидит ангел, кроха-херувимчик. Только свет и никакой тьмы.

Гость с неподдельным интересом смотрел на распаляющегося, уже нетрезвого деда и искренне кивал, со всем соглашаясь.

— На мне кровь, на тебе кровь. И грехи наши будут только множиться, до самого неизбежного финала. Но грешим мы ради ангелов, вот ради них берем всю тяжесть на душу. Наверное, только этим и спасаемся, только так и оправдываемся… Они — чистые, они искупят все дерьмо, всю накопленную нами и предками дрянь! Их поколение. Если не они, то потом некому будет.

— Я знаю, Александр Евгеньевич, знаю, — у незнакомца был приятный, сильный голос, — время опять подходит к концу… В этот раз все произойдет быстро, и никаких тебе двух тысяч лет на «обдумывание».

Пришла очередь удивляться Мальгину:

— Вы… Ты из этих, из фаталистов, что ли? Вот бы никогда не подумал!

— Наоборот, Александр Евгеньевич, наоборот. Я — оптимист. Неисправимый. Побитый жизнью, но верить не переставший. Потому и отдаю все борьбе — есть за что биться, убиваться… и других убивать. Апокалипсис не пощадил никого из моих — беременная жена и близнецы остались по ту сторону… Когда-то и мне хотелось туда же… Но есть люди, ради которых нужно жить самому — не для себя, но жить. Мы с вами, уважаемый Александр Евгеньевич, должны дать шанс другим, зубами прогрызть для них дорогу, ногтями прорыть путь. Для Ванечки, для всех динамовских и уралмашевских детишек, да и вообще для всех станций, даже для разнесчастных площадников, будь они трижды неладны!

Гость ненадолго умолк, затем, взвешивая каждое слово, медленно проговорил:

— Я многое про вас слышал. Плохого, хорошего, очень хорошего и очень плохого. Где правда, а где ложь — не разберешь. Одно ясно, торговаться с Вами бесполезно. Вы человек твердой воли, захотите — сделаете, не захотите… Да, я немало пообещал Ботанической, и обещания свои не только сдержу, но и ничего не попрошу взамен. Тут я честен. Но…

— А вот и начинаются встречные «но», — Мальгин в шутку погрозил собеседнику пальцем. — Я слишком давно «в бизнесе», чтобы ждать чудес. Твой подход рискованный: получив дары, надо признать, щедрые, я не обязательно сделаю ответные, совсем не обязательно. Хотя он, подход то есть, мне нравится. Люблю безрассудство, построенное на тонком расчете.

Гость развел руками, изображая полнейшую невинность:

— Александр Евгеньевич, я знаю и уверен, что победа будет достигнута не на поле боя и не силой оружия. Настоящая война идет не между станциями или не в меру честолюбивыми людьми. Есть более тонкие материи — там все и решится… Я хочу найти Зеркало и Алтарь для героя.

Дед изумленно присвистнул:

— Вооот даже как… неожиданно, неожиданно. Поразили старика, неприятно поразили. Последний полководец, который умудрялся смешивать войну с мистикой и символизмом, чрезвычайно плохо кончил. Вы понимаете, о ком я?

— О ком же?

— О Гитлере, молодой человек, о Гитлере.

Незнакомец что-то резко ответил, но что именно, было уже не разобрать — маленький Ванечка уснул прямо на полу, крепко сжимая в руках драгоценную машинку.

Иван сокрушенно потряс головой:

— Как говорится, на самом интересном месте… Знал бы тогда, черта с два бы уснул. Этот визитер показался мне знакомым, кто он?

— Это Отшельник, тоже из серых кардиналов. Стоял за главой Динамо — идеолог, стратег и так далее. Мне приходилось с ним встречаться, поскольку группа Игната, куда, как ты помнишь, я входила, подчинялась непосредственно ему. Нас так и звали, «гвардейцы кардинала». Именно он отдал приказ Игнату заткнуть пробоину на треклятой свалке.

— Точно, — обрадовался Ваня. — Вспомнил! А что он пообещал деду?

— Думаю, поклялся не трогать Ботаническую.

— А в обмен попросил Зеркало и Алтарь, это понятно. Аня, ты можешь мне наконец объяснить, что это за ерунда такая? Зеркальце в обмен на мир…

Хозяйка нахмурилась:

— Ты зря ерничаешь. Во-первых, Зеркало и Алтарь не материальные предметы, это символы. Во-вторых, Отшельник просил информацию о них. В-третьих, если бы кто-то не любил поспать, особенно посреди важных разговоров, мы бы знали несоизмеримо больше! Как бы твой дед ни смеялся над Отшельником и его склонностью к мистике, он сам являлся большим мистиком. Идея Зеркала принадлежит именно ему. Теперь выбирай: я своими кривыми словами рассказываю или опять в воспоминания ударимся, к первоисточнику?

— Давай «кино»!

— Что такое зеркало? — неизвестно кого спросил дед и тут же сам ответил: — Предмет для познания, вернее самопознания. Окружающий мир мы познаем при помощи органов чувств, а вот для познания себя Природа и Бог нас никаким естеством не наградили. Потому человек изобрел зеркало, чтобы, так сказать, восполнить досадное упущение могущественных сил. Что бы человек ни делал, к чему бы ни стремился, вся его деятельность неизменно возвращается и направляется к познанию собственного «Я». Самопознание — мотив для движения, стимул для жизни и та «морковка», за которой мы всю жизнь беспрекословно следуем и которую никак не можем достать. Любое человеческое действие — суть выражение своего «Я». Именно поэтому нам всем требуется постоянная оценка окружающих: правильное ли действие, красивое, благородное и так далее. Проблема в том, что наши действия, а значит, и наше «Я» все время оценивают другие. Мы как бы любуемся собой в отражении чужого мнения, видим себя глазами посредника. Вот и получается, что мы существуем не сами по себе, а лишь в оценках и мнениях окружающих. Нам необходимо найти к «Я» самое важное и правильное прилагательное: мое «Я» красивое, мое — умное, мое — еще какое-то. Но прилагательное придумывает не «Я», а наблюдатель со стороны и в такой оценке «Я» деградирует до «Я по мнению Его», что совершенно не равняется чистому «Я». И мы ищем Зеркало — настоящее, объективное, способное отразить чистейшее «Я». Ищем и не находим, потому как давно его утеряли. Если обращаться к Библии, то как раз в момент изгнания из Эдемского сада. В раю или Бог был незамутненным отражением человеческой природы, или, наоборот, человек служил неким, пусть и несовершенным отражением божественного. Но это не так существенно, главное, что наши далекие предки владели Зеркалом, а оно владело их истинным отражением. Но человечество взрослело, училось порокам, напитывалось грехами, увлеченно потакая самым низменным позывам, и его отражение мутнело, искривлялось. Отражать стало некого — вместо человека остался лишь сгусток грязи. И Зеркало пропало, ушло, не желая нести в себе людскую черноту и тьму…

— Аня, прекрати, я ничего не понимаю! — взмолился взмокший от чрезмерных умственных усилий Иван.