бумаг я узнала дядюшкин почерк… Моя «брачная дарственная». С весьма обидной формулировкой!
«…Обязуется одарить Север огнем, отдать долг Юга, — шевелила я губами, прыгая взглядом по строчкам. — Скрепить супружеский союз с сыном Эквеноров… Одарить род мужа наследником, если тому не будет препятствий, законных или магических… В случае, если Север найдет причину, чтобы отказаться от дара Юга, графство Экарте обязуется принять деву Эллайну обратно».
Превосходно! Выходит, Ташер еще и отказаться может? Вернуть меня дядюшке как «неподходящий, порченый товар»? И в каких, граксова бездна, случаях такое практикуется?
Несмотря на омерзительный тон формулировок, мне вдруг очень захотелось быть возвращенной. Пусть и порченой, и не подошедшей… Но отданной обратно — в мою сочность лугов, в мое жаркое лето, в мои вольные прогулки.
В мой простой быт, наполненный глупыми радостями молодой девушки. Всей этой чепухой, смешливостью, шутками, болтовней. Нелепыми страхами, бережно хранимыми воспоминаниями, беспочвенными обидами…
Я порой так злилась на леди Беатрис за ее прижимистость и надменность. И на Азару — за самолюбие и вздернутый нос. И даже на дядю, что порой будто бы умудрялся забыть о нашем родстве. Но сейчас я по ним так скучала, что зубы сводило болью, а за щеками скапливалась соль.
Мой Юг. Мой любимый солнечный Юг, такой жаркий, что пот испаряется с кожи белой дымкой…
Грудь защемило тоской. Как бы мне хотелось показать сиру Нетфорду тот, другой Эшер, настоящий. Который нельзя не полюбить!
С теплыми зелеными водами, в которых можно купаться целый день. С сочными фруктами, которые можно срывать прямо с деревьев и есть, протерев кожуру о подол платья. С длинными золотыми колосьями, что танцуют на полях, тянущихся от графских окон и до самого горизонта…
Мне хотелось свободы. До хрипов в груди, до хлюпанья в носу. Я южанка, потомственная, рожденная на Эшерской земле. Ее плодородные грунты и уютное тепло давно проникли в мою кровь, наградили ее огнем. И северянкой мне не стать никогда.
Следующий час я листала книги, посвященные ташерским законам. И ничего обнадеживающего в них не обнаружила.
По всему выходило, что полюбовно могут расстаться супруги, чей брак не скреплен магией и плотью, лишь в двух случаях. Если дева утратила дар огня и более не может «отдавать долг Юга». И если она признана храмовниками и целителями неспособной к одарению Предела наследником.
Но мои искорки были при мне, и сир Эверхар подтвердил, что с потомством проблем не будет…
Если муж незаконно отречется от здоровой и одаренной жены, то дева будет с позором изгнана из Ташера, а само герцогство потеряет связь с ее огнем. И ритуальная чаша в хрустальном храме снова потухнет.
Мне хватало ума понять, что Эйдан на такое никогда не пойдет. Не бросит крепость без огня посреди зимы, даже если жена станет ему окончательно ненавистна.
Если же дева незаконно отречется от мужа, то сама утратит связь с даром, оставив в Ташере все до последней искорки.
Был, конечно, еще вариант овдоветь… Обоюдно неприятный. Но его я пока не рассматривала.
С неприязнью отбросив дурацкие книги на ковер, на котором сидела, подмяв юбку, я направила взгляд в окно. Сколько времени я проторчала в библиотеке? Сколько сотен шагов прошел Эйдан по зимнему саду, сколько еще бутонов Хари воткнула в распущенные косы? Сколько вдохов успел сделать сир Нетфорд, собирая запах с ее смуглой шеи?
Снаружи будто бы начинало темнеть. Мне следовало найти более пристойное занятие, чем стонать от обиды и бессилия на ковре в библиотеке. В спальне меня дожидалась начатая вышивка, но от одной мысли пальцы судорогой сводило.
В отличие от Азары, мне никогда не хватало усидчивости на это монотонное занятие, достойное степенных дам. Похоже, ровно тогда, когда я и пяти минут не смогла провести за шитьем, леди Беатрис поставила на мне жирный крест.
Но Ташер предлагал очень мало развлечений для зимних вечеров. И каждый северянин искал себе занятие по душе, чтобы не свихнуться в крепостных стенах. Талия плела амулеты из розовой шерсти и цветов, нелла Фонтиера постигала новые вершины кулинарного искусства, старик Нхар мучил рассаду…
Сир Нетфорд колотил тренировочными мечами своих бойцов, Эйдан выгуливал шелковые халаты и ждал дозволения целителя отправиться в ближайший партэль. Леди Кет изучала ташерскую литературу и выписывала в личный блокнот избранные цитаты. Чем занималась Хари, я, право слово, не знала. Но теперь ей было с кем коротать длинные зимние вечера…
У меня же уже сводило скулы и от северной поэзии, и от их же философии. И особенно — от вышивки серых горных пейзажей, которых и за окном с лихвой хватало!
Переодевшись в плотное шерстяное платье и накинув на плечи теплый плащ, я выбралась через черный ход для слуг. Никем не пойманная, добрела до конюшен. Конюх спал, примостившись на кучке тюков и разнося по округе зычный храп.
Перламутрово-белый Лир лениво хрустел «ужином», показательно не замечая гостью. Айк, завидев меня, принялся нервно топтаться в стойле и осуждающе пофыркивать. А по правое ухо от черногривого красавца испуганно жалась к стенке новая кобылка — с огненно-рыжей гривой и белой звездочкой на лбу.
Я подошла ближе, протянула руку, стремясь коснуться золотистой гривы. Но лошадь клацнула челюстью и отступила назад. Поглядела на меня недоверчиво, затравленно.
— Чего ты так боишься? — прошептала я, упрямо протягивая к ней ладонь. Показывая свои белые пальцы, исколотые дурацким шитьем. — Я не опасна.
— Эй, леди, вы куда суетесь?! — встрепенулся конюх и осоловело потер лицо. — Не трош-шьте кобылицу, она нервная еще… Необъезженная.
— Откуда такая взялась?
— Да Гракс ее знает! — вскинул он руками и устало качнулся на тюках. — С последнего похода наши ее привели. Отбилась от какого-то отряда, с Южного предела, видать… Доскакала аж до разлома, чуть во мраке не искупалась. А теперь трясется, что девица на выданье!
— А вы не пугайте зазря…
Знаю я, как ташерцы девиц встречают. Холодом, комнатами страха и тысячей мерзких традиций.
— Да я-то что? Айк вот дерганый в последнее время. Много повидал там, да, дружок? — конюх сонно поднялся и принялся задумчиво седлать черногривого скакуна.
Кобылка дернулась от них, как от прокаженных. Фыркнула, забилась в самый темный угол, уперлась копытами в подстилку… Всем своим видом намекая, что себя оседлать не даст.
— К весне уж будет не такой гордячкой, а пока-сь погодьте, южная леди…
Лошадь вскинулась на задних ногах, чуть стены не разнесла. И впрямь буйная девочка.
— У-у-у, бестолковая! — конюх показал ей мощный кулак. — Ну ничего, мы ее… А коль под седло не