— Надя, возьми, — сказал Рой и протянул помело.
— Зачем? — удивилась она.
— Садись верхом на палку и станешь понимать, где верх, а где низ, чтобы впредь не летать вверх ногами.
Ёжкина уселась на метлу, и они полетели на юго-восток — в сторону реки Яришной. Столицу сверху трудно было отличить от тайги, потому что кроны вековых сосен и кедров почти закрывали крыши, а внизу не светилось ни огонька, и только ниточки улиц и переулочков, под лунным светом больше похожие на просеки, указывали, что тут живут люди.
Нов старался держаться как можно ближе к ведьмочке. Минут через десять полета Холмград кончился. Исчезли не только проблески крыш, но даже тропинки, словно внизу никогда не ступала нога человека.
Под ними простиралась тайга, деревья покачивали макушками, плескались волны таежных трав и цветов, а озерца и речушки рябили лунными дорожками. Сопка сменяла сопку, но все были лесистыми. Их склоны покрывали то кедрачи, то березовые рощи. Мелькнула одна сплошь заросшая рябинником, и даже с высоты было видно, что на деревьях янтарно светятся созревающие ягоды.
— Правильно хоть летим-то? — поинтересовался маг. — Направление ты, Лес, точно знаешь?
— А чего его знать? — отмахнулся юноша. — Надя нас с закрытыми глазами куда надо выведет. Их, ведьмочек, к Лысой сопке тянет неведомая сила.
— Ну ладно, положимся на ведьмин инстинкт, — решил Кам.
Они летели по черному небу под крупными звездами и яркой большой-пребольшой луной.
— Как краси-иво! — певуче восторгалась девушка. — А вот и Яришная, — обрадовался Нов, который узнал петлявшую под ними речку, знакомую по рассказам деда Пиха.
Они пошли на снижение и дальше двигались над зеркальной поверхностью, следуя вслед за течением и изгибами легендарной речки. Впереди показалась сопка, усыпанная огнями. У костров суетились фигурки. Они размахивали руками, что-то задорно выкрикивали, пели и танцевали. Чувствовалось, что слет передовиков колдовского искусства только начинается, и до настоящего шабаша пока не дошло.
— А вот и мы-ы! — закричала юная ведьмочка, пикируя на травянистый склон. — Ура!
Снизу им ответил приветственный хор:
— Давайте к на-ам!
Глава восемнадцатая. Шабаш
Хлебну-ка молочка от бешеной коровки.
Крошечка-Хаврошечка
Они приземлились у ближайшего костра. Их встретила хохочущая толпа ведьм — молодых и старых. Здесь были блондинки и брюнетки, рыжие и седые — все с распущенными волосами, все в белых сорочках, подпоясанных алыми лентами, все босы и с горящими по-кошачьи глазами. Они хороводились с колдунами, старики и молодые парни одеты были в льняные отбеленные рубахи и подштанники. Над огнем исходил паром медный котел. Новоприбывшим зачерпнули отвара расписным деревянным ковшом, разлили по глиняным кружкам и с поклонами предложили отведать.
— Как зовут наших новых друзей? — спросил усатый колдун.
— Меня — Надя Ёжкина, — представилась ведьмочка, принимая протянутую кружку.
— Пей, — велели ей.
И пока девушка пила горячее варево, собравшиеся затянули хором:
— Выпьем мы за Надю, Надю дорогую… Мир еще не видел милую такую… Разгорятся глазки, распахнутся губки… Ах, как жаждут ласки грудки у голубки!.. Пей до дна, пей до дна, пей!
Ведьмочка допила, отбросила кружку в темноту, утерла губы и сказала:
— Как не стыдно петь такие нескромные песни! В ответ грянул смех.
— А почему ты прилетела на помеле? — спросил усатый колдун.
— Меня Фома Беренников научил, — призналась Надя, — потому что я еще неопытная, в полете путаю верх и низ. А так сижу, как на коне, а не вверх ногами.
— Умно, — признал колдун и протянул кружку юному чародею. — А тебя как звать-величать?
— Я — Лес Нов.
— А почему ты в мирской одежде, а не в белых одеждах?
— Я — чародей, в любом наряде летаю.
— Неужели чародей, — не поверил усатый. — Докажи.
Лес протянул руку к кружке, и она сама поплыла к нему по воздуху, приподнялась, наклонилась, струйка жидкости полилась в рот, но так пить было неудобно. Нов перехватил кружку рукой и пока пил, хор пел ему величальную.
— Выпьем мы за Леса, Леса дорогого… Мир еще не видел милого такого… Чародей прекрасный в гости к нам явился… Весь — как месяц ясный в облаках пробился… Девок поцелует, баб он приголубит… Кого — приобнимет, а кого — полюбит! Пей до дна, пей до дна, пей!
Нов пил горячий ароматный отвар, хмельная жидкость пузырилась и щекотала нёбо. Он чувствовал, что каждая клеточка его распахивается навстречу этой ночи, полной звезд, лунного сияния и блеска костров, отражающихся в водах Яришной. Глаза его приобрели необыкновенную зоркость и видели теперь в темноте не хуже таежного зверя. Интересно, что это за отвар, размышлял юноша. Почему мне дедуля никогда о нем ничего не рассказывал?..
— Ну а ты кто, муж-лесич? — спросил колдун. — Тоже чародей, судя по одежде?
— Он не просто чародей, — не удержался Лес. — Он маг! Покажи им бетельгейзера или вегианца, пусть подивятся!
— Я — Фома Беренников, — представился Кам. — Веселый человек и чуть-чуть маг.
С этими словами Рой превратился в черную кляксу, видимую лишь потому, что огонь костра обтекал сгусток темноты, внутри которой не вспыхивало ни искорки. Потом клякса исчезла, а на месте ее возникла туманная корона, пронизанная сполохами звезд, вращающихся огненно-зеленых спиралей и колышущихся полотен северного сияния. Про него Лес слыхал от старших товарищей, бывавших на северных границах княжества. Над поляной повисли лунные радуги, так что почти каждый, стоящий у костра, окунулся в ледяное радужное сияние.
Все ахнули от вида неземной красоты, но принялись дрожать от холода. Хорошо, что Рой не дал зрителям замерзнуть, а снова обернулся человеком и протянул руку за кружкой.
— Вот это да! — восхитился усатый. — Ты и вправду самый великий волшебник! Вот это было зрелище, вовек не забуду! Думаю, что о сегодняшнем шабаше будут поминать еще долгие годы. Нечасто к нам на праздник прилетают чародеи. Обычно сторонятся, считают неровней себе. Мол, что нам колдуны с их малыми способностями? Да еще и на солнышке грозятся подвесить, ежели в заклинаниях порой ошибешься да вместо дождя-сеянца град с грозой вызовешь… Спасибо тебе, Фома, что прилетел к нам, не побрезговал компанией. И насчет помела это ты здорово придумал, а то ведьмы-перволетки к нам на праздник частенько прибывают так, что пятки в небе, а подол на голове.
Кам поднес кружку к губам, а хор слаженно грянул величальную. Нов не мог понять: как это у них получается так дружно и складно сочинять на ходу?
— За Фому мы выпьем, друга дорогого… Мир еще не видел мудрого такого… Чародей великий прибыл к нам на праздник… Весь он луноликий, хоть большой проказник… Радугой морозит, звездами ласкает… А как глянет в очи — искры высекает… Всех он нас полюбит, всем залезет в души… Всех он приголубит: девок, баб, старушек… Мы красавца станем целовать прилежно… Сбросим покрывала тканей белоснежных! Пей до дна, пей до дна, пей!
Тут Леса, Надю и Роя подхватил хоровод, и живая цепочка потекла вверх, обвивая безлесый склон сопки, навстречу пылающим кострам. У ближайшего огня распевали частушки самого вольного содержания.
За рекою дождь идет,солнце книзу клонится.Меня миленький… трясет,хочет познакомиться.
Моя милка губки выставит,как рыбий пузырек.Сядет, а у ней отвиснет,как у юта козырек.
Меня милый уговаривал: —Ты це или не це?Если це — пойдем за баню,а не це — так на крыльце.
Стоит милка на крыльцес выраженьем на лице.Выражает то лицо,чем садятся на крыльцо.
Полюбила — ого-го! —дамского угодника.Оказалось — у негобольше сковородника.
Шел я лесом, лесиком,вижу — хрен с колесикомкатит рыжую …дуу кукушек на виду.
Под горою сука выла,на горе кобель урчал.Жена мужа схоронила,из могилы хрен торчал.
Патрули пути закрыли,на деревню нет езды.Растеряла моя милкавсе детали от… избы.
И еще было великое множество частушек, куда непристойней, но хоровод унес их дальше — к следующему костру. Тут у огня ведьмы устроили соревнование: кто больше молока уворует? На огромных весах-коромыслах взвешивались бадейки, в них ведьмы-претендентки срыгивали сливки от коров, стоящих где-то в чужих хлевах за много верст от сборища.
У четвертого костра шел обмен опытом.