Тихонько охаю, чувствую, как живот начинает болеть сильнее.
Кое-как встаю, выхожу из комнаты, иду по коридору к Светке, которая сидит на своем рабочем месте у входа.
– Свет, – тяну невесело. – Обезболивающие есть?
– Не-а, – качает головой она.
Морщусь сильнее.
– Тогда я домой на минутку, – предупреждаю ее. – Захвачу таблетки и назад.
Света кивает, отпуская меня.
Не трачу время на переодевание, выхожу из садика как есть – в синей униформе, которую мы выбрали для всех работников, чтобы выглядели солиднее.
Поднимаюсь на третий этаж, открываю дверь.
Сразу спешу в комнату. Таблетки я храню на верхней полке шкафа, чтобы близнецы ненароком не добрались. Достаю, пихаю одну красную капсулу в рот. Запиваю стаканом воды, который еще с ночи стоит возле дивана, забытый нами.
Не помогает. Боль режет меня изнутри. Но оно и не должно помочь мгновенно, так? Надо подождать хоть несколько минут.
Обессиленная, усаживаюсь на диван, решаю немножечко подождать, дать организму передышку. И…
И почти сразу забываю про боль, услышав горький-прегорький плач за стенкой.
Тиграшка воет… Это без сомнений. Артур он как-то повзрослее, хотя старше всего на две минуты. Он редко плачет, в основном отмалчивается. А Тигран плачет вот так, с надрывом.
Слышать его вой неприятно, но я понимаю – так бывает.
За свою материнскую карьеру длиной в восемь лет я выучила многое. В частности то, что порой дети плачут просто потому, что хотят плакать. Это раньше казалось – садисты родители измываются над малышами, избивают их хворостиной, заставляя рыдать в три ручья. Но, став мамой, я поняла, что причины плача могут быть гораздо банальнее – игрушка упала, не дали сладкое, стало жалко мишку, которого забыли у бабушки…
В общем, в основе своей детские слезы – не повод бить тревогу и обвинять родителей во всех смертных грехах.
Однако слезы – не единственное, что мне слышно через стенку.
– Иди сюда, паршивая дрянь! Я тебя за этот телефон изничтожу! Кто тебе разрешал прыгать на диване, сука ты мелкая!
Меня передергивает.
Ситуация становится понятнее – скорее всего, Тиграша разбил телефон.
Но кто эта истеричка? И почему она считает возможным говорить такое Тиграну? К тому же всем мамочкам давно известно – не хочешь, чтобы твой гаджет сломали, не оставляй его в зоне доступа детей.
– Мамоська, я слусяйно! – кричит детский голосок.
Шепелявый. Точно Тигран. Мамочка, видите ли. А столько отчаяния в детском голоске, столько страха, что у меня внутри аж все обрывается. Так и вижу его испуганное личико, огромные карие глазки.
Да, я провела с близнецами совсем немного времени, но каким-то образом успела их полюбить. Они мне больше не чужие, их боль – моя боль. И отношения с Рафаэлем тут совсем ни при чем.
– Иди сюда, паскуда! – снова женский крик. – Я тебя из-под кровати достану, тварину такую… Всю жопу излуплю!
Наверное, Тиграшка опять спрятался, он так обычно делает, если набедокурит.
Истеричка продолжает орать, угрожая ребенку всеми возможными карами.
Мне уже хочется ее за это прибить, и дико жалко мальчонку, на которого она срывается.
Понятно, что телефон жалко, но не настолько же, чтобы так обзывать ребенка. Ему четыре года, между прочим!
Но может, поорет и успокоится?
В самом деле, не будет же она его бить?
Однако уже через несколько секунд я слышу душераздирающий вопль, а потом истеричную мольбу:
– Мамоська не надо! Я больше не буду!
И снова вопль.
Что «не надо»?
Что там происходит, вашу мать?
Я подскакиваю с дивана, изо всех сил прислушиваюсь.
Снова полный отчаяния и боли вопль Тиграшки. Ор истерички и новый детский крик.
Сердце разрывает в клочья.
Чувствую себя так, будто это меня там бьют, а не его.
Не могу это терпеть.
А делать что? Вызывать полицию? Из-за плача ребенка? А они приедут? Через сколько?
Тут же вспоминаю, что вчера забыла отдать Рафаэлю ключи от квартиры.
Быстро нахожу их в рюкзаке, с которым ездила на дачу к подруге.
Иду туда…
Не могу по-другому.
Я не помню себя, выскакиваю из квартиры, сую ключ в замочную скважину, а он почему-то не засовывается, руки слишком трусятся. Наконец мне удается открыть дверь, бегу прямиком в детскую.
Уши режет от детского плача, Тиграшка им уже буквально захлебывается.
Каждая секунда, что он рыдает, кажется мне пыткой длиною в год.
Резко распахиваю дверь и наблюдаю, как уже знакомая мне блондинка с размаху лупит парнишку ладонью, а тот подпрыгивает, пытается увернуться.
– А ну, отпустила его! – ору на блондинку.
Та таращится на меня обалдевшим взглядом, но все же выпускает плечо Тиграна.
Малыш тут же кидается ко мне.
– Артур где? – спрашиваю, пряча Тиграна за своей спиной.
– Тебя не звали! – орет она. – Че приперлась?
Не реагирую на ее вопли, сканирую взглядом комнату.
– Артур! – зову громко.
Мне не отвечают.
Я уже близка к панике… И тут я его вижу.
Мальчишка стоит в трусиках в самом углу комнаты. Весь скукожился, голову в плечи вжал, трясется. Это его наказали, что ли? Как давно он стоит в том углу?
– Артурик, милый, иди ко мне! – зову его.
Он оборачивается, смотрит на меня с робкой надеждой.
Маню его рукой, он пару секунд мнется, а потом бежит ко мне со всех ног. Вот только, чтобы добежать до меня, ему нужно обогнуть мать, а она встает на его пути.
Я резко подаюсь вперед, хочу его забрать, но она не дает.
– Пошла вон отсюда! – рычит блондинка. – Детей отпустила и пошла! Если немедленно не уйдешь, я вызову полицию!
– Полицией меня стращаешь? – я возмущаюсь еще больше. – А давай! Звони в полицию, я подожду. Или хочешь, я позвоню, заодно звякну в ювеналку или куда там принято звонить, если бьют детей… Я узнаю куда, можешь не переживать! И Рафу позвоню. Вот прям щас!
– И что ты скажешь? – она кривит губы. – Что ворвалась сюда как истеричка, перепугала меня и детей? Мальчики ничего не скажут, они ведь не хотят, чтобы мама опять исчезла. Правда, сыночки?
– Ах, ты с… – прикусываю язык.
Негоже оскорблять мать в присутствии детей.
Но какова нахалка. Она их еще и шантажирует!
Я подхожу к ней, сцепив зубы вырываю из ее руки ладошку Артура, отвожу его к Тиграну. Наклоняюсь к мальчишкам и прошу их:
– Братцы, сходите ко мне в гости, побудьте там несколько минут, дверь открыта. Мне очень нужно поговорить с вашей мамой.
– Никуда они не пойдут! – воинственно заявляет блондинистая выдра.
– Мальчики, вперед! – я громко хлопаю в ладоши.
Хлопок – сигнал.
Этот знак особый, мы с хлопками в ладоши играли с ними в игру «На старт, внимание, марш!». Тиграше с Артуром она очень нравилась.
Неожиданно, а может и ожидаемо, дети слушаются именно меня, срываются с места и убегают.
Я же поворачиваюсь к их матери.
В выражениях не стесняюсь:
– Ты охренела, сука, так их лупить и психику ломать? Что плохого они тебе сделали?
– Это ты охренела лезть в чужую семью! Знаешь такую поговорку: на чужом несчастье счастья не построишь? Так вот, не видать тебе счастья с Рафом и моими сыновьями, поняла? Тварь!
Ох ты ж боже мой.
– Что для тебя счастье? Детей лупить, пока Раф не видит? – не отмалчиваюсь в ответ.
Ведь я-то знаю, он не позволил бы. Про него много разного можно сказать, но он не жестокий.
– Как воспитывать детей – мое личное дело, тебя никак не касается. Если понадобится, я тебя когтями из своей семьи выдеру… – шипит она, а потом растопыривает пальцы с красными ногтями, отчего-то похожими на орлиные когти.
И…
Идет на меня!
Наверное, мне следовало испугаться.
Противница выше меня ростом, теоретически сильнее физически, к тому же явно не в адеквате.
Но в эту секунду мне вспоминается, с каким остервенением она лупила маленького Тиграшку… Да и не из той я породы людей, которые бегают от драки.