партии, их действия послужили поводом для преследования и арестов непричастных товарищей.
— И в Австрии мгновенно было покончено с прекрасной демократией, — говорит Лотта.
Кардан кивает.
— Когда я думаю об этом, то теряю всякую уверенность, что можно куда-то сбежать.
СЦЕНА 13 Бедные, но несчастные —
Лувесьен, январь 1934 года
Лай Харраса приветствует Лотту еще до того, как Курт открывает ей дверь. Она слышит пса, стук его лап по паркету. За ним следуют шаги хозяина.
— Заходи, — говорит он, стоя в дверях.
В гостиной Лотта со вздохом валится на диван.
— Это была сложная неделя, но думаю, мы все успели сделать. Спасибо, что передал деньги Кардану.
— Должен признаться, что я немного удивился твоей просьбе. Мы его почти не знаем, и если один раз и встречали, то у меня было чувство, что его медлительность раздражает тебя не меньше моего.
Лотта смотрит на него с удивлением. Она с трудом вспоминает, как познакомилась с Карданом, поэтому не чувствует ни отвращения, ни радости по поводу встречи с ним. Ей немного стыдно за безразличие, которое вызвала у нее эта жалкая фигура, еще недавно сидевшая за столом напротив.
— Наверное, я чувствовала, что мы все теперь должны держаться вместе. Самое малое, что можно сделать против этой мрази, как думаешь? И я правда считаю, что он может нам помочь.
Курт откашливается.
— Он хотя бы не похож на мошенника.
Лотта кусает губы. Еще ни разу Курт не произносил таких резких слов об Отто — и она, в общем, не может с ним не согласиться.
— Бедный Кардан — точно нет. Это так ужасно — вдруг оказаться сиротой, все равно в каком возрасте. Надеюсь, ты смог убедить родителей покинуть страну?
— Они думают обосноваться в Палестине.
— В Палестине? Но это так далеко.
Курт кивает.
— Они не хотят быть незваными гостями и ставят на новое государство Израиль. Да и британцы не хотят впускать в страну так много евреев сразу, чтобы арабов не испугать. Поэтому родители еще ждут.
— Боже мой! Мне не кажется, что там молочные реки, кисельные берега. Твои родители действительно хотят именно туда?
Он пожимает плечами.
— Они ищут новую родину, как и все мы. Кстати, мне очень помогло то, что ты прислала этого верного мальчика. Спасибо еще раз, — он гладит Харраса. — Какое замечательное зрелище он устроил, когда его привезли в огромном ящике и поставили перед домом. Все соседи прилипли к окнам. Он их не разочаровал и показал самый длинный в мире номер отливания мочи.
Лотта смеется:
— О, Харрас!
— Нет, правда, я думал, что он никогда не закончит. Наверное, от волнения сдерживался всю поездку. Он теперь уже не так громко скулит по ночам, как вначале. Я боялся, что пес тоскует по нашему домику в зелени.
Лотта морщится.
— Тебе это будет неприятно, но я рада, что он продан. В пустом доме есть что-то жуткое. Ты уже решил, что делать с остальной мебелью? Кое-что мы оставили на время у родителей господина П.
— Наверное, пусть она побудет там, пока я не найду место, где захочу жить постоянно. Может, я скоро надолго поеду в Голливуд.
Голливуд? Лотта выдавливает из себя улыбку.
— Похоже на сон. Что планируешь там делать?
— Мне написала Марлен Дитрих. Она хотела бы, чтобы мы с ней и Штернбергом работали над музыкальным фильмом.
Лотта не может удержаться от колкости в адрес знаменитой актрисы.
— Помнишь, как она пробовалась для «Трехгрошового фильма», а Пабст ее не взял?
Курт поднимает брови.
— Если я правильно помню, он отказал ей, потому что посчитал ее ноги слишком красивыми, а ее саму — слишком высокой.
Об этом она не подумала. Лотта с раздражением смотрит на свои руки.
— Тогда пусть мебель хранится там, пока не будет ясно, где ты останешься. И, кстати, если ты встретишь симпатичного американца, за которого я могу выйти замуж, привози с собой.
Некоторое смущение не позволяет ей выразить прямо, что она практически полностью потеряла интерес к Отто.
— Господин П., к сожалению, после продажи дома задолжал нам довольно много денег. Надеюсь, когда-нибудь мы увидим его снова.
Конечно, Отто смог найти миллион отговорок, почему Курту возвращается только часть денег.
— С каких пор ты стала такой мелочной? — спрашивал он во время последней ссоры.
— Ах, если бы речь шла только о моих деньгах! Я даже подумать не могла, что ты захочешь сидеть на шее именно у Курта.
— Я не единственный, кто так делает.
— Я никогда ничего не брала без его ведома. И, кроме того, я была его женой. Это все же другое.
Отто пнул ножку стула.
— А я тот человек, который вкалывает, чтобы вывезти ваше имущество из страны. Он же может проявить хоть немного великодушия.
— Великодушия? Да ты и мизинца его не стоишь.
На этот раз никакого примирения в постели не произошло.
Лотта с сожалением смотрит на Курта.
— Мне жаль.
Он удивленно улыбается.
— Ну что ты. Кто знает, может быть, иначе все бы пропало.
— Спасибо тебе за эти слова, Курт. Как было в Италии, прекрасно? Нееры хорошо себя вели? Ты воспользовался моим советом?
— Каким советом?
— Не держать слишком долго твою лысинку на солнце…
— …чтобы я не поглупел, да? Я себя сдерживал — кроме плавания, конечно.
— Как там Нееры? — Что там с Эрикой?
— Кас вел себя странно. Где бы ни встречались эмигранты, поблизости всегда были сотрудники тайной полиции. Думаю, что они специально не скрывали слежку. Люди должны были чувствовать себя не в своей тарелке. Но я заметил, что он явно стеснялся показываться рядом со мной.
— Что за оппортунист! Думает, наверное, что это может навредить ему в Германии. — А что с Эрикой?
— Германия! Как только я выучу другой язык, и слова не произнесу по-немецки.
— Oui, bien sur. That’s the way, — бодро говорит она.
Лучше бы она разочарованно затопала.
— Всегда забываю, какой светской дамой ты