Газета «Правда» писала в те дни: «Германское радио передало заявление «авторитетных военных кругов Берлина», что советская авиация с 15 по 25 августа за время налетов на Кенигсберг, Данциг и другие города Восточной Пруссии якобы потеряла 136 самолетов. На самом деле за время налетов на военные объекту городов Восточной Пруссии советская авиация не потеряла ни одного самолета. Был случай, когда один самолет вовремя не вернулся на базу, считался потерянным, но и он позже нашелся. Жульническое сообщение лжецов из бандитского дома Гитлера и К°, во-первых, является самым убедительным свидетельством эффективности налетов советской авиации на военные объекты немецких городов и, во-вторых, проявлением бессилия немецкой противовоздушной обороны помешать этим налетам».
А вот как налет советской авиации восприняли сами немцы. «Правда» писала: «У убитого на Западном фронте немецкого лейтенанта Карла Кресса найдено письмо от Вилли Крафта. В нем говорится: «Ты уже, наверное, слышал, что русские нанесли нам визит. Мы забрались в глубокое убежище, но и там были слышны разрывы бомб... После мы осматривали работу русских... Это ужасно. Ты должен помнить семиэтажную гостиницу против Центрального вокзала. В ней проживали офицеры не только местного гарнизона, но и приезжие. Прямым попаданием бомб гостиница разрушена. Многие находившиеся там погибли. К всеобщему сожалению, погиб и полковник генерального штаба, прибывший накануне из Берлина. Разрушены казармы СС. Несколько бомб попало в форт. Всего, что на! верили русские, не перечесть. До сих пор нам здесь жилось уютно и спокойно. Каждый радовался, что он находится в глубоком тылу, и считал себя в полной безопасности. Русские разрушили эту иллюзию».
Да, мы разрушили их иллюзии. Грохот взрывов наших бомб был как бы напоминанием о неминуемом крахе рейха.
А у советских людей наши рейды по тылам врага укрепляли веру в конечную и неизбежную победу над врагом.
Прошло больше года войны. Теперь за нашими плечами немалый боевой опыт. Мы бомбим врага от Черного моря до Финского залива. Бомбы сыплются на объекты фашистов в их глубоком тылу.
Наши экипажи научились летать в любое время суток в самых сложных метеорологических условиях. Командование и штабы четко организуют боевую работу. Теперь почти нет одиночных полетов. Массированные удары обеспечиваются специальными группами наведения и обозначения цели. Результаты бомбардировки контролируются фотографированием до и после удара. Мы стали сильными. Нам теперь по плечу любая самая трудная задача.
26 августа 1942 года: «Находимся над Берлином»
Предстоит очень трудная задача: бомбардировка фашистского логова — Берлина. Вчера, 25 августа, я доложил о готовности эскадрильи к выполнению задания.
С аэродрома постоянного базирования мы не могли нанести удар по фашистской столице — нужно было дополнительное горючее примерно еще на два часа полета. Это показали замеры остатков бензина в баках после вылетов на Кенигсберг, Данциг, Тильзит, которые явились своеобразной проверкой наших сил и возможностей.
Командование решило: взлет ударной группы произвести где-то вблизи линии фронта. С этой целью подготовили несколько полевых полос (мы их называли аэродромами подскока), где были созданы запасы горючего, имелись необходимые технические средства для мелкого ремонта машин. Аэродромы подскока прикрывались истребителями, патрулировавшими на разных высотах в воздухе и дежурившими на земле, охранялись зенитными батареями.
Сегодня днем мелкими группами на бреющем полете, держа ограниченную связь с землей, чтобы не быть запеленгованными (воздушные радисты работали только на прием) мы перебрались на полевые аэродромы, тщательно замаскировали наши боевые машины. Техники, доставленные сюда транспортными самолетами, заправили наши Ил-4, произвели необходимую профилактику материальной части. Им помогали все.
Тридцать минут до взлета. Экипажи получают последние указания, сводку погоды, данные связи. Сверяем время по часам главного штурмана, согласовываем новый опознавательный сигнал «свой самолет». Поступает команда: «Разойдись по самолетам!»
И вдруг кто-то крикнул:
— «Рама»!
В небе появился немецкий самолет-разведчик. Кружится, ищет, нащупывает. Истребители погнались за ним. Настигли? Сбили? Обнаружил он нас или нет? Если обнаружил — беда! Вызовет по радио своих бомбардировщиков, тогда они дадут нам жару.
Надо взлетать. И как можно быстрее. Каждый стремился скорее подняться в воздух. Все рулили к старту. А там уже очередь. Ведь полоса-то одна.
Я тоже тороплюсь к месту старта. Поле большое, неровное. Громко стучат стойки шасси. Мне жалко машину, но что поделаешь! Сзади уже выруливают другие. Вот и старт. Что делать? Стоять в очереди? И тут вижу запасную полосу, предназначенную для посадки дежурных истребителей. Направляю машину к ней. Летчики эскадрильи, поняв мой замысел, устремляются за мной.
«Теперь интенсивность взлета удвоится», — думаю я и начинаю разбег. Ревут моторы. Бомбардировщик, переваливаясь на неровностях, идет на взлет. Двигатели работают на предельной мощности, а самолет бежит тяжело, словно нехотя. Он прыгает, трясется, жутко гремит металл. Наконец скорость отрыва набрана. Небольшое движение штурвала — и мы в воздухе! Самолет повис и стал медленно набирать высоту.
— Васильев, — обращаюсь к стрелку, — что там сзади нас?
— Взлетают два самолета одновременно.
— Вот и хорошо.
На душе становится легче.
Так начался этот полет на фашистскую столицу. Дойдем ли мы до намеченной цели? Задание сложное и, разумеется, очень опасное. Шутка ли — до самого Берлина и обратно! И все время вслепую, не видя горизонта. А такой полет, если не пользоваться специальными приборами, дающими летчику представление о положении самолета в пространстве, попросту невозможен.
Теоретически это очень просто — смотри на приборы и выдерживай нужный режим полета. Но дело в том, что вестибулярный аппарат человека помогает ориентироваться в пространстве, когда ты связан зрительно с окружающими предметами. Но закрутись в небе среди облаков, и не поймешь, фигурально говоря, где ноги у тебя, а где голова. Летчик, который в такой момент пилотирует самолет по приборам, сам не имеет представления о положении аппарата по отношению к горизонту. А приборы все знают. Но ты иногда излишне самоуверен. Свои ощущения принимаешь за истину. Да, пилотировать по приборам — очень сложное дело, нужна систематическая тренировка, но еще труднее заставить себя при полете в облаках не верить своим ощущениям. Увлечешься, и обманут они тебя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});