Читать интересную книгу Течение времени - Эдгар Вулгаков

Но по детской привычке любит прыгнуть к отцу на колени, обняв за шею, поговорить о том, что ее волнует.

– Папочка, наш Дагни слабеет с каждым днем, плохо слышит. Кошка Дуся лижет ему мордочку, а он, не открывая глаз, благодарно подергивает хвостиком. Я обнаружила, что у него слабеет зрение. Что делать, как ему помочь? Дина, моя одноклассница, говорит – усыпить. Разве такое возможно – он же член нашей семьи, почти мой ровесник, товарищ всех моих игр, преданный друг. Я его очень люблю, и он нас всех любит, все понимает. После этого разговора мне с Диной неприятно общаться.

– Что поделаешь, время берет свое. Дагни глубокий старик. Он все время спит, почти ничего не ест. Ты должна быть готова к его смерти. Единственное, что может нас утешить, – то, что он доживает окруженный любовью и заботой.

– Да, я все понимаю, па, но мне будет трудно без Дагни, тяжело.

– Конечно, девочка, но годы делают свое дело, как это ни печально.

– Знаешь ли ты, что у тебя сильно посеребрились виски в последнее время?

– Знаю, мне мама говорила.

– С чем это связано?

– Дорогая моя, с возрастом, с переживаниями, с жизнью. Она-то, жизнь, течет с разными поворотами, водоворотами, водопадами. А знаешь, как Вера Инбер сказала о появлении седины?

Уже седой ветерок подул,Вестник далеких отплытий.Уже мне уступают стул,Сядьте мол, посидите.И я сажусь, что ж,Пусть за меня постоит молодежь.

– Папочка, я тебя очень люблю, очень. Ты моя главная подруга, подругее мамы, если можно так сказать. Мама, даже когда дома, все равно мыслями в своей клинике. Я ее, конечно, тоже очень, очень люблю, но чем я становлюсь старше, тем больше ты мне нужен. Эти стихи не про те6я, ни капельки не про тебя, ясно? Ты же у меня молодой и красивый, а седина тебя только украшает. Понимаешь, ты у нас с мамой мо-ло-дой и красивый! И эти стихи не про тебя.

Она пристально смотрела в его глаза.

– Да, согласен, не про меня, еще рано.

– Да не рано! Они вообще не про тебя, ясно, мой дорогой и любимый папочка-подруг!

– Ясно!

– То-то! Я тебя целую, вот так, и убегаю на английский.

– Когда тебя встречать?

– Как всегда в половине десятого, yes?

– Yes, yes!

Вскоре пришла Леночка, уставшая, но, как всегда, активная. Спросив про Танюшу, подошла к Дагни, погладила его по мордочке – он не пошевелился. Через пять минут уже на кухне она стала готовить ужин, и Алеша, оставив свои бумаги, принялся ей помогать.

– А теперь, Алешка, когда ужин готов, слушай меня внимательно о важнейшем событии в моей жизни.

– Интересно, неужели я тебе надоел, и ты бросаешь меня и Танюшку, Дагни и даже тетю Грушу, кошку Дуську и создаешь новую семью?

– Дурачок, даже дурак! Этот твой перл остротой не назовешь, скорее, симптом маразма, хотя тебе еще рановато.

– Боже мой, за, скажем, почти двадцать лет совместной жизни душа в душу, когда ничего кроме «Алешенька», «дорогой», «милый» и прочих слезливо-паточных, как я теперь понимаю, обращений к себе не слышал, и вдруг оказываюсь дураком и даже маразматиком. Ну спасибо, дорогая жена, ну спасибо. За это я с тобой разделаюсь в одночасье, как повар с картошкой.

Алеша подхватил Леночку на руки, а она обняла его за шею, и они замерли среди комнаты в долгом поцелуе.

– Алешенька, пусти, звонят в дверь, – не в силах вырваться из его объятий, прошептала Леночка.

– Пускай звонят, открывать будем вдвоем, как у нас бывало не раз.

Удерживая одной рукой вырывающуюся Леночку, Алеша повернул ключ. В дверях стояла Светлана.

– Светланочка, Светик, – в два голоса радостно воскликнули оба, – откуда, неужели прямо из Монголии?

– А вы, как всегда, деретесь, милая парочка? С вами все ясно. Почему не слышно голоса Дагни? Где Танюша, тетя Груша, наконец? Может быть, Алеша, ты опустишь на пол Леночку и занесешь в квартиру вещи?!

После объятий и поцелуев доложили, что Дагни совсем состарился – три раза в день его выносят на руках во двор, где он через пять минут просится домой, тетя Груша поехала в гости к Наталии Михайловне в райцентр. Света подошла к Дагни, присела перед ним, почесала за ушком, погладила исхудавшую собаку.

– Ребята, Дагни умирает от старости. А от старости лекарств нет. Он меня не узнал, даже хвостиком не шевельнул, сейчас у него температура, снимем жар, поддержим инъекциями его сердце, но больше месяца он вряд ли протянет. Кто его доктор? А, Свеклин Иван Васильевич, знаю. Позвоните, передайте от меня привет, скажите, что я сама займусь Дагни.

Глаза Светланы были влажные и строгие.

– Подумать только! Все детство и юность Танюши прошли под его опекой. Для семьи он настоящий преданный друг, так ведь?

– Да, так! Его потеря для нас большое горе. В доме будет пусто, когда его не станет, – вздохнула Леночка.

– Вам нужен щенок той же породы и масти. И я вам найду такого щенка, да еще отличного. Я так и думаю.

– У Светика для всех на всех имеется время – и на Танюшу, и на Дагни, и на Леночку, а на меня и на кошку Дусю не хватает.

– А вот Дуся появилась! Кисуля, иди ко мне. Тоже уже в приличном возрасте. А с тобой, Алеша, разговор впереди. Докторскую защитил?

– Нет еще. Вот она лежит на столе.

– Я знала, что у тебя впереди инженерная наука, а гуманитарные мучения пройдут. Ты молодец.

– Ладно, допустим. А ты?

– О себе потом.

Вечером за ужином Света все восхищалась Танюшей – три года назад была девочкой, которая на всех снимках была с кем-нибудь в обнимку: с мамой, папой, тетей Грушей, со мной, но чаще всего – с Дагни.

– Тетя Света, пожалуйста, хватит обо мне: высокая, тощая, папа называет «ледащая», но, в общем, ничего, красна девица. Так где, вы говорите, были наши фотокарточки?

– Я их возила с собой повсюду, по всей Монголии, из одного аймака в другой, в сумке, притороченной к седлу лошади. Так все три года. Часто тяжело физически, но это ничто по сравнению с грустью. Тогда доставала фотографии, сто раз рассматривала. Из Союза со мной были еще трое: два зоотехника и женщина-санитарный врач, работавшая с населением. Сопровождали нас также местные зоотехники и охрана. Зимой жили в Улан-Баторе, обрабатывали полевые материалы, которые потом легли в основу коллективной монографии под моей редакцией. Каждый день читала лекции в университете, проводила консультации. Получила почетное звание профессора, разные правительственные награды и заработала кучу денег в рублях и в валюте. Теперь я стареющая богатая невеста, вот так. Алеша, пожалуйста, помоги привезти мой багаж – накупила вам всякой зимней и осенней одежды. Должна подойти – мерку я с вас заранее сняла и высчитала для Танюши – на рост выше маминого, учитывая, что современные дети акселераты. Ой, как я счастлива, что вас вижу! Если бы вы знали, как я устала – даже сердце болит от усталости или от радости, что я дома, что вижу вас. Кажется, верхом на лошади я растеряла последние остатки энтузиазма молодости. Все вам выпалила, как из пулемета, а теперь, мои дорогие и самые близкие, уложите меня спать, пожалуйста.

И Светлана пошла отдыхать, а Алексей Петрович, приняв торжественный вид, обратился к дочке:

– Танюша, наша мама хочет сообщить нам о важнейшем событии в ее жизни. Мама делает успехи на медицинском поприще.

– Ты далеко неточен. Успехи, по правде говоря, уже были раньше, а сейчас – признание успехов: на последнем голосовании меня избрали членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР, а мой доклад будет представлен от имени академии на Международном медицинском конгрессе через полгода в Париже. Вот что я хотела вам сообщить.

– Ура, ура! Дамы, бросайте вверх чепчики! Мы не просто рады, мы счастливы за тебя, дорогая, но почему об этом мы узнаем в последнюю минуту? Так, краем уха, знали, что тебя выдвигали в членкоры, но понятия не имели, что ты готовила доклад для конгресса. Почему все происходило в тайне от нас? Ты лишила нас процесса сопереживания, а в целом твое поведение мне не нравится, и думаю, что со мной Танюша согласится. Мы можем обидеться: что-то не то происходит в Датском королевстве.

– Ребята, не обижайтесь, какие у меня могут быть от вас тайны! Мы же одно целое, семья. Кого я могу любить больше, чем мою Танюшку и моего Алешеньку? Только вас. Сама я к выборам в академию относилась очень спокойно, понимая, что этот длинный бюрократический процесс может тянуться годы. Я тебе, Алешенька, говорила, что еще года четыре тому назад наш Ученый совет выдвинул мою кандидатуру в членкоры. Я подала документы… и все. Дальше процесс шел без моего участия, только иногда обновлялись мое заявление об участии в баллотировке и список научных работ. Все шло автоматически. Я ни к кому не обращалась за рекомендациями, никого не просила ускорить продвижение документов. Я считала, что эта рутина не должна отрывать меня от работы, на которую всегда не хватало времени. А доклад на конгрессе – итог моей научной работы как заведующей отделением НИИ, ежегодно направляемый в академию. Теперь доклад для конгресса придется расширить. Вот и все.