Не успели они выйти, как дверь растворилась, и Михаил Павлович бросается обнимать их и со слезами сознается, что погорячился; приказал ни с кого не делать взыскания, и кадета привести к нему обедать».[87]
Великий князь Михаил Павлович. Худ. Н.Е. Сверчков. 1850 г.
Другой случай, когда этот большой, сильный и мужественный, истинно русский человек и патриот, не мог сдержать своих слез, приводит командующий войсками Кавказской линии граф П.Х. Граббе: «Мне случилось выразить дух наших действий на Кавказе следующим девизом:
Да возвеличится Россия,Да сгинут наши имена.
С блестящими от благодарных слез глазами великий князь Михаил Павлович кинулся меня обнимать».[88]
Великий князь, благодаря своему огромному росту, крепкому сложению, энергичному характеру и военной выправке казался человеком железного здоровья, хотя на самом деле это было не так. Он совершенно не щадил себя на службе, и наблюдавшие его лица поражались, как его хватало на такую напряженную деятельность. Ежедневные приемы начальников и адъютантов всего Гвардейского корпуса, разводы с церемонией, посещение военно-учебных заведений и полков, заседания в Государственном совете, председательство в артиллерийском и инженерном комитетах отнимали все его время и энергию. Участие во главе гвардии в двух тяжелых походах и смерть четырех дочерей также подточили его здоровье. К тому же, как мы помним, еще с молодости он был «страстным охотником курения». Все это приводило к истощению нервной системы и износу всего организма заядлого курильщика. Уже в 1835–1836 годах Михаил Павлович был вынужден начать лечение за границей, на водах, но оттуда вернулся до срока к своим служебным обязанностям. Император Николай I по этому поводу писал Паскевичу 12 ноября 1836 года: «Скорый приезд Михаила Павловича вместо радости нам скорее в горе, ибо он возвращается, не кончив своего лечения, мы все истощили, чтобы удержать его от сего намерения, но нрав его такой, что его трудно переспорить».[89]
Унтер-офицер и флейтщик Л.-гв. Московского полка в 1844–1855 гг.
После этого великий князь лечился за границей в 1837, 1838, 1843 и 1846 годах. Первое сильное потрясение организма случилось в 1845 году, после смерти дочери Елизаветы, а в 1846 году в Вене на его руках скончалась дочь Мария. Душевное потрясение от случившегося стало причиной сильного носового кровотечения. Еще в 1839 году голландец Гагерн при описании великого князя отмечал, что «здоровье его страдает». К концу 1840-х годов оно было совершенно расстроено.
8 февраля 1849 года исполнилось 25 лет со дня назначения Михаила Павловича шефом Л.-гв. Московского полка. По этому случаю был устроен большой праздник, казармы иллюминированы, рота его высочества вступила в почетный караул в Михайловском дворце, вечером у полкового командира состоялся бал. Было решено в день юбилея поднести великому князю от лица всех служащих и служивших в полку памятную золотую медаль при благодарственном адресе. 6 серебряных и 100 бронзовых медалей было изготовлено для генералов, штаб— и обер-офицеров. Этот день, совпавший с серебряной свадьбой великого князя, был запечатлен в солдатской песне, сложенной поэтом Ф.И. Глинкой. Несмотря на неточность — 25 лет назад, в 1824 году, Михаил Павлович стал шефом полка, командиром дивизии — в 1825, а командующим Гвардейского корпуса — в 1826, песня получилась сильной и душевной.
Золотая медаль, подаренная Л.-гв. Московским полком августейшему шефу 8 февраля 1849 г.
Великий князь Михаил Павлович. Худ. Н. Крамской
Бюст великого князя Михаила Павловича. Скульптор Х. Ковшенков
Расцветим наш дом огнями,Редким праздником хвалясь.Командир наш, братцы, с нами,Брат царев — великий князь.
Он с солдатом нараспашку,Не лежи лишь на боку!И готов отдать рубашкуСослуживцу-бедняку.
Мы ломали с ним походы,Он знакомил нас с войной,Пили с ним из Вислы воды,Нас Дунай поил честной.
Как он стал нам командиром,Двадцать пять уж лет прошло,И своим честит он пиромВ незабвенное число!
А в старинную усадьбу —В свой дворец зовет он самНа серебряную свадьбуВсе боярство по чинам.
Так за чашею заздравнойНам вдвойне засесть пораИ семье царя державнойГрянуть русское «ура»![90]
Празднуя юбилей, московцы не догадывались, что через полгода их обожаемого шефа не будет в живых. Во время пребывания великого князя на Святой неделе в Москве с императорской фамилией у него с большой силой возобновилось носовое кровотечение, которое привело к сильному нервному расстройству. Он стал заметно худеть и терять силы. В июне он по совету врачей начал пить в Петербурге киссингенские воды. В конце мая — начале июня Михаил Павлович провожал из столицы гвардейские полки, уходившие в Венгерский поход. В июле он не выдержал, и, несмотря на свое болезненное состояние, отправился в Варшаву, вокруг которой собирались войска вверенных ему Гвардейского и Гренадерского корпусов, и начал смотр войск.
11 августа 1849 года в 12 часов был назначен смотр полкам 7-й Легкой кавалерийской дивизии с их артиллерией. При объезде полков на Мокотовском поле великий князь Михаил Павлович вдруг обратился к сопровождавшему его генералу Н.Н. Муравьеву, сказав: «У меня немеет рука», и с этими словами стал терять сознание. Окружавшие успели снять его с лошади, и в бесчувственном состоянии он был отвезен в Бельведерский дворец.
После того как доктора пустили ему кровь, великий князь был на некоторое время приведен в сознание, но уже не мог говорить и двигать правой рукой. У его постели постоянно находился император с наследником, а 25 августа приехала великая княгиня Елена Павловна с дочерью Екатериной. 17 дней продолжалась борьба между жизнью и смертью, и 28 августа 1849 года великий князь Михаил Павлович, командир Гвардейского и Гренадерского корпусов, генерал-фельдцейхмейстер и генерал-адъютант, на 52 году жизни скончался. Тело его было перевезено в Петербург и погребено 16 сентября в Петропавловском соборе. Хоронили Михаила Павловича московцы — 4-й запасной батальон во главе с командиром полка генерал-майором Кушелевым, прибывшим из Варшавы вместе с телом великого князя.
В своем духовном завещании, составленном в 1843 году, Михаил Павлович оставлял Гвардейскому корпусу свою самую драгоценную награду — бриллиантовую шпагу, заслуженную в Польской кампании 1831 года. Заключительные слова завещания гласят: «Если я кого-либо обидел или из моих подчиненных или по другим моим соотношениям, то от всей души и искренно прошу простить меня, и верить мне, что я никогда не хотел огорчить их с умыслом».[91]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});