его наверх будет проще простого, я слегка перегнула.
Довела Дарена до кровати и, дождавшись, когда он сядет на неё, включила ночник.
Только сейчас, наконец, посмотрев на него при свете, заметила, что он почти весь покрылся испариной. Не видя его, я не могла сказать наверняка, каким именно было его самочувствие, а сейчас знала точно ― очень и очень хреновым.
Кем я буду, если оставлю его в подобном состоянии?
— Где лежит градусник? ― спросила, помогая ему лечь.
— В тумбочке в ванной, ― тихо произнес Дарен, заставляя меня направиться к двери. Найдя то, что искала и, прихватив марлю из аптечки и небольшой алюминиевый тазик, который наполнила холодной водой, вернулась в комнату.
Глаза Дарена были закрыты, но он точно находится в сознании, ― к счастью и очередному облегчению. Выдохнув, я осторожно присела на край кровати.
— Прижмите как можно сильнее, ― прошептала, помогая ему зафиксировать градусник, и только потом потянулась к ёмкости с водой.
— Ты не обязана делать всё это, ― прохрипел он. ― Не после того, что я сказал…
Выжала марлю и приложила холодный компресс к его лбу.
— Знаю, ― негромко призналась, ― но не могу иначе.
— Почему? ― его вопрос прозвучал слишком быстро. ― На твоем месте я бы не стал помогать такому бессердечному чудовищу.
Медленно убрала свои руки, не отводя взгляда от его болезненно―бледного лица. Мне показалось, что, говоря всё это, он даже слегка усмехнулся ― печально усмехнулся.
— У чудовищ тоже есть сердце.
— Как кусок льда, ― подтвердил он, ― а это всё равно, что жить с зияющей пустотой внутри.
От его взгляда, наполненного невыносимой болью, у меня тут же защемило в груди.
Я хотела возразить, разуверить его в собственной свирепости и холодности, но вместо этого лишь молча отвела глаза. Было бы неправильно снова испытывать судьбу, ведь там, на кухне, он ясно дал понять, что не хочет, чтобы я лезла ему в душу.
И я не стану.
До тех самых пор, пока он не откроется сам.
Вытащила градусник и опустила на него взгляд. Цифры на нём лишь подтвердили мои опасения ― температура была крайне высокой. Почти сорок градусов вряд ли можно назвать той самой нормой, о которой этот спесивец так кричал внизу.
Взглянула на него исподлобья. Дарен закрыл глаза и слегка нахмурил брови, но даже этот жест не сделал его тем вечно напряженным и грозным павлином, которым я привыкла его видеть. Сейчас он представал расслабленным и нежным лебедем, и это зрелище заставило меня заворожено застыть.
Как в одном человеке могли сочетаться два совершенно противоположных характера? Я понимала, почему Элис, да и все в компании, считали своего босса жестоким и всевластным человеком, не имеющим сердца, ведь и сама видела, каким он может быть.
Но также видела и другую его сторону.
Ту, которая разительно отличалась от первой.
Там он представал передо мной мягким, заботливым, потерянным и загнанным в угол. Человеком, который имел и сердце, и душу.
Дарен снова закашлялся, и это заставило меня моментально прийти в себя.
Осторожно встала с постели и, сменив компресс, бесшумно отправилась вниз.
Наверное, искать лекарства в чужом доме ― всё равно, что пытаться обнаружить иголку в стоге сена: шансы настолько малы, что надежды на хороший исход почти не остается. Но иногда нет иного выбора.
Иногда нужно понять, что «невозможно» ― это всего лишь слово, которое мешает поверить в себя.
Важно уметь находить в себе силы, которые необходимы для того, чтобы перешагнуть через то, что кажется нереальным.
Чтобы карабкаться вверх до тех пор, пока ощущаешь под ногами твердость. Чтобы бороться со своим страхом, бороться со слабостью и изнеможением, бороться до самого конца, но никогда не отступать.
Порой мы думаем, что для всего этого в нас недостаточно сил и терпения, и забываем, что стоит только захотеть, и мы способны свернуть горы.
Сделала глубокий вдох и открыла первый шкаф: полотенца, постельное белье, снова полотенца, снова постельное… так, это не то место. распахнула дверцы следующего: папки, папки, снова папки и ещё раз папки… нет, здесь лекарств тоже нет.
Пройдя в другой конец комнаты и, опустившись на корточки, отодвинула ящик небольшого комода. Мне хватило всего нескольких секунд, чтобы осознать, что за небольшие фиолетовые пакетики там лежали и, почувствовав, как по странному стало колотиться сердце ― быстро задвинула его обратно.
— Решила покопаться в моих вещах? ― услышала, испуганно отскочив в сторону.
Дарен стоял передо мной, как ни в чем не бывало и с интересом смотрел в глаза ― и это при температуре в сорок градусов!
— Нашла что―нибудь интересное?
Ей показалось, или в его голосе скользили нотки насмешливых издевок?
— Ну я… вообще―то искала лекарства, ― гордо подняла голову и сложила руки на груди. ― А вот что здесь забыли вы и почему встали с постели в таком состоянии?
— Я вставал с постели и в худшем состоянии, ― спокойно ответил он, подходя к большому платяному шкафу, ― для меня это вовсе не повод строить из себя жалкого и больного слабака.
— Но вы действительно больны, ― констатировала, подходя ближе. ― И вряд ли ваше теперешнее состояние можно описать, как «лучшее».
Дарен немного помолчал, а затем повернулся и протянул мне какую―то коробку.
— Держи, ― она была небольшой, однако, в моих руках казалась необъятной. ― И в следующий раз, прежде чем рыться в чужих вещах, попробуй для начала спросить разрешения.
Знала, что моё лицо неосознанно приняло виноватый вид, но разум победил совесть:
— В следующий раз, прежде чем раздеваться догола в такую погоду, попробуйте для начала подумать, к чему это приведет. Ведь если бы вы не повели себя столь глупо и безответственно, то я бы сейчас не рылась в ваших вещах.
— Это я―то повел себя безответственно? ― теперь руки на груди сложил он. ― А тогда что ты ответишь, если я скажу, что не выбеги ты из машины под ливень, мне не пришлось бы раздеваться догола?
— Отвечу, что, если бы вы не наорали на меня, то я бы никуда и не выбежала.
— Если бы ты не сердила меня своими детскими выходками, то я бы и не орал на тебя, ― негромко проговорил Дарен.
— Не сомневаюсь, ― саркастично усмехнулась я, ― наверное, потому, что вы весь такой белый и пушистый и никогда ни на кого не орете.
Весело закатила глаза и прошла мимо, не давая ему возможности ответить.
Внезапное осознание того факта, что за всё время нашего знакомства, мы впервые разговаривали без злости