Это была ошибка – звать Смольникова. Но нельзя, невозможно было не позвать!
Делая очень хорошие мины при плохой игре, хозяйка и гость еще какое-то время поморочили друг другу головы, рассуждая о неожиданных поворотах коридоров, о лестничках, которые вели в никуда, внезапно обрываясь, не достигнув площадок, о разных по форме, не выдержанных в едином стиле окнах, которые и придавали дому такое своеобразие. И все это время Лидия страстно мечтала, чтобы ее кто-нибудь спас от Смольникова, прежде чем он начнет задавать опасные вопросы.
Не повезло. На помощь никто не явился, даже Никита, который о чем-то оживленно болтал со своим протеже, заводским доктором Туманским. Наконец Смольников, которому, чувствуется, притворство уже осточертело, проговорил:
– Спросить хотел у вас, Лидия Николаевна, отчего вы на вызовы следователя не являлись и даже не позволяли посетить вас на дому? Ведь вы единственная обладаете сведениями, которые могут быть бесценными для розыска преступников.
– Единственная? – решила потянуть время Лидия. – Но я слышала, что кассир Филянушкин очнулся и жизнь его теперь вне опасности.
– Очнуться-то Тихон Осипович очнулся, – с досадой кивнул Смольников. – Да и что с того проку? Он ничего не видел, ничего не заметил. Выбежал из-за угла на ваши крики, столкнулся с вами, и тут в него вонзился нож, он потерял сознание и упал. Вот и все его сведения.
– Тихоном Осиповичем Филянушкина зовут? – спросила Лидия.
– Ну да. Так вот, на него и его показания я особенно не рассчитывал, у меня все упования на вас.
– Польщена, – пробормотала Лидия. – Но только я уже говорила и теперь повторю, что ничего не помню. И помочь розыску ничем не могу.
– Не можете или не хотите? – взглянул чуть исподлобья Смольников.
«Экий же наглец этот господин! – подумала Лидия, внезапно впадая в ярость. У нее даже кончики пальцев похолодели, и она быстро потерла их. «Явился ко мне в дом… – хотелось сказать – незваным, непрошеным», – но это была неправда, ведь она собственноручно подписывала приглашение Смольникову, и оттого Лидия еще пуще рассердилась. – Явился ко мне в дом – и меня же допрашивает, словно преступницу!»
– Не считайте меня чурбаном, – тихо проговорил, уловив ее настроение, Смольников, все так же глядя на Лидию чуть исподлобья.
В самом деле – весьма привлекательный мужчина. Выразительные, гипнотизирующие глаза. Легко поверить, что этот человек разбил какой-то там барышне сердце настолько, что она предпочла погибнуть на жуткой войне, только бы не делить его с другой… Опасный мужчина, а?
– Я вас прекрасно понимаю, – так же тихо, вкрадчиво продолжал «опасный мужчина». – Вы все видели, все знаете… Просто боитесь того человека, да? Ну что ж, для страха основания есть. Редкостной жестокости тварь! Даже среди уголовных – а я много чего повидал на своем веку! – таких отъявленных мало. Ну ладно, убил полицейского, стража порядка, это хоть как-то объяснимо, но возчика зачем зарезал? А кассира Ганина? Вот уж вовсе бессмысленное зверство! Господин Аверьянов говорил, Ганин вовсе не был никаким героем. Припугни молодчик Ганина хорошенько, тот отдал бы ему мешки с деньгами, а сам в обморок упал бы от страху.
– Припугни, говорите вы?! – фыркнула Лидия. – С какой стати ему было пугать Ганина, коли он был сообщником грабителей?
– То есть как? – изумленно вскинул брови Смольников. – Кассир банковский?
– Ну да! Когда этот Бориска убил полицейского и возчика, Ганин выскочил из возка, в котором сидел раньше, и потащил мешки с деньгами к тем саням, в которых прибыли грабители. Бориска начал его пинать, просто из наглости, из лютости, Ганин возмутился и был немедленно зарезан. – Лидия передернула внезапно озябшими плечами: перед ней в одно мгновение вырисовалась страшная сцена, которую она имела возможность наблюдать.
– А быть может, Ганин повиновался главарю налетчиков все-таки со страху? Хотел заслужить его расположение, но напрасно старался? – предположил Смольников.
– Ничего подобного! – запальчиво воскликнула Лидия. – Это убийство даже сообщников злодея поразило. Они закричали: «Зачем ты Ганина убил? Он же нам помогал!» А Бориска на них вызверился: мол, зачем нам с ним делиться, он не ради идеи старался, а за деньги…
– Ради какой идеи? – быстро спросил Смольников.
– Не знаю, – пробормотала Лидия, уставившись ему в глаза, словно загипнотизированная. – Он так и сказал, Бориска: Ганин не идейный, он за деньги помогал…
– Очень мило… – прошептал Смольников. – Ну о-очень мило… Так что же получается?! Это был не вульгарный грабеж каких-нибудь Ванек-встанек или Кошкиных хвостов вкупе с Молчунами? [24] Значит, политическое преступление? Неудавшийся экс? Выходит, и до нас добрались… Чей же? Ну, понятно, чей… Не зря, не зря предупреждали, что после ограбления в Ефремове, где весьма успешно обчистили отделение Международного торгового банка, эсеры начнут громить другие провинциальные банки. А мы-то думали, минует нас чаша сия… Получается, это дело не столько по нашему, полицейскому, ведомству должно проходить, сколько по жандармскому корпусу? Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! А господин Хворостов, наш главный «вооруженный Жан» [25] , меня на смех поднимал: Смольников-де нюх свой знаменитый утратил и зубы источил. Ну вот я сейчас ему этого Бориску с его идеями и выложу, как туза козырного…
Лидия вздрогнула так, что вынуждена была схватиться за рукав замечательного смокинга господина Смольникова.
Козырный туз! Бориска хохотал: «У меня в рукаве козырный туз спрятан!» – и выбрасывал с лихим, разбойничьим вывертом свои смертоносные ножи, один из которых предназначался Лидии!
Тогда она избегла беды. Бог оберег! И она решила, что, если будет молчать как рыба, молчать, словно язык проглотила, Бог и впредь будет ее беречь. Так что же произошло только что? Что она наделала?!
В самом деле – опасный мужчина этот Смольников! Как, каким, интересно, образом ему удалось заставить Лидию одним махом выложить ему – просто-таки выпалить, задыхаясь от поспешности, от желания во что бы то ни стало угодить начальнику сыскного отделения! – то, что она так тщательно пыталась скрыть? Она не просто все выложила – даже назвала имя, которое с недавнего времени являлось ей в жутких снах. В этих снах оно жило отдельной жизнью, преследовало Лидию, жгло ее, как огнем, вырывало у нее живой сердце! Имя швыряло в Лидию короткие, страшно свистящие ножи с коряво выжженной буквой М на рукоятке… Поистине гипноз, самый настоящий гипноз! Да будь он неладен, этот Смольников, со своим актерством, со своими вкрадчивыми повадками! Век бы его не видать!