Читать интересную книгу В Эрмитаж! - Малькольм Брэдбери

— Но они вас впустили?

— Конечно. Я ведь был приглашенным иностранным лектором. Они даже пропустили нескольких студентов — или те сами просочились через черный ход. Но так или иначе, я все же смог прочитать свою вступительную лекцию. Если я не ошибаюсь, это было радикально новое прочтение «Алой буквы» Натаниеля Готорна, романа о пуританстве и прелюбодеянии. Где-то посередине лекции, когда мои аргументы становились все интереснее, на улице началась перестрелка. Несколько пуль разбили окно и пролетели через аудиторию. Студенты вели себя превосходно: они терпеливо дослушали мой доклад об образе Эстер Принн как символе естественной страсти. Но, честно говоря, это была не лучшая моя лекция.

— Могу себе представить.

— Затем было обсуждение — кстати, весьма продуктивное. А когда я вышел из университета, все протестовавшие студенты уже куда-то исчезли. На ступенях осталось только несколько трупов.

— О боже!

— Вечером несколько аспирантов отвезли меня в какой-то бар на вершине горы, где я смог встретиться с профессором. Он был тщательно замаскирован: широкополая шляпа, темные очки, наклеенные усы. И его жена, конечно, тоже. Он очень извинялся и сказал, что весьма сожалеет о том, что пропустил мою лекцию. Он тоже занимается Готорном и несколько недель с нетерпением ждал моего выступления. Но я должен войти в его положение: он ведь приехал с полуострова и был назначен на должность правительством Франко, поэтому появляться в университете ему было опасно — его могли попросту убить. И он не решился, он рассыпался в извинениях, этот славный профессор. Затем мы пообедали вместе, и я вернулся в университетское общежитие, а он поднял воротник и удалился в свое безопасное горное убежище.

— И на этом конференция окончилась?

— Не совсем. Второй день мы посвятили роману Мелвилла «Моби Дик». Войска и джипы заполонили весь кампус. Но некоторые студенты все же решились взяться за старое.

— За «Моби Дика»?

— Разумеется. Мы провели умеренно продуктивную дискуссию о сущности американской трагедии и значении образа Белого Кита. Студенты вели себя дружелюбно и вроде бы приняли мою трактовку. Потом они завернули меня в одеяло и отвезли в аэропорт, чтобы я смог ближайшим самолетом улететь в Мадрид. По странному совпадению в нем же летел профессор, который меня пригласил, и его жена. Они переоделись монахинями-бенедиктинками.

— А что случилось с ними потом?

— По-моему, спустя несколько недель Марокко заявило о своих правах на Канарские острова, и настроения борцов за независимость круто изменились. Они предпочли остаться в составе Испании. Профессора и его жену считали шпионами Франко, но при демократии они получили кафедры в Мадриде и впоследствии стали очень знаменитыми. А я изменил свои взгляды на «Моби Дика».

— Вот так конференция!

— Далеко не самая приятная в моей жизни.

— Но по крайней мере, запоминающаяся. А что осталось в памяти о других конференциях?

— Согласен. Лучше всего запоминаются неприятности и недоразумения. Хотя, насколько помню, всякий раз, когда я читал лекции за рубежом, там происходил кризис или что-то в этом роде.

— Ах вот как! Наверное, так влияют на иностранцев ваши научные изыскания. Но в таком случае в этот раз все как обычно?

— В самом деле. Просто всегда хочется надеяться на лучшее. На том весь мир держится. Но при таких проблемах они ведь могут просто не дать нам сойти на берег.

— Вы совершенно правы, — соглашается Мандерс. — Русские непредсказуемы. Они могут не выпустить нас с корабля. Они могут задержать нас на терминале. Они могут впустить нас в страну, а потом не выпускать. С российскими начальниками всегда так. Сегодня они милейшие и приятнейшие люди, а завтра — тираны и деспоты.

— В зависимости от того, какая партия у власти?

— А вот это на самом деле безразлично. Какая бы партия ни пришла к власти, командуют обычно одни и те же люди. Бывшие пламенные коммунисты сегодня руководят свободным рынком. Те, кто сегодня поднимает тосты за международное сотрудничество и открытое общество, когда-то репрессировали инакомыслящих. Начальники полиции сами организуют большинство преступлений. Это очень простая система. Дарвиновская. Звериные уловки. Выживает наиболее приспособленный. Тот, кто сумеет оседлать тигра истории.

— Я вижу, вы неплохо их знаете.

— Я знаю о них все. Я шесть лет был культурным атташе при шведском консульстве. Я уверен, что именно поэтому Бу решил, что я буду полезен в этом путешествии. Ведь я знаю всех тамошних чиновников.

— Вы были в Санкт-Петербурге?

— Да, только тогда он назывался Ленинград. Шведы — давние враги русских, но, как ни странно, всегда хорошо с ними ладили. Один берег Балтики всегда нуждается в другом. Вот почему мы, будучи западными людьми, проводим благородную пацифистскую политику. Мы позволяем им свободно плавать по нашим фарватерам, поскольку они никак не могут их контролировать. Мы позволяем им ремонтировать их атомные субмарины в наших портах. А посольство России в Стокгольме — всем известное шпионское гнездо.

— Надеюсь, вы что-то с этого имеете?

— Имеем. Нам позволяется тайно ввозить и вывозить людей. А также рукописи, научные работы, книги. Большинство самиздата попало на Запад именно через нас. И кроме того, у нас всегда есть наше знаменитое секретное оружие.

— Какое?

— Нобелевская премия. Она сильнее десятка крейсеров. Если мы видим, что они начинают слишком плохо обращаться со своими лучшими писателями и учеными, мы даем им Нобелевскую премию.

— И это помогает?

— Не всегда. Но благодаря этому они нас немножко побаиваются. Мы не представляем для них реальной угрозы, но даем моральную оценку их поступкам. И только поэтому Бу — столь влиятельная в России фигура.

— А он влиятельная фигура?

— Безусловно. Он бывал там множество раз. Там понимают, насколько он влиятелен. Он знает всех тамошних университетских деятелей.

— А как насчет библиотеки Эрмитажа?

— Не думаю, что Бу так уж интересуется библиотеками. Он метит выше. Мне кажется, на самом деле он едет в Россию для того, чтобы разузнать побольше о лучших русских писателях, и еще по каким-то делам, связанным с Нобелевской премией.

— Похоже, вы любите Ленинград…

— Любил. В то время я был молод, и мне нравилась эта жизнь с легким привкусом опасности.

— Да, интересное было время…

— Замечательное, поразительное, конспираторское и страшное. Ленинград еще был Ленинградом. Пушкин называл его «подводным городом», и в нем действительно было что-то эдакое. А вы там никогда не бывали?

— Нет. Только в Москве. Хотя и до Ленинграда почти что добрался.

— О нет, Москва совсем другая. А что значит «почти»?

— У меня был шанс. Но потом оказалось, что все это несколько сложнее, чем я думал…

И, лежа в шезлонге на холодной и пустой верхней палубе, я рассказываю Мандерсу свою маленькую финскую интерлюдию…

18 (прошлое)

День пятый

ОНА сидит на кушетке, занята вышивкой, раздражена. Заходит ОН, чулки, как всегда, в беспорядке. ОНА бросает на него сердитый взгляд.

ОНА: Опаздываете, мсье Библиотекарь. Сильно опаздываете.

ОН: Да. Прошу прощения. Это слуги виноваты: все утро еле шевелятся.

ОНА: Но сейчас уже полдень.

ОН: Улицы покрыты льдом. Нева замерзла. Мост над Зимним каналом закрыт.

ОНА: Мсье! Слуги всегда опаздывают, и в Петербурге, и в Париже. Потому подниматься спозаранку приходится господам. Насчет Невы я вас предупреждала. Что касается льда — в ноябре на улицах всегда скользко и мост нередко бывает закрыт. Я уверена, что, призвав на помощь способность логически мыслить, философ и мудрец мог все это предвидеть и выкроить лишние десять минут, чтобы не заставлять ждать императрицу.

ОН: Тысяча извинений, Ваше Величество. Откровенно говоря, по дороге у меня прихватило живот. Ох уж эта невская вода! Пришлось поспешить назад и усесться, прошу прощения, на стульчак.

ОНА: Холодная ванна — лучшее средство. Отправляйтесь в общественные бани и окунитесь в холодную ванну.

ОН: Общественная баня. Премного благодарен. Не премину воспользоваться вашим советом.

ОНА: Вы знаете, что мои придворные считают вас безумцем, доктор Дидро?

ОН: Бедный шут всегда к услугам Вашего Величества.

ОНА: Вы знаете почему? Наверное, вы бродили по городу и задавали вопросы. Секретная служба очень недовольна вашим поведением.

ОН: Задавать вопросы — моя работа, Ваше Величество.

ОНА: Кто дал вам разрешение?

ОН: Собственное мое любопытство. И потом, я уже давно задаю вопросы. Иначе откуда мои ответы? Откуда все эти заметки и планы обустройства вашей страны? А разве запрещено задавать вопросы?