Основная часть общества восприняла Манифест 17 октября как победу всей страны, победу без проигравших, и была готова закрыть глаза на недостатки акта. Было очевидно, что он знаменует собой закат абсолютизма, начало эпохи легальной политической и парламентской деятельности. Не менее очевидно было и то, что за первым шагом обязательно последуют другие. Многие восприняли день 17 октября в качестве судьбоносной даты, которой уготовано поделить историю России на время до Манифеста и после Манифеста. Не зря одной из главных российских политических партий стал (хоть и не сразу) «Союз 17 октября». Манифест открыл путь к консолидации всех здоровых сил России и обеспечил их победу на опаснейшем историческом этапе 1905–1907 гг. В конечном счете именно он удержал тогда страну на краю пропасти. Разумная Россия превозмогла неразумную, маргинальную, бесноватую.
За день до обнародования Манифеста царь пишет петербургскому генерал-губернатору Дмитрию Трепову: «Да, России даруется конституция… случилось неизбежное! Тем не менее, по совести, я предпочитаю даровать все сразу, нежели быть вынужденным в ближайшем будущем уступать по мелочам и все-таки прийти к тому же».
В ближайшие же дни была объявлена частичная амнистия политическим заключенным, преобразовано правительство и создан Совет министров. Вскоре была отменена цензура, и без того очень слабая, утвержден новый избирательный закон, одна за другой регистрировались политические партии (фактически уже существовавшие). Всего четыре месяца спустя стало возможным проведение первых всероссийских выборов в первую Государственную думу.
Строго говоря, конституцию Россия получила только через полгода, накануне открытия первого заседания только что избранной Государственной думы. 23 апреля 1906 г. Николай II утвердил Свод основных (т. е. неизменяемых) государственных законов Российской империи. Конституция не была названа конституцией по двум причинам: царь вообще не любил заемные слова, но главное – он не хотел слишком явно показать, что уступил давлению конституционалистов.
Изменять Основные законы Дума могла только по инициативе самого императора. Все принимаемые Думой законы подлежали его утверждению. Ему же подчинялась исполнительная власть империи. Именно от императора, а не от Думы зависело правительство. Он назначал министров, руководил внешней политикой, ему подчинялись вооруженные силы, он объявлял войну, заключал мир, мог вводить в любой местности военное или чрезвычайное положение. Основные законы содержали специальный параграф 87, который разрешал царю в перерывах между сессиями Думы издавать новые законы только от своего имени. В дальнейшем Николай II использовал этот параграф для того, чтобы вводить законы, которые Дума наверняка завернула бы.
Тем не менее это был громадный шаг вперед. Другие монархии переходили к конституционному строю куда более мелкими шажками. Царь, еще вчера самодержавный, вдруг оказывался связан регламентациями и ограничениями. Осуществлять свою власть он был обязан отныне «в единении с Государственным советом и Государственною думою», он уже не распоряжался бюджетом, не мог самолично принять по-настоящему важный закон (параграф 87 был предусмотрен для случаев, не терпящих отлагательства).
Большевистская версия истории, согласно которой Россия жила вплоть до 1917 г. под «царским самодержавием», исключала возможность даже обсуждать вопрос о том, какой же строй установился в России в 1906 г. – уж не конституционная ли, чего доброго, монархия? Историкам советского разлива было тем проще, что само российское общество как-то проглядело главное политическое событие 1906 г. В вихре событий оно вообще едва заметило «Основные законы»[126].
Александр Блок почтил их таким упоминанием: «Ты будешь доволен собой и женой,/ Своей конституцией куцей,/ А вот у поэта всемирный запой,/И мало ему конституций».
Справка: из ныне существующих конституций старейшей является американская (1787). Вторая по старшинству – бельгийская, действует с 1831 г., за ней идет конституция Норвегии (принята в 1841 г.). Лишь еще в четырех странах конституции написаны до начала XX в.: в Аргентине (1853), Люксембурге (1868), Швейцарии (1878) и Колумбии (1886). Остальные созданы уже в XX в. Подавляющее большинство конституций мира принято после 1906 г.
Идеологическая инерция оказалась так сильна, что и в последние 15 лет многие историки советской закваски встречают даже упоминание о конституционной монархии в штыки. Вслед за учреждением Государственной думы манифестом от 20 февраля 1906 г. был реформирован и Государственный совет, существовавший к тому времени уже более века (учрежден 30 марта 1801 г. – сперва, напомню, как Непременный совет), но никогда до того не бывший выборным. Отныне половина его членов продолжала назначаться, а другая подлежала избранию по твердым квотам: от Академии наук и университетов – шесть человек, от промышленности – шесть, от торговли – шесть, от землевладельцев Царства Польского – шесть, от губернских земств – по одному и т. д. Государственный совет, как и задумал когда-то М. М. Сперанский, становился верхней палатой, а Государственная дума – нижней. В том, что касается Государственной думы, это и сегодня так.
2. Парламент подростковый и задиристый
Порядок выборов в первую Думу определялся законом, изданным в декабре 1905 г. Учреждались четыре избирательные курии: землевладельческая, городская, крестьянская и рабочая. По рабочей курии к выборам допускались лишь те, кто был занят на предприятиях с числом работающих не менее пятидесяти. По современным меркам, выборы не были всеобщими. Участие или неучастие в них обуславливалось имущественным цензом. Не были они и прямыми – депутатов избирало не население, а выборщики. Сто лет назад так или примерно так голосовали почти везде в мире – точнее сказать, в тех странах мира, где голосовали вообще. Считалось, что всеобщее избирательное право ведет (цитируя С. Ю. Витте) «к деспотизму масс – наиболее тягостному из всех видов тираний». Николай II уточнял: «Идти слишком быстрыми шагами нельзя. Сегодня – всеобщее голосование, а затем недалеко и до демократической республики». Он не готов идти «слишком быстрыми шагами», но он готов идти. Вряд ли можно требовать от монарха большего.
В куриальной системе были свои плюсы. Без отдельной курии рабочие едва ли выбрали бы от себя хоть одного депутата: даже в самых промышленных губерниях максимальное число рабочих-выборщиков в губернском собрании едва достигало 15 %. Своя курия была гарантией представительства.
Подготовка к выборам превратилась в первую в России общенациональную политическую кампанию, в ходе которой с предельной откровенностью ставились важнейшие общегосударственные вопросы. Часть из них была затем решена Думой.
Манифест 17 октября 1905 г., избирательная кампания и, наконец, созыв первой Государственной думы стали важнейшими событиями нашей парламентской истории. Выборы прошли гораздо спокойнее и на гораздо более высоком уровне, чем опасались (или надеялись) многие в стране и за рубежом. Вообще-то участие в выборах было для российского населения привычным делом: люди давным-давно привыкли избирать гласных (депутатов) в городские думы, избирать руководство земств, сельских и волостных «мiров». Всего в голосовании в феврале 1906 г. приняло участие 54 % избирателей. Спокойствие и почти обыденность происходившего мало вязались с самим фактом первых в истории общероссийских многопартийных выборов, происходящих одновременно по всей стране. Хотя и были смешные исключения (о них много писали газеты), большинство людей шли на выборы так, словно с рождения жили при парламентской системе. Общероссийское народное представительство превращалось из проекта, казавшегося многим невозможным, в реальный политический институт.
Первые выборы всегда предельно идеологичны. Избираемые еще не пробовали себя в парламентской работе и могли предъявить пока лишь одни партийные программы, а это у начинающих партий обычно (хотя и не всегда) просто набор обещаний – утопических, простодушно-радикальных. Потом это проходит, жизнь вносит поправки. Как бы то ни было, уже с избирательной кампании зимы 1905/06 г. партии стали играть решающую роль в политической жизни страны. Практически все видные депутаты первого российского парламента были членами или сторонниками той или иной партии. Эта тенденция закрепилась во второй, третьей и четвертой Думах. Следующий шаг сделало Временное правительство. На основании закона от 8 мая 1917 г. были проведены (в июле – октябре) муниципальные выборы. Эти выборы, как и выборы в Учредительное собрание, также подготовленные Временным правительством, проходили (21 октября – 5 декабря 1917 г.) уже по системе пропорционального представительства в чистом виде – на основе партийных списков. Избиратель делал выбор не между кандидатами, а между партиями, между партийными программами. Важная подробность: возрастной ценз составлял тогда 20 лет, но на фронте был опущен до восемнадцати.