подчинить ее своей воле.
Пресиоза вдруг ощутила себя беззащитной, очень слабой, растерянной и в высшей степени смущенной. Ей внезапно вспомнилась Медора Джойс в длинном темно-зеленом костюме, вспомнилось ее приветливое лицо. Почему в свете мало таких милых людей? Почему у врат общества стоят неискренние, эгоистичные, расчетливые люди? Она не сомневалась, что Медора без колебаний протянула бы руку помощи, ничего не потребовав взамен...
С улицы послышался какой-то шум, скрип тормозов, урчанье мотора и гулкие выхлопы газа. Выглянув из своей ниши, девушки увидели, как из автомобиля выбрался грузный человек, который, бросив властным тоном несколько приказаний, вскоре появился в зале, где немедленно стал отдавать распоряжения официанту.
— Гм, один из Морреллов, — заметила Вирджилия.
Пришедший пригласил к столу всех мужчин, чтобы те помогли ему в его возлияниях. Робин Моррелл — второй из близнецов — провел утро за напряженной работой, разжигая ажиотаж вокруг своих несравненных акций, и теперь жаждал кутнуть на глазах у нужный ему людей. Все, с кем ему приходилось иметь дело, единодушно разделяли его мнение о ценности этих бумаг, котировавшихся сейчас невероятно высоко, примерно по двести тридцать долларов за штуку, — все, не исключая и нескольких председателей банков, которые приняли их именно по этой цене в качестве настоящих акций. Сейчас же все, кого он приглашал (об отказе не могло быть и речи), должны были с таким же единодушием делить с ним его удовольствия.
Массивный, багровый Моррелл, казалось, заполнил собою весь зал. По сравнению с ним Дэффингдон Дилл выглядел джентльменом больше, чем когда-либо. «Робин точная копия своего брата! — подумала Вирджилия. — Просто удивительно!»
Пока Моррелл собирал мужчин и поражал оробевшего официанта срочным, особым заказом, Вирджилия, оставив Пресиозу, в течение нескольких минут усиленно обрабатывала Элизабет Гиббонс. Вирджилия мягко, но решительно заявила девушке, что ее отец заслуживает порицания. Заблуждения отца потрясли Элизабет до глубины души, и она дала понять, что попытается вернуть его на путь праведный, заставив отречься от Прочнова и его творений.
— Что-нибудь у него получилось? — спросила Вирджилия, подразумевая портрет Пресиозы.
— А знаете, получилось весьма недурно.
— Что он за человек?
— Я бы сказала, — человек довольно способный, но уж джентльменом вы его никак не назовете.
— Гм, — с загадочным видом буркнула Вирджилия. Как можно было заинтересоваться художником, если он не джентльмен? Это выше ее понимания. — Никому не говорите об этом, моя дорогая, — мягко посоветовала она.
— Конечно, конечно! — с готовностью отозвалась Элизабет, тут же забыв о своем обещании.
Навязав себя мужчинам, Моррелл не замедлил обратить взоры на женский пол. Вирджилия всегда производила на него впечатление особы суховатой и кислой, Элизабет Гиббонс вообще не производила никакого впечатления, зато яркая, вызывающая красота юной Пресиозы Макналти сразу бросилась ему в глаза. Однако Пресиоза снова почувствовала себя одинокой и заброшенной и поэтому оставалась равнодушной к откровенному ухаживанию этого процветающего ловеласа. Пресиоза принимала его неуклюжие знаки внимания с таким безразличным видом, что он в конце концов не выдержал. «Это уж чересчур, — подумал он. — Этого я совсем не ожидал». В самом деле, она была слишком молодой, чтобы обладать такой выдержкой, слишком «темпераментной», судя по ее виду, чтобы так владеть собой.
— А знаете, у нее прекрасные манеры, — улучив момент, заметил Моррелл Диллу. Он говорил с уверенностью человека, чей авторитет в таких тонких вопросах не подлежит сомнению. Существует только один способ остановить нахала, и Пресиоза бессознательно воспользовалась этим способом. Но чем более она была равнодушна, тем сильнее его влекло к ней. «Я должен снова повидаться с нею», — решил он.
— Миллионы! — шептала Пресиозе Вирджилия за широкой спиной Робина Моррелла. — Человек нашего круга. Сами видите, как он заинтересовался вами.
Да, перед ней открывалась более блестящая перспектива, чем разливание чая у миссис Пенс!
Пресиоза вернулась домой притихшая и задумчивая. Миссис Макналти, снедаемая любопытством и материнской заботливостью, забросала дочь вопросами. Кто там был? Что они говорили? Как были одеты и как вели себя? Ради всего святого, — имена, факты, подробности!
Пресиоза молча смотрела на мать.
XIX
Весь день Прочнов трудился с мыслью о Пресиозе, не подозревая ни о кознях Вирджилии, ни о появлении на сцене Робина Моррелла. Бросив в горнило историю, традиции, легенды, мифологию и неутомимо раздувая мехи, Прочнов довел свою мысль до белого каления, но зато к вечеру, когда он валился с ног от усталости, проект был готов. Кроме того, он набросал вчерне два-три эскиза фресок и наиболее удачный из них даже сделал в цвете.
Маленький О’Грейди, столкнувшийся в работе над «Колесницей Прогресса» не только с теми трудностями, которые он предвидел, но и со многими другими, о которых и не подозревал, зашел к Прочнову выпить чашку его крепкого колдовского кофе.
— Игнас! — воскликнул он, вытирая о свою синюю блузу перепачканные глиной руки. — Ты побьешь всех нас! Ты обскачешь любого из нашей братии! Только раньше, чем это произойдет, ты погубишь себя!
— Мне впервые представилась такая замечательная возможность, — ответил Прочнов, — и я не имею права упускать ее.
Через несколько дней третий вариант был приведен в приличное состояние и отправлен в погоню за неуловимыми финансовыми мужами.
— Верное дельце! — восклицал Маленький О’Грейди. — На этот раз они не отвертятся! — Его уверенность была как бы светом пылающей топки, тогда как настойчивость Прочнова — ее жаром. Кто мог подумать о неудаче, когда каждый безгранично верил в самого себя и в другого?
— Теперь-то, Игнас, они встретят нас с распростертыми объятиями, — сказал Маленький О’Грейди, — а тебе надо перебраться в более приличную комнату. Переезжай-ка вниз — там не придется краснеть, если кто-нибудь вздумает навестить тебя: Возьми, к примеру, дам... Как ты можешь принимать их в этой берлоге?
Прочнов легко дал уговорить себя. Он уже начал понимать, откуда дует ветер и как много значит великодушное покровительство светил общества. Среди них сияла одна звездочка, в лучах которой он с удовольствием понежился бы снова, не чувствуя себя обязанным кому-то. Прочнов рискнул несколько раз навестить Пресиозу дома. Особенно запомнился ему один вечер, когда, презрев скупую фортуну, он пригласил Пресиозу в театр, которым она страстно увлекалась. Однако Юфросин Макналти была, по-видимому, неспособна понять и оценить его: она смотрела на молодого художника как на некую не поддающуюся точному определению разновидность ремесленника и не видела причин, которые оправдывали бы его появление в доме. У