Он присел возле обеспамятевшего Ланселота. Клинком раздвинул зубы Хоакина, влил несколько капель вина. Стрелок чихнул и открыл мутные, непонимающие глаза.
– Господин Фортиссимо? – жалобно спросил он у Лизы. – О мой король, как причудливы ваши облики.
– Готово дело. – Ганхель поднял глаза к небу. – С мертвыми разговаривает. Ничего, сейчас оклемается. Эп. ваятель!
– Да, господин стражник.
– Дельце есть. По велению господина профоса. Мрамор сейчас подвезут, увековечишь вот их, – он небрежно махнул рукой в сторону Фуоко и Хоакина, – в камне.
– Жаль старого скульптора, – заметил голем. – Умер бедняга Пчеллини. Какой был мастер!
Тальберт похлопал Хоакина по щекам, дернул за нос Стрелок застонал, попытался отвернуться.
– Скульптуру изваять? Это работка славная, – заметил Ойлен. – А как с оплатой?
Профос сморщился:
– За деньгами дело не станет, лентяй. Триста. Когда управишься?
– Завтра. К самому утру будет готово.
Стражники переглянулись.
– К утру? – обрадовался профос – Так быстро?
– А что возиться? Была бы работа какая. Маши себе молоточком и маши.
– Еcли к утру, – почесал в затылке Ганхель, – то мы едва успеем. Бюргеров оповестить, помост сколотить.
– Не рассуждать! Ваше дело – приказ.
Профос приосанился, ткнул Ганхеля пальцем в грудь.
– Ты. Головой отвечаешь. За наличие присутствия мест на церемонии. Ясно?
– Так точно, господин профос.
Неумолимый перст передвинулся в сторону Пампфеля. Тот попытался отодвинуться, однако палец следовал за ним:
– Ты, Пампфель, разберешься с пленниками. Согласно процедуре. Чтобы не плодить поддельных фальшивок к бессмертным творениям Базилиска. Уяснил?
– Будет сделано, господин профос.
– То-то же. Исполнять!
Старый служака оборотился к скульптору. Глазки его сузились. Ойлену профос не доверял, а уж где недоверие, там и ненависть.
– Смотри, каналья. Обманешь – я тебя в бараний рог. Самолично в глину закатаю! Будешь вторым Глинниусом. Смотри мне! – повторил он уже в дверях.
Дверь хлопнула. У господина профоса были причины для спешки. Вся эта история с взяткой и попыткой побега пахла дурно. До возвращения герцога ему предстояло обстряпать дело по-свойски. Обелить себя, свалить вину на Эрастофена. Следы замести.
Так что мешкать не стоило.
– Зачем это, интересно, помост? – поинтересовался Ойлен, когда профос ушел.
– Для доннельфамцев. Чтобы, значит… – Пампфель замялся, подыскивая нужное слово, – порезантировать новую скульптуру. Вклад в мировую культуру Базилиска-батюшки. Ну что, поднимаем прохиндея? Девушка, примите позу потрагичнее.
Мрамор принесли быстро. Глиниус оказался существом воистину незаменимым: расторопный, деятельный, ответственный. Как и все големы, впрочем. Ойлен успел не раз пожалеть, что раньше ему таких помощников не попадалось.
Молоток скульптора застучал по зубилу. Забулькало вино. Дело стронулось с мертвой точки.
Хоакиново заклятие обладало одним интересным свойством. Пока стрелок жил в Деревуде, оно никак не проявлялось, но стоило покинуть насиженное место, и тайное стало явным. Чих воздействовал не только на Хоакина, но и на пространство вокруг него. Иначе говоря, любую местность превращал в Деревуд и сторожку, где Хоакин впервые встретил Бизоатона. Изменения – крохотные, почти незаметные – бежали по Базилисковой Камении, преображая стражников, камергеров и поваров.
– Ганхель, дружище. Ты пьешь? При исполнении?
Стражник удивленно уставился на кружку в своей руке:
– И правда. Что это я?
– Придется доложить герцогу. Извини, дружище. Сам понимаешь: долг есть долг.
– Да я ничего. Понимаю, не впервой… Но ты уж и на себя донеси, Пампфель. Я видел, как ты укусил куриную ногу. О, вот опять!
Солдаты удивленно посмотрели друг на друга:
– Дисциплина ни к зверю. Совсем разболтались, – и вновь принялись за вино и еду.
Тем временем Тальберта терзали муки творчества. Глыбища мрамора с грохотом передвинулась. Потом еще и еще. Голем вытер пот, обмахнулся скатертью, которую сорвал со стола, и заявил:
– Вот так вот. Всю жизнь – камни. Камни, камни, камни. Все в подземелье. Как сланец последний.
– Сюда двигай и помалкивай. Да осторожнее!
Мрамор ожесточенно заскрежетал. Скатерть взвились, словно знамя.
– Э-ге-гей, на волю! – вдруг выкрикнул голем. – На природу, люди! Сень лесов зеленых. Ждет, манит, трепещет!
Тальберт постучал по глыбе зубилом, прислушиваясь к звону. Чем-то звук ему не нравился.
– Лиза, сядь правее, – приказал он. – Вот так. Голову Хоакина – на колени. Так, хорошо. Взгляд любящий. Еще любящее! Хорошо. Вы, крохи, – в первый ряд.
Инцери и Маггара покорно устроились в ногах Лизы. Тальберт все не мог поймать композицию. У двери бушевал голем с двумя кружками пива в руках:
– …У богатых – отобрать! Бедным – все раздать! Сладок воли вкус! Я теперь разбойник – Веселый Глинни Ус!
– Эй, толстопузый, потише там! – рявкнул скульптор. – Здесь храм искусства, а не кабак. Ну крылатенькая, сейчас мы из тебя ангелочка сделаем. Взгляд построже… да, да. Ручки сложи молитвенно. Крылышками потрепещи.
Он взялся за молоток, напевая:
Весельем бродяжьи отмечены дни,О чем горевать в самом деле?Стальная броня мою шкуру хранит,А сердце – любовь к милой Неле.
Полетели на пол крошки мрамора. Тальберт повернулся к стражникам:
– А что, мерзавцы, осталось там выпить хоть на полглотка?
– Осталось и больше. Выпьем за землю справедливости.
В руке скульптора появилась чаша.
– А нам? – возмутилась Фуоко.
– Зажилил? – поддержали крохи.
– Вам тоже. Пьем за вольных стрелков!
– За Ланселота!
Свершилось чудо. Над землей понеслась удивительная сила, преображавшая Террокс. Подмастерья в портняжьих лавках вздыхали, глядя на зеленое сукно. Принцессы замирали подле гобеленов с кострами, котелками и оленятами. Дочери мельников роняли решета в задумчивости.
В деревудской чаще икнулось сутяге Дофадо. Виконт, которого остановили воины без знаков различия на доспехах, потянулся к шпаге.
– Что такое?! – фальцетом заверещал он. – Это произвол!
Толстуха с развратными глазками потупилась:
– Ничего страшного, сударь. Ваш обед, сударь.
– Что? Засохшая булка со шпеком? Двухгрошовая сосиска, завернутая в увядший лист салата? Стакан воды? А это что?
– Грамота от шарлатана в подтверждение наших привилегий. И счет за пир, устроенный в вашу честь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});