— Да, господин, — бесстрастно ответил управляющий. Аммар двинулся было во внутренние покои, потом остановился.
— Нового правителя. Прежний правитель умер, — прибавил он. — Сегодня утром.
— Увы, — произнес управляющий без каких-либо признаков удивления.
«Надежный человек», — решил ибн Хайран. Он бросил перчатки на мраморный столик и прошел по коридорам к широкой террасе, которую построил на западной стороне, где находились его собственные комнаты. Он всегда предпочитал закат восходу. Отсюда открывался вид на красные холмы и голубую излучину реки на юге. Картада оставалась невидимой, скрытой холмами.
Женщина, его гостья, стояла к нему спиной, любуясь пейзажем. Она стояла босиком на прохладных плитах.
— Архитектор не хотел строить ее для меня, — сказал он, подходя и останавливаясь у нее за спиной. — Открытые пространства устраивают внутри дома, твердил он мне.
Она взглянула на него. По дороге сюда она закрыла лицо, сейчас накидка была поднята. Ее черные, подведенные глаза секунду смотрели прямо на него, потом она отвернулась.
— Действительно чувствуешь себя открытой всем взорам — тихо произнесла она.
— Но посмотрите, где мы находимся, от кого мне прятаться здесь, вдали от города? — спросил я у архитектора и у самого себя.
— И что вы ответили самому себе? — поинтересовалась она, глядя на террасы, спускающиеся к реке, и на заходящее солнце. — А вашему архитектору? — она была необычайно хороша в профиль. Он помнил тот день, когда впервые увидел ее.
— Только не от этого, — ответил он, обводя рукой землю, простирающуюся перед ними. «Она умна, ему полезно помнить об этом». — Признаюсь, я удивлен, Забира. Я редко удивляюсь, но этого я не ожидал.
Первая дама при дворе правителя Альмалика, наложница, которая была матерью двух его младших сыновей, в сущности — правительница Картады в последние восемь лет снова оглянулась на него и улыбнулась, показав ровные, белые зубы.
— Правда? — спросила она. — В день, когда вы убили правителя и ваш собственный ученик отправил вас в ссылку, простой визит дамы вас тревожит? Не знаю, возможно, мне следует чувствовать себя польщенной.
Ее голос был прелестным, в нем таилась музыка. Он всегда был таким. Она разбивала сердца и исцеляла их, когда пела. От нее пахло миррой и розами. Ее глаза и ногти были тщательно накрашены. «Интересно, — подумал он, — как давно она здесь. Мне следовало спросить у управляющего».
— Нет ничего простого ни в даме, ни в этом визите, — пробормотал он. — Хотите чего-нибудь выпить?
Появился слуга с подносом, на котором стоял гранатовый сок и шербет в высоких бокалах. Он взял напитки и предложил ей бокал.
— Я не оскорблю вас, если также предложу чашу вина? К северу от нас разбит виноградник джадитов, и у меня с ними договор.
— Вы меня ничуть не оскорбите, — ответила Забира с чувством.
Аммар улыбнулся. Эта самая прославленная красавица Аль-Рассана, все еще молодая, хотя, возможно, после событий этого утра выглядела уже не так молодо. А ибн Хайран — всего лишь один из тысячи поэтов, которые прославляли ее все эти годы. Однако он был первым, этого не отнять. Он встретил ее вместе с Альмаликом. Присутствовал, когда это началось.
Женщина, которую увидали мыу Фонтанных Врат
В час, когда на город спускалась ночь,Точно вор, похитивший весь свет дневной,Ашара звездными жемчугамиВодопад волос своих наряжала.Как красоту их описать?Разве что имя ее назвать.
Святотатство, конечно, но Аль-Рассан после падения Халифата — и задолго до этого — был не самым набожным из ашаритских государств.
Ей было семнадцать лет в тот вечер, когда верховный правитель и господин ибн Хайран, его ближайший друг и советчик, возвращались верхом в Картаду после целого дня охоты в западных лесах и увидели девушку, набирающую воду из фонтана в последних лучах осеннего дня. Восемь лет тому назад.
— В самом деле, Аммар, чему тут удивляться? — спросила теперь та самая женщина, бесконечно умудренная опытом, рассматривая его поверх края бокала. Ибн Хайран сделал знак слуге, и тот удалился за вином. — Как вы думаете, что меня может теперь ждать в Картаде?
Осторожно, так как он сознавал, что его поступок сегодня утром перевернул ее мир вверх дном и поставил ее жизнь под угрозу, он произнес:
— Он — сын своего отца, Забира, и почти одного с вами возраста.
Она сделала кислое лицо.
— Вы слышали, что он сказал мне сегодня утром.
«Не совсем», — пробормотал принц. Все это слышали. Забира была всегда осторожна, но едва ли составляло тайну, поскольку Хазем, второй сын Альмалика, безнадежно связался с самыми фанатичными из ваджи, ее старшенький стал единственным реальным соперником принца Альмалика — при условии, что его отец проживет достаточно долго и мальчик достигнет совершеннолетия. Но Альмалик не дожил. Аммар вдруг подумал о том, где сейчас мальчики.
— Я слышал, что он сказал. Несмотря на это, Альмалик ибн Альмалик по своей природе не защищен от соблазна, — ответил Аммар, все еще проявляя осторожность. Он по-своему сейчас высказал возмутительное предположение, но ни в коей мере не беспрецедентное. Сыновья становились наследниками своих отцов-правителей во всех отношениях.
Она искоса взглянула на него.
— От мужского соблазна или женского? Может быть, вы сумеете просветить меня на этот счет? — ласково спросила она. Потом продолжила прежде, чем он смог ответить. — Я его знаю. Я долго наблюдала за ним, Аммар. Он устоит против всех чар, какими я еще обладаю. Он слишком напуган. Для него я буду носительницей тени его отца, где бы ни была, в постели или при дворе, и он не готов смириться с этим. — Она снова отпила из бокала и посмотрела вдаль, на сверкающую излучину реки и краснеющие холмы. — Он захочет убить моих сыновей.
Собственно говоря, Аммар думал так же.
Он решил, что лучше при данных обстоятельствах не спрашивать, где находятся мальчики, хотя на будущее это было бы полезно знать. Слуга вернулся с двумя чистыми бокалами, водой и вином в красивом графине. За долгие годы Аммар истратил целое состояние на стекло. Его тоже придется бросить.
Слуга поставил поднос и удалился. Ибн Хайран смешал воду и вино для них обоих. Они выпили молча. Вино было очень хорошим.
Образы двух мальчиков, казалось, висят в воздухе, в сгущающихся сумерках. Внезапно, неизвестно почему, он подумал об Исхаке из Фезаны, лекаре-киндате, который принимал у Забиры роды обоих этих мальчиков и лишился глаз и языка после рождения второго из них. Лекарь смотрел глазами неверного на запретную красоту женщины, жизнь которой спас. Эта женщина сейчас стояла здесь, ее аромат опьянял и отвлекал, ее белая кожа была безупречной. Интересно, знает ли она, что случилось с Исхаком бен Йонанноном, сказал ли ей об этом Альмалик? Эта мысль привела к другой, столь же неожиданной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});