дальше и дальше, а сам не отрываю взгляда от битвы двух разных существ.
Дерево взмахивает корнями, пытается хлестнуть огромными лапами веток, но промахивается по юркому противнику. Сова каким-то чудом пикирует между летающих плетей и корявых сосновых лап. Птица прижимает крылья к бокам, снова взмахивает ими и нападает на черный нарост: крючковатый клюв выдирает клочки, от бритвенно-острых когтей отлетают шматы коры.
Сосна утробно воет, если воем можно назвать хруст и гулкий свист ветра в черном дупле. Как беззубый рот, дупло открывается и с щелканьем захлопывается, когда сова пролетает мимо. Длинная еловая ветка попадает под такой щелчок, и громкий хруст возвещает о том, что ель лишается одной из своих развесистых лап. Беззубые десны перемалывают молодую древесину в труху, из пасти сыплются желтые опилки и перемолотые шишки, щедро сдобренные сине-зелеными иголками. Дробилка в действии…
Огненный питон, чьи кольца сдавливают мое тело, немного ослабляет хватку.
Сова с уханьем и пронзительными вскриками кружится у черного нароста. В воздухе мечется пыль, взлетают фейерверки земли и вертолетиками кружатся сосновые семена. Несколько совиных перьев опускаются на вырванную траву. Я упираюсь спиной в поваленную березу и застываю, когда вижу, как черный нарост начинает отделяться от дерева. Будто великан подцепляет огромным ногтем запекшуюся корку раны и понемногу отдирает её.
Сова с прежним упорством кидается на черный нарост, сосна слабеет, и её корни обессилено падают на землю. Ветви замедляют взмахи, и дерево угрожающе наклоняется. Питон спускает кольца с груди, и я потихоньку шевелю руками.
Дупло раскрывается, изнутри раздается тот же омерзительный вой, и сосна опирается на ель, на то самое дерево, у которого отхватила большую ветвь. Черный нарост отлетает от ствола и тяжелым мешком падает на траву. Ель, в отместку за оторванную ветвь, наклоняется в сторону, сосна с воем шлепается на землю. В прелый воздух взлетают кряжистые ветви, в агонии по земле переплетаются плети корней. Я подвигаюсь ещё чуть-чуть и чувствую, как на свободе оказывается правая рука.
Серая птица нападает на слабо дрожащий черный кусок дерева. Над кронами деревьев с криками летают полчища ворон. С удивлением, что я не замечал их истошных криков раньше, я понимаю, что сейчас вовсе и не ночь, а лишь ранний вечер. Темнота же наступила из-за каркающего, хлопающего крыльями и беспрерывно гадящего сонма ворон. Освободившейся рукой я понемногу стаскиваю с себя раскаленные кольца огромного питона. Вскоре на волю вырывается вторая рука, и дело по освобождению идет живее. Ещё немного и на свободе окажутся ноги.
Черный нарост превращается в лежащего перевертня, над которым кружит серая сова. От совы так вкусно пахнет.
Пахнет пищей…
– Кар! – крикнул подлетевший иссиня-черный ворон.
Блестящие бусинки глаз оценивающе смотрят на меня, словно покупатель на рынке присматривается к туше поросенка и выбирает – какую часть заказать к празднику. Я кидаю в него шишкой, и ворон отскакивает от меня на пару шагов.
Однако, взгляд остается таким же оценивающим, взглядом вечно голодного стервятника. Спустя два стука сердца он начинает съеживаться и, в конце концов, юркает черной мышкой в прошлогоднюю листву. Уходит в никуда. С ног соскакивают последние кольца, мой огненный питон умирает, обессилено сложив свои кольца в темную груду.
– Нет! – доносится откуда-то женский голос.
Меня подкидывает на месте – откуда? Я представляю, как разрываю мягкую плоть и вгрызаюсь в теплое мясо. Перед моими глазами проносятся окровавленные пальцы и ошметки волос, которые падают на взорванную землю. Где она? Я втягиваю ноздрями воздух и чувствую жжение во всем теле, словно миллионы муравьев бегают под кожей.
– Женька, надень веревку обратно! – раздается голос со стороны совы.
Серая птица сидит на черном перевертне и смотрит на меня, её круглые янтарные глазищи прожигают меня насквозь. Она снова открывает клюв:
– Женька! Надень! Веревку! Обратно!
Так вот откуда идет женский голос – от совы. Так вот почему от неё так вкусно пахнет. Я двигаюсь к ней, не обращая внимания на истошные крики ворон. Сова склоняет голову набок и спокойно ждет моего приближения. Она уже не просит надеть веревку, лишь следит за передвижениями круглыми глазами.
Вороны кричат в истошнее и спускаются к верхушкам деревьев. Теперь их крылья задевают за раскидистые ветки и вниз, как хлопья черного снега, спускаются темные перья. Я перешагиваю через мертвого питона, теперь он напоминает обычную веревку с какими-то привязанными мешочками. Совсем недавно он сдавливал мне грудь огненными кольцами, а теперь валяется мертвым тросом. Его я должен нацепить? Чтобы снова ощутить боль в мышцах и ожоги по телу? Глупая сова…
– Женя! Веревку! Обратно! – снова раздается со стороны совы, но я лишь ухмыляюсь и делаю к ней ещё шаг.
Грудь распирает от силы, под кожей бегают муравьи, на земле лежит черный перевертень, и сова так вкусно пахнет человеком… Я решаю перекинуться и дать волю животным чувствам, что сдерживал до этого момента. Дерево уже не бьет корнями, ветер тихо качает коричневые ветки с длинными зелеными иглами.
– Женька! – вскрикивает сова и отлетает от лежащего перевертня.
Треск материи заглушает последующие слова. Огонь бежит по жилам, когда я представляю перед собой черного оборотня, не этого маломерка, что лежал под совой, а настоящего – того, который почти убил меня в злопамятную ночь. Меня сгибает судорогой, и в тот же миг тело взрывает изнутри, словно я проглотил гранату без чеки.
Окружающая реальность вмиг преображается, над головой больше нет миллиарда ворон – кружатся несколько десятков птиц, вспарывает испуганными криками лесную тишину. На месте лежащего оборотня смутно виднеется обнаженный человек, но это был перевертень –в ноздри сразу лезет запах мокрой псины. Чуть поодаль, за поваленным деревом маячит чем-то знакомая женщина. По её щеке тихо сползает струйка крови из рассеченного лба – так вот чем наносило всё это время. Я кидаюсь на запах.
– Женька! Надень веревку обратно! – слабо вскрикивает она.
Четыре слова – четыре прыжка. Ровно столько отделяет её от меня. В теле играет злая мощь, именно она заставляет лапы оттолкнуться и изгибает тело в смертоносном прыжке. Через запутанную веревку, через мертвого перевертня, через поваленный ствол. Я готов увидеть ужас, страх, мольбу, но только не то, что вижу в последнюю секунду…
Женщина улыбается…
Они всего лишь пища…
Мир взрывается миллионом цветов, и все цвета пожирает великая тьма…
– Женька, ты как, очнулся? – я ощущаю похлопывания по щекам. Если судить по ощущениям, то меня хлопают лопаткой для переворачивания блинов.
– Почти, ещё немного и совсем проснусь. Не бейте, пожалуйста, больше! – я пытаюсь увернуться от жесткой ладони.