– У меня есть зонтик.
– Хоть бы и так. Ты же не поедешь на велосипеде под зонтиком… Давай-давай. Пошли.
Елена опускает жалюзи, накидывает на голову платок, отцепляет велосипед, привязанный к соседней ограде, и идет по улице Реаль под зонтиком Сокаса, который держит его у нее над головой.
– Иди ко мне поближе.
– Я тебя намочу, доктор.
– Не беспокойся… придвинься поближе.
Дождь барабанит по лужам, струи воды стекают с крыш и по водостокам террас. Стулья в Торговой палате и в «Англо-испанском кафе» стоят перевернутые на столиках, с которых тоже стекает вода. Прохожие под зонтиками спешат по тротуарам. Некоторые магазины еще открыты, но свет витрин плохо освещает мокрую улицу, тонущую в сером тумане, который темнеет по мере того, как сгущаются сумерки.
Когда они доходят до площади перед церковью, дождь усиливается. Сокас беспокойно оглядывается. Затем указывает на свой дом напротив, рядом с пансионом «Ла-Хиральда».
– В такой ливень нельзя идти дальше, ты вся промокнешь… Пойдем ко мне, выпьешь чего-нибудь горячего и подождешь, пока непогода немного утихнет.
Елена соглашается. Она прислоняет велосипед к стене под козырьком подъезда и идет за доктором. С порога тот бросает встревоженный взгляд на площадь и на улицу, по которой они только что шли. Елена удивляется:
– Все в порядке?
– Что?.. А, да, сейчас. Все в порядке.
Дом Самуэля Сокаса двухэтажный и удобный, обставленный старой испанской мебелью красного дерева и с несколькими яркими картинами на стенах. Кабинет-гостиная с двумя кожаными креслами и английским диваном выходит на застекленную террасу, откуда видны половина площади и фасад церкви Непорочной Девы; Елена снимает плащ и устраивается в кресле, а доктор готовит кофе и приносит его вместе с рюмкой коньяка. Оба пьют кофе, разговаривая на всегдашние темы: плохая погода, война, Гибралтар, книжный магазин, друзья. Елена замечает, что хозяин дома часто встает и, подойдя к террасе, смотрит на улицу.
– Дождь не перестал?
Сокас качает головой. Он не то рассеян, не то нервничает. Он поправляет галстук-бабочку, обозревая площадь, словно его душит воротничок рубашки. Под предлогом осмотреть ряды книг в библиотеке Елена встает и тоже бросает взгляд на улицу, но не замечает там ничего особенного: только дождь, и в угасающих сумерках виднеется единственный зонтик напротив церкви.
– Что происходит, доктор? – настаивает Елена. – Тебя что-то беспокоит.
Помрачневший Сокас, похоже, думает как раз о причине своего беспокойства. Наконец он бессильно разводит руками:
– Я думаю это игра воображения. Возможно, это глупости, но вот уже какое-то время мне кажется, что за нами следят.
Она замирает, словно перед ней неожиданно открылась черная пустота.
– Кто?
– Не знаю… Человек в черном плаще. Я так думаю.
Елена делает усилие, чтобы овладеть собой. Вместе с доктором оглядывает площадь, но не видит ничего необычного. Ее тревожат собственные призраки.
– И за кем он шел?
– Понятия не имею. – Сокас оборачивается к ней, он как будто смущен. – Может, за мной, может, за тобой. Или ни за кем.
Она не торопясь размышляет, стараясь не поддаваться страху. Не может быть, заключает она. Пока что не может быть.
– Это абсурд. С чего бы им за нами следить?
– Вот и я думаю… Наверняка это игра воображения. Дождь и неверный свет сбили меня с толку.
Он произносит эти слова и снова отводит взгляд, точно сомневаясь, что сможет посмотреть Елене в глаза. И это не остается для нее незамеченным.
– Война англичан и плохая погода – вполне достаточно, чтобы нервы расшалились.
– Очень возможно, – соглашается Сокас.
Возникает неловкое и непонятное молчание. Он закрывает занавески, а тем временем Елена, спокойная с виду, но с тяжелым сердцем, размышляет о том, что произошло с ней за последнее время: обстоятельства, люди, приметы и знаки. Ничто не напоминает ей о том, что опасность неминуема. Рано или поздно может произойти все что угодно, но сейчас еще слишком рано. По крайней мере, она предпочитает так думать.
Сокас идет в глубину комнаты и показывает ей библиотеку. Тон у него меняется, никакой озабоченности, он как будто вполне успокоился. Должно быть, думает Елена, это дается ему не без труда.
– Вот здесь все посвящено поездам. Вот, видишь? Расписания международных рейсов на разные годы, книги о локомотивах, вагонах, спальных и сидячих, история создания железных дорог. – Он снимает очки, протирает их носовым платком и снова надевает. – Обрати внимание на эту иллюстрированную историю Восточного экспресса – она великолепна. Или на эту, редчайшую, о международной компании спальных вагонов.
Елена делает над собой усилие, чтобы отогнать мрачные мысли.
– А твой макет железной дороги – он и правда такой замечательный, как говорят?
Она смотрит на Сокаса, и ей вдруг хочется увидеть этот макет. Загадочная улыбка появляется на лице доктора, и он поднимает указательный палец, словно произнесет сейчас нечто поразительное.
– Идем, – говорит он.
Она идет за ним в комнату на первом этаже. Доктор включает рубильник на стене, и большая лампочка, свисающая с потолка, освещает огромную доску на козлах; на доске сконструирована масштабная модель пейзажа, где сосуществуют горы, реки, мосты и дома. Между ними вьется, петляет длинная железная дорога. Напротив одного из вокзалов остановился локомотив с вагонами; все воспроизведено до мельчайших деталей. Есть даже фигурки пассажиров на перроне.
– Потрясающе, – восхищается Елена. – Мы много раз об этом говорили, но увидеть своими глазами – это поистине удивительно.
Доктор кивает: он безмерно гордится своей железной дорогой.
– У меня годы ушли на то, чтобы это собрать, – говорит он. – И до сих пор я прибавляю какие-то детали и что-то меняю. Посмотри.
Он поворачивает другой рубильник, и поезд трогается с места.
– К счастью, электричество пока не выключили.
Локомотив тихо жужжит, таща за собой спальные и сидячие вагоны по извилистому двойному пути миниатюрной железной дороги.
– Прелесть, – говорит Елена.
Намного лучше, чем прелесть, так считает доктор. То, что воспроизведено в точном масштабе, добавляет он, – одно из величайших технических достижений рода человеческого, грандиознее даже, чем самолеты и корабли: завораживающая комбинация