Читать интересную книгу Из огня да в полымя: российская политика после СССР - Владимир Гельман

Фобии другого рода – о неизбежности упадка в стране качества управления экономикой и уровня правопорядка, вплоть до угрозы территориального распада России – довольно широко распространены главным образом из-за того, что прежний травматичный для России опыт преобразований 1990-х годов – сознательно или нет – проецируется и на нынешнюю ситуацию. Хотя в одну и ту же реку, как известно, нельзя войти дважды, но генералы и солдаты часто готовятся лишь к прошедшей войне. Между тем, повторение сегодня сценария одновременного полного краха прежней экономической и политической системы и распада государства (подобно произошедшему в начале 1990-х) выглядит явно нереалистичным последствием возможной демократизации нашей страны. Вряд ли можно ожидать того, что уровень коррупции и беззакония в России в этом случае кардинально увеличится, а экономические проблемы резко усугубятся. Скорее, напротив – многие специалисты указывали на то, что демократизация, в общем и целом, способствовала успеху экономических преобразований в ряде посткоммунистических стран Восточной Европы и позволяла, пусть и не сразу, улучшить состояние дел с правопорядком.

Особый разговор – о рисках распада страны. Они активно обсуждались в начале 1990-х годов, сразу после коллапса Советского Союза [254] , но так и не воплотились в реальные угрозы ни тогда, ни в последующий период (за исключением случая Чечни, которая действительно фактически находилась вне рамок российской политической и экономической системы в течение более чем десяти лет). Если же говорить об объективных причинах, которые могли бы повлечь за собой территориальный распад России, то если «вывести за скобки» проблемы республик Северного Кавказа, таковых просто не наблюдается. Наша страна достаточно гомогенна в культурном отношении, интегрирована экономически, да и те политические силы, которые могли бы стать агентами сепаратистских настроений, на сегодняшний день просто отсутствуют. Предельно огрубляя, можно утверждать, что в выходе из состава России и оформлении тех или иных регионов в качестве независимых государств почти никто всерьез не заинтересован (более того, вызовы такого рода и в 1990-е годы использовались лидерами некоторых республик и регионов лишь в качестве средства шантажа по отношению к Центру). А в отсутствие реальной заинтересованности со стороны тех или иных акторов риски распада останутся только лишь фобиями, от которых России со временем предстоит избавляться.

Наконец, есть еще один аргумент, который подчас звучит как «последний довод» против демократизации нашей страны. Он связан с рисками утраты или резкого ограничения суверенитета России и превращения ее в марионетку (если не в колонию) США, Запада и/или других развитых держав. Любые возражения против него наталкиваются не только на возможные обвинения в отсутствии патриотизма, но также и на довольно широко распространенные представления о том, что «коварный зарубеж» спит и видит, как бы обобрать Россию, захватив контроль над ее природными ресурсами, и затем довести ее до полного коллапса. Хотя победить эти представления силой логических контраргументов практически нереально, а риторика защиты российского суверенитета от любых внешних посягательств обычно скрывает лишь стремление защитить интересы ее правящей группы от рисков внешних санкций, проблему суверенитета не стоит сбрасывать со счетов. Ее сложность для сегодняшней России, однако, лежит в совершенно иной плоскости. Она связана не только с тем, что во взаимозависимом глобализирующемся мире любой стране все сложнее изолировать внутреннюю политику от международного влияния по принципу «что хочу, то и ворочу», но и с тем, что, по большому счету, вопрос для сегодняшней России стоит не в сохранении суверенитета, а в том, чье именно внешнее влияние на ее внутреннюю политику окажется более значимым. Грубо говоря, будет ли Россия через какое-то время восточной провинцией Европы (или «Запада») или западной провинцией Китая. Этот выбор, если бы он встал на повестку дня сегодня, большинство российских элит, да и общество в целом, сделали бы в пользу первого варианта, однако интересы правящих в России групп подталкивают ее ко второму. Но беда в том, что сохранение нынешнего режима в более или менее длительной перспективе, скорее, приведет к тому, что этот вопрос будет вообще решаться без российского участия – страна просто рискует «провалиться» между мировыми экономическими и технологическими лидерами и в итоге оказаться никому не нужной. Таким образом, даже самым горячим защитникам российской самодостаточности необходимо признать: выбор между демократизацией и отсутствием таковой с точки зрения перспектив суверенитета страны – это даже не выбор между плохим и худшим, а между возможностью самостоятельного выбора и отсутствием такового.

Но даже если принять как императив, что эволюционная «ползучая» демократизация необходима и наиболее желательна в качестве сценария политического развития России, означает ли это, что она неизбежна для нашей страны в обозримом будущем?

Задача со многими неизвестными

Прогнозирование в социальных науках в целом и в политической науке в особенности похоже на решение задачи с большим количеством неизвестных величин, которые подчас невозможно измерить даже «здесь и теперь», не говоря уже о сколь-нибудь обоснованной оценке перспектив их изменений со временем. Поэтому оценивать вероятность каждого из четырех описанных вариантов траектории политического развития России: «загнивание», «жесткая рука», «коллапс режима» и «ползучая демократизация» – занятие, возможно, и увлекательное, но познавательно не слишком полезное. Каждый из этих вариантов отнюдь не исключен, равно и как их комбинация либо последовательность, анализ вариантов которой также наталкивается на сходные препятствия.

Список неизвестных величин, которые могут обусловить тот или иной вариант или привести к смене одного из них на другой либо к некоему их сочетанию, сам по себе слишком широк и не специфичен по отношению к сегодняшней российской политической ситуации. Поэтому нет необходимости перечислять все те факторы, воздействие которых на возможные изменения политического режима в нашей стране (да и не только в нашей) заведомо непредсказуемо. Но есть как минимум три неизвестные величины, динамика которых особенно значима в нынешнем российском контексте – от нее зависит, в каком именно направлении могут оказаться «развернуты» возможные изменения политического режима.

Во-первых, речь идет об изменениях общественных настроений (как на уровне элит, так и на уровне общества в целом) и связанных с ними характеристик политического поведения россиян. Нет необходимости объяснять, насколько эти изменения важны сами по себе, но сложность заключается еще и в том, что эти тренды поддаются оценке с большим трудом именно в условиях авторитарных режимов. Ведь помимо того, что находящиеся в распоряжении специалистов познавательные средства – такие, как массовые опросы или фокус-группы, – далеко не совершенны, при авторитаризме их данные подчас оказываются систематически искажены из-за эффекта «фальсификации предпочтений» [255] , или, проще говоря, своего рода «фиги в кармане», которую граждане до поры до времени скрывают от окружающих, сообщая социально приемлемые с точки зрения режима сведения. Такого рода «фигу» граждане иногда достают из кармана и демонстрируют властям в самый неожиданный «критический момент».

Порой смена декларируемых предпочтений может повлечь за собой даже крах авторитарного режима (как, например, это произошло в Восточной Германии в 1989 году), но подчас «фига» может оставаться в кармане на протяжении долгого времени, и об истинных предпочтениях граждан так и не узнает ни режим, ни его противники до тех пор, пока новые вызовы сохранению статус-кво не возникнут как бы «из ниоткуда». А поскольку внешне стабильный авторитарный режим может оказаться опрокинут в любой вдруг возникший «критический момент» (и правящие группы об этом риске знают), то поведение всех участников политического процесса становится заведомо непредсказуемо. С одной стороны, власти в условиях авторитарных режимов (Россия здесь не исключение) подчас реагируют на любые вызовы по принципу «у страха глаза велики» и стремятся обезопасить себя от тех рисков, которые не слишком для них опасны. С другой стороны, похожие на мантры заклинания о том, что рано или поздно авторитарный режим падет, могут так долго оставаться всего лишь благими (или не очень благими) пожеланиями, что когда они рано или поздно станут реальностью, то к переменам мало кто окажется готов, подобно тому, как произошло в период краха коммунистического режима и распада СССР в начале 1990-х годов.