Шон обнимал рукой ее плечи, она прильнула к его груди, скрутилась, точно кошка. И все еще плакала, все еще вздрагивала. Учитывая, сколько я проковырялась с кодом, она могла бы уже и успокоиться! Раз, скажем, пять могла бы успеть.
А потом… я не знаю и не хочу знать, кто в этом был виноват, но Карина подняла голову и их губы встретились. Думаете, что хоть один из них остановился? Нифига подобного. Шон-падла, кажется, только этого и ждал. Их поцелуй не был страстным, по крайней мере не сразу стал. Сначала их губы двигались медленно, с чувством, с наслаждением, он долго убирал с ее лица прилипшие к мокрым щекам волосы. Но я видела, чувствовала, что он хотел ее, просто задыхался от вожделения, а ей нужно было совсем не это. У нее были проблемы, которые заставили ее плакать, и мыслями пани витала именно там. Здесь же, с ним, она всего лишь хотела почувствовать себя нужной, желанной. Вот зачем она приехала. И даже несмотря на препятствие в виде меня, она получила все сполна. Я буквально кожей чувствовала, что он ее любил, я и раньше подозревал, что именно из-за другой женщины со мной так холоден, но теперь… узнала наверняка. На примере. И все, что оставалось — постыдно радоваться, что она ему взаимностью не отвечала. Наконец, поцелуй перерос в нечто большее, пани перекинула ногу через его бедра и села верхом, обнимая затылок Шона обеими ладонями. Он целовал ее шею, жадно, но явно сдерживаясь. Будто напугать боялся. А затем начал осторожно стягивать с нее жакет. И тогда я подняла, что зрелище обнаженной Карины Граданской в объятиях Шона я не вынесу — потянулась к красному крестику, как к спасительному кругу и нажала на него.
Было и плохо, и больно, и тошно. Просто ужасно. Я не знала, что еще можно сделать, кроме как сбежать. Крадущимися шагами я скользнула в нашу с Шоном (тогда еще нашу) спальню, вывалила содержимое собственного рюкзачка на кровать, нашла права от машины, собрала всю имевшуюся наличность, подхватила первую попавшуюся кофту, оглядела все это безобразие и добавила к своим пожиткам… косметичку (я неисправима). Чтобы сделать вид, что все в порядке, что ничего не произошло, я собрала вещи обратно в рюкзачок и поставила его на место, а затем прокралась к холодильнику и чуть ли не каллиграфическим почерком (чтобы он заметил послание, написанное не своей рукой) вывела: поехала к морю.
Замирая от каждого собственного вдоха, я подошла к входной двери, сняла с крючка ключи от машины Шона (тихо-тихо, чтобы не дай Бог не звякнули) и уже порывисто засунула их в собственный бюстгальтер. Не знаю, чего я испугалась больше: что меня с ними поймают или что не удастся сбежать из этого отвратительного места! Мне оставалось только надеяться, что Шон не заявит в полицию по поводу угона машины… хотя бы до утра.
Оказавшись в мазде Шона, я чуть не умерла от облегчения. Знала, что даже если меня теперь уже и поймают, то не остановят. Но двери на всякий случай заблокировала. А затем действительно направила машину в сторону побережья. Потому что понятия не имела, где еще искать утешения в этом городе.
Я сидела на холодном песке, мерзла и рыдала, глядя на бликующую воду. Мои мечты, домик с белым забором, бегающие дети с ямочками на щеках — все уплывало в небытие. Я больше не надеялась, что однажды Шон проснется и улыбнется, увидев меня рядом… как я могла быть такой дурой? Как не заметила симптомов? Шон сказал, что она уехала к Алексу. Я не была с этим человеком знакома, но очень надеялась, что пани любила его, а не Шона. Даже если этот Алекс наркоман, он все равно лучше. В тот день я поняла, что не то, что не люблю Шона, я даже не понимаю, как возможно полюбить человека, подобного ему.
Впоследствии, когда мне удалось дистанцироваться от происходящего, я обнаружила, что извращенная логика в произошедшем присутствовала. Себе Шон остался верен. Приехала любимая, и он, не задумываясь, остался с ней, забыв обо мне, невзирая на мои чувства. Но лично я о своих чувствах заботиться собиралась, и еще как! Я родилась и выросла в краю, где джентльмен не обидит даму, где неподобающее отношение может вылиться в скандал городского уровня. И хотя я не совсем вписываюсь в южноамериканский антураж, моя модель семьи именно такова! И я не знаю как получилось, что я, такая белая и пушистая, попала в мир волков и шакалов. Я стала словно инородным объектом, который этот мир раз за разом пытался вытолкнуть. Будто Джоанна Конелл была признана для существования слишком розовой и мягкой. Но в тот день все изменилось. Я изменилась. Я потеряла свои розовые очки. Моя уверенность, что я самая-самая, что лучше меня, барби-американки, нет никого, растаяла как дым. Я увидела людей, которые играют с подобными мне, как с настоящими куклами. Кто я? Что я? Просто развлечение для ректора. Роберт Клегг был прав.
Спрятать такую машину, как у Шона, оказалось очень проблематично, но я попыталась. Собиралась в ней спать за неимением других вариантов. Разве что к Керри снова пробираться. В общем переночевала я прямо в машине, на побережье, в кустах. Благо, было очень тепло. Утром на треть собственных сбережений купила себе бикини. Цвета фукси, чтобы никто не пропустил! Мне это было необходимо. Чувствовать себя заметной и интересной. А потому в этом самом бикини я целый день провалялась на пляже, флиртуя с мальчиками, которые угощали меня прохладительными напитками за собственный счет, позволяя экономить оставшиеся гроши. После случившегося мне стало особенно важно, чтобы я нравилась мужчинам. Но это было ложью. Нравилась я только сверстникам и престарелым извращенцам, а целевая аудитория, как выяснилось, предпочитала женщин под зонтами в больших очках и дизайнерских бикини. Именно такой мне представлялась Карина Граданская. Я же совсем другая. Мои волосы под сиднейским солнцем выгорели до белизны, а кожа покрылась равномерным золотистым загаром. А еще я обожала валяться целыми днями на пляже и смеяться над пошловатыми шуточками Керри. В общем на VIP определенно не тянула.
И на том же самом пляже уже следующим я поняла, что не взять кредитку из дома Шона было величайшей глупостью в жизни. Я не привыкла таскать ее без надобности, не любила тратить попусту деньги родителей, и искать ее в вещах не стала. Но теперь выяснилось, что долго на своем скудном финансировании не протяну. Еще, может, пару дней — не больше. Но лучше сдохнуть, чем вернуться к Шону за ней.
И еще надо мной висела грозная тень понедельника. Что делать? Идти в университет? Просить общежитие? Шел декабрь, конец семестра, нужно было где-то жить, на лето я собиралась поехать с Керри в Ньюкасл и снять там квартирку, чтобы не напрягать ее родителей, но и одной не оставаться. Но сейчас-то где жить? Кто согласится сдать на месяц недорогое жилье одинокой студентке без особых денежных средств?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});