Никогда еще, кажется, в жизни Анюты острое ощущение такой красоты природы и великого покоя не владело всем ее существом, как в эту минуту. И никогда, пожалуй, не было столь полным и ярким чувство счастья. Она любила друга, любила отца, любила мать, любила свою заботливую Родину, свой труд, любила эту суровую и величественную природу. И была любима сама. Как ей хотелось в эту минуту быть хорошей подругой, хорошей дочерью, хорошим геологом! Хотелось совершить такой подвиг в жизни и труде, который был бы достойным ее друзей и любимых, ее народа. И ей несказанно захотелось сейчас быть там, где люди бьют шурфы на угольной сопке, трудиться, изучать, искать. Отныне никому не позволит она обращаться с собой, как с девочкой-баловнем. В душе ее созрело мужество и стойкость; она будет упорно трудиться, будет нести на плечах такой же груз и испытывать те же лишения, как все!
А сейчас… сейчас она сделает все, чтобы быть полезной в этом трудном походе, - она будет заботливой хозяйкой.
Потом она думала о Викторе. Ее чистая и светлая девичья фантазия уносила их обоих в будущее. Полуприкрыв глаза, Анюта видела себя и его идущими рука об руку по жизни - то строгими, деловыми, то веселыми, счастливыми; а впереди - сияющая вершина, взобравшись на которую можно далеко и ясно увидеть все, все. Кажется, никогда еще не был ей так дорог Виктор, как в эту минуту.
«Милый, милый, сколько выносишь ты, сколько в тебе самоотвержения и безропотности! - мысленно говорила она. - Так почему же ты никогда не пожалуешься, не попросишь у меня помощи? Или я плохой помощник? Тогда знай: сама буду голодной, а тебе отдам последнее; ты будешь рисковать - я буду рядом с тобой!»
Анюта умылась и вернулась к палаткам с приятным, радостным, как бы обновившимся чувством. Весело спорилась работа в ее руках, когда она принялась готовить завтрак. При этом она старалась все делать бесшумно, чтобы не разбудить мужчин.
Солнце поднялось уже довольно высоко над лесом когда проснулись Пахом Степанович и Дубенцов. Их ждал горячий завтрак, приготовленный девушкой.
- Эх, Анна Федоровна, да и добрая же будет из тебя хозяйка! - заметил Пахом Степанович, вернувшись после умывания веселым и приободрившимся.
Девушка слегка смутилась и, поправляя косы, сколотые на затылке, мельком взглянула на Дубенцова. Молодой геолог тоже взглянул на нее и смущенно улыбнулся. Между тем старый таежник, натягивая свои неистребимые бродни, рассуждал:
- Женщина, которая по хозяйству хорошая мастерица, говорят, раба, но то не верно. Раба, я так соображаю, которая забитая, бесправная перед мужиком. Но ежели, как, скажем, у меня хозяйка, ровня мне во всех делах, то это прямо золотой человек. Да я бывает, честно сказать, не стою ее! Право слово!
Он посмотрел на молодых геологов, как бы проверяя, слушают ли они его, и, убедившись, что они ничем не отвлекаются, заговорил снова.
- Вот я вам расскажу одну историю, - сказал он. - С хозяйкой мы живем ладно, она у меня строгая, но добрая, и женщина с умом. По молодости лет, как отец выделил меня на свое хозяйство, я зимой зверя промышлял в тайге, а летом то на рыбалке, то огородом занимался. Да и живность кое-какая была: корова, лошадь, чушка, птица. Бывало, придешь с рыбалки усталый, а тут что-нибудь не потвоему: обед холодный, или чушка кричит некормленная.
А по молодости мы все горячие, нетерпеливые. Начну хозяйку ругать: то да это не так, это не сделано. Она себе помалкивает, а это и вовсе, сказать, нервирует меня. Был у нас мальчонка Митяшка, лет пять было ему. Сейчас в военном флоте командир корабля…
- Как-то раз хозяйка мне и говорит: «Мамаша заплошала, поеду-ка к ней на пару деньков». А была она взята из соседней деревни, километров за двадцать ниже по Амуру. Ну, забрала моя Настасья Митяшку и айда к своим.
Остался я один в избе. Вот встаю утром, маленько проспал, соседи разбудили, а во дворе хором вся живность кричит. Я скорее одеваюсь да во двор. Выпустил корову и лошадь в лес - у нас выпас вольный, - а тут птица кричит. Побежал за овсом, высыпал. Там чушка визжит - ей варево нужно. Бросился к печке - дров нет. Нарубил. Хватился - воды нет. Принес, разжег печку, полез за картошкой, поставил. Да и себе же надо готовить… Так я пока все переделал? то уж и есть не хотел - до того умаялся. А тут же надо и в избе убрать и что-то по хозяйству сделать. Деньденьской не разгибал спины, управляючись по хозяйству. И эдак уморился до вечера, что уж мне ничего не хотелось, окромя одного - скорее в кровать. А назавтра опять все это. В тайге так не уставал. Ну, поверите, я как святого спасителя ждал свою Настасью. Приехала она, посмеялась над беспорядком, какой я наделал везде, и спокойно, ловко взялась за дело. С той поры - шабаш, никогда я не набрасывался на нее, потому ее труд тяжельше моего. Так-то вот, ребятки!..
Анюта с волнением и с каким-то внутренним трепетом слушала Пахома Степановича. Когда он кончил свой рассказ, девушка еще долго смотрела на него, будто видела впервые.
За завтраком они обсуждали, что предпринять теперь в поисках экспедиции.
- Дорог много, - говорил таежник, - да вот какая из них самая короткая, ума не приложу. Знать бы, что та речка за сопкой и есть Хунгари, то вся статья спуститься по ней. Два-три дня - и, глядишь, до своих добрались бы.
Только Хунгари тут вроде бы не должна быть. Она недалеко от Удом и забирает к югу.
- А эта, говорите, к югу идет? - спросил Дубенцов.
- Под сопкой - к югу, а дальше - кто ее знает.
- Не исключена возможность, - заметила Анюта,- что она идет к югу, чтобы сделать потом крюк и повернуть на север.
- И то вполне может быть, - согласился Пахом Степанович,- вершины-то ее никто не знает.
- Лично у меня не вызывает, сомнения, - говорил Дубенцов, - что в письме речь идет именно об этой реке.
Вероятно, это именно и есть Хунгари, на берегу которой поджидает нас отряд, чтобы отправиться на поиски Сыгдзы-му - Красного озера. Что же касается слова «осторожно», то, очевидно, нас предупреждают о перекатах или водопадах, которые бывают на горных реках. Так что мое предложение одно: отправляться к этой реке, плыть вниз по течению. В крайнем случае, нас принесет в Амур, а оттуда мы быстро и без труда доберемся до лагеря отряда по Хунгари.
- А на чем мы поплывем? - спросила Анюта.
- Да я думаю, - вопросительно посмотрел геолог на таежника. что мы с Пахомом Степановичем смастерим уж какой-нибудь плот…
- Однако бат нужно рубить, - ответил тот. - Это вернее, потому плот через перекаты трудно проводить, осадка большая, садиться на мель будем.
- Словом, это не проблема, - объяснил Дубенцов Анюте. - Важно, чтобы было у всех одно решение.