Читать интересную книгу "Шайтан Иван 3 - Эдуард Тен"

узнаете, а сейчас давайте пить чай, он уже остыл наверное.

После чаепития я поклонился августейшему семейству и собрался уходить. Полковник Лоренс проводил меня до выхода и вручил небольшую бархатную коробочку.

— От Их Величеств, — сказал он с едва заметной улыбкой.

Внутри лежал массивный золотой перстень с крупным бриллиантом и выгравированной монограммой «Н». Честно говоря, носить такую вещь — чистая безвкусица. Но цена… три тысячи рублей, не меньше.

А главное, сам император и императрица называли меня по имени-отчеству. Вот что действительно дорогого стоит.

Все основные дела в Петербурге выполнены, можно отправляться домой. Планировал побыть неделю в Москве, да куда там. Андрей не просил, а требовал, что бы я присутствовал на дне рождения Натальи. Пришлось согласиться. На следующий день он приехал расстроенный от родителей. Я не стал лезть к нему в душу. Если он захочет, сам всё расскажет. Мы сидели в восточной комнате, одни. У Мары была чрезвычайная ситуация, что одеть на первый свой выход в свет. Поэтому мы сидели тихо, стараясь не попасть под горячую руку девушкам.

— Знаешь, командир, батюшка исхлопотал мне зачисление в гвардию, император подписал прошение. Я отказался, хочу вернуться в сотню. Вышел небольшой скандал, родители отругали меня, когда я заявил им, что все равно не буду служить в гвардии. Устрою так, что меня снова отправят на Кавказ. Как думаешь, командир?

— Думаю, что правы твои родители, дурак ты князюшка, да ещё круглый.

— Ну, знаешь Пётр Алексеевич — хотел возмутиться Андрей, а потом, что-то сообразив, спросил.

— А почему, командир?

— А подумать не пробовал?

— Да я весь вечер думаю и ничего не могу придумать.

— Значит плохо я тебя учил, если в такой простой ситуации выход найти не можешь.

— Хорошо, докажи мне, что я дурак, тогда я на тебя не обижусь.

— Ладно, последний раз помогаю тебе. Ты понял хорунжий?

— Понял, слушаю.

— Завтра пойдешь к родителям, извинишься и дашь своё согласие. Не перебивай.- заметил я вскинувшегося Андрея.- Вернёшься в полк и два месяца служишь так, чтобы командиры твои от счастья плакали, образцово и показательно. Это очень важно. Потом идёшь к полковому командиру с прошением о переводе тебя на Кавказ, в сотню. Когда тебя спросят, ответствуй. Так, мол, и так, учитывая твою подготовку пользы от тебя для отечества, там будет больше. Расписываешь это все гладко и с выраженным патриотизмом. Ты ведь так думаешь на самом деле?

— Ну да, а что это даст.

— А даёт это, Андрюха много. Во-первых, выходишь ты из гвардии с чином поручика, Государь император, прослезившись, ставит тебя в пример другим офицерам, родителям уважение и благодарность за то, что такого сына воспитали. Понял, чурка ты с ушами.

Андрей осмыслив сказанное мною, вздохнул.

— Дурак, как есть дурак, признаю, командир.

— Поэтому я командир, — хлопнул его по плечу, — а ты хорунжий.

Глава 25

Осталось отгулять день рождения Натальи и возвращаться. Надоело, честно говоря, в Петербурге. Домой, на базу хочу, да и бойцы мои затосковали по дому. Насмотрелись на Москву, Петербург и тоже приуныли. Как правильно выразился Саня.

— Душно сдеся, командир, да и люди не те, что у нас. Вона, казачки тожа, ждут не дождутся, когда до дому поедут. В городе жить, привычка нужна, всё тута не по-людски. Вроде красиво и чинно, да только не про меня это. Вона и Мара жалилась Женьке, как она тут без неё и Ады жить будет.

— Может останешься с князем Саня?

— Господь с тобой, командир, такое говорить. Я остался только до твово приезду, что бы апосля с вами вертаться Не… Пётр Ляксеич, уволь от счастья такого. Лучше Аду оставь. Графиня сколько раз предлагала у неё остаться. Мне Женька рассказывала.

— И что она? — Заинтересовался я.

— Ада говорит, куда господин, туда и она. Что она дура, что ли, от тебя уходить, где она ещё такого справного казака найдет.

Мне стало смешно, я с трудом сдержался, что бы не рассмеяться, слушая серьёзные рассуждения Сани. Ушёл от этого балабола, что бы не обидеть его своим смехом. Собрался и поехал к графу Васильеву, тем более он просил навестить его после аудиенции.

— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, — удивилась Катерина, увидев меня.

— Здравствуйте, Екатерина Николаевна.

— А, Пётр Алексеевич, наконец-то соизволили навестить меня — Обрадовался вышедший из кабинета граф, — прошу ко мне, шутливо поклонился он, жестом указывая на вход. Мы расселись в кресла у камина, в котором весело потрескивали берёзовые поленья.

— Наслышан о ваших визитах ко двору, — граф отхлебнул вина, пристально глядя на меня. — И не удивляйтесь моей осведомлённости. Увы, не я один внимательно слежу за дворцовыми делами.

Он отставил бокал, его пальцы нервно постукивали по столу:

— Многие заметили, как милостиво принял вас государь. Да и всё августейшее семейство, кажется, прониклось к вам симпатией. Особенно цесаревич Александр.

Граф сделал многозначительную паузу.

— Ходят упорные слухи, будто по вашему совету Александр удалил из Аничкова дворца графа Олевского и барона фон Ростена. Его давних приятелей, ещё те льстецы и подхалимы. Особенно граф Олевский. Скользкий и мстительный человек.

— Да что вы, граф⁈ — я действительно был удивлён.

— А вы, выходит, даже не подозревали, что сломали этим господам карьеру? — граф усмехнулся.

— Да я их в глаза не видел, Дмитрий Борисович! Хотя постойте, кажется с графом Олевским довелось встретиться, он приносил приглашение от Александра.

— Верю, — кивнул граф. — Тем интереснее, кто и зачем распускает такие слухи.

— Простите за прямоту, граф. Почему вы помогаете и опекаете меня? Зачем вам всё это.

— Вы должны были задать этот вопрос.

— Граф тяжело вздохнул, его голос дрогнул. — Видите ли, вы очень напоминаете мне моего сына. Он погиб в Персидскую кампанию, как и сын князя Долгорукого. Оба добровольно ушли из гвардии, не по принуждению, а по зову сердца.

На мгновение он замолчал, будто собираясь с мыслями. Его взгляд стал каким-то прозрачным, устремленным в прошлое.

— Сходство не во внешности, нет. Во внутренней чистоте. Вы такой же честный, прямой человек. Настоящий романтик, если хотите.

— Кто угодно, но только не романтик — мелькнула у меня мысль. Вдруг я увидел, как граф буквально сгорбился на глазах. Одна единственная слеза медленно скатилась по морщинистой щеке.