– Альбом выйдет весной, – проводит Аманда пальцем по нарисованной витой брови. – Значит, в августе у меня будет промотур в Европе. До тех пор, где-то в мае, я должна навестить друга в Берлине, но это будет зависеть от того, не придется ли заниматься связками. У моего врача есть ряд вопросов к моим связкам, ха!
– То есть, возможно, – осторожно уточняю я, – если будет складываться, май или август?
– Обязательно, май или июль – август! Мы слишком долго говорим про Москву, не так ли, ха?
Будильник. Конец послеобеденной дреме. Надо наконец купить вентилятор – плюс 33 на сковородке Тверской невыносимы.
Сегодня 18 июля 2008 года. Ни мая, ни августа не было и не будет. Сначала подвели связки, потом отменился промотур. Обычная текучка. Я отправлю Аманде открытку к Рождеству, больше ей пока писать мне не о чем.
Я ушел из клуба «Икра» неделю назад. Бросил в сумку папки контрактов, автограф на листе: «Amon Tobin. Soldout», записку завскладом: «Нина, нужно срочно найти костный мозг», стопку не дождавшегося своего часа в оранжевом зале оранжевого винила. Олейников был наверху, на концерте «Аквариума»: обойдемся без торжественных прощаний, не в Сибирь уезжаю. «Аквариум» не последний, надеюсь: я так и не дошел до зала, застегнул сумку, помахал рукой новому ассистенту, пожал руку Жене Малышу и прыгнул в машину.
Все афиши с автографами, журнальные вырезки, сет-листы за два года оставил Олейникову. Это принадлежит клубу.
Олейников наверху внимал БГ Тем временем внизу менеджеры выбросили за пятнадцать минут архив клуба «Икра». Убрались ко въезду в офис нового руководства. По правде сказать, офис был порядком захламлен.
На кой открывать клуб, городить огород, лезть со своим уставом в чужой монастырь, прикрываясь д'Артаньяном, с этой вот протестантской упертостью талдычить мирному населению про какие-то западные клубы и каких-то артистов, которые, кроме тебя и твоих нездешних друзей, нужны трем инвалидам, – если ты просто надеялся послушать Аманду Палмер, или кого там еще ты надеялся? Билет купи, лети и слушай.
Колониальный театр – индульгенция безобидному дилетантству.
***
18 июля.
День сурка.
Анечка встречает пятичасовой утренний из Берлина – саундчек у французов в семь утра, у датчан в восемь, с американцами по-прежнему неясно, в одиннадцать сцена открывается; я строго-настрого запретил Ане ждать предрассветную электричку до Шереметьево в баре в Столешниковом переулке.
Аня живет в пампасах на Щелковской, надо где-то пару часов скоротать. Я ей не папа и не бойфренд – и я категорически против баров. У нас завтра здоровенный фестиваль на десяток групп, последний, ударный проект, впереди за которым – ничего. Мы зарылись в графиках прилетов и вылетов, мы не спим несколько дней (и не предвидится), у Ани работы – по горло. Нечего стесняться, вот тебе моя кухня, мой чайник, холодильник, душ и пена для ванны. Лучше здесь эти полтора часа провести, чем на террасе соседнего бара, уродливым зубом разрезавшего Столешников пополам. Модный бар принадлежит дизайнеру Симачеву. Каждый квадратный метр брусчатки приносит прибыль: метров оттяпано – раззудись плечо. Если смотреть изнутри, так совсем и не уродство. А какое модным дизайнерам дело, как оно там выглядит снаружи? Бабушек, которые ходили по своему Столешникову за кефиром, давно здесь нет.
Мне тоже нет дела.
Просто я против, чтобы девочка в одиночку в четыре часа утра по Москве гуляла. Про электричку – понимаю, все хотят въехать в оторванный от цивилизации аэропорт на свежеперекрашенной советской электричке. Это как посмотреть программу «Сельский час» на плазменном экране в 3D Экспириенс. Только ж, правда, чем в баре пережидать, почитай лучше до электрички книжку у меня на кухне. Передохни, не лети.
Открытие главной сцены в одиннадцать.
Прощание в морге в девять.
В три ночи мимо меня будут проезжать Капа с Марой, я им билеты обещал на фестиваль. В стопке билетов – записанный рукой Мэтта телефон берлинского юриста. Это откладываем в сторону. В четыре лягу на пару часов. А что, уже три? Так, вот тебе, Аня, чайник – а я ботинки надвину и вернусь через двадцать минут.
Маленькая красная машина тормозит у магазина «Москва». Какие вы красивые, – раздвигаю губы в улыбке.
– Это не мы, это временный ковчег, мы в ремонте, – смеется Мара. – Ты совсем замучен, да?
– Да нет, вполне себе, не первый день замужем. Отвлекающие факторы. Но автопилот работает. Заходите завтра обязательно, – протягиваю контрамарки.
– Угу, конечно! А мы с концерта едем – парилка как в бане, душа нет, мечтаем наконец добраться домой.
– Акустика?
– Электричество сегодня было. Слушай, – спохватывается Мара, – а у тебя пластинка-то есть?
– Нет пока.
– Так держи, – Капа проворно достает из сумки черно-белый фотоальбом. Диск внутри.
– Спасибо!
– И тебе спасибо. Ты что дальше делать-то собираешься?
– Хм. Жить. Перестать бегать. Блог заведу, буду рапортовать каждый раз, как пукну или чихну, или Дэвиду Тибету позвоню: «Грегори, – воскликнул Тибет. – Ну наконец-то ты позвонил! А вот ко мне тут как раз Дэвид Браун зашел, Михаила Боярского ждем», – журналист я или нет, в конце концов? Может, книжку начну писать: «18 июля. Три часа ночи. Маленькая красная машина тормозит у магазина "Москва" "Какие вы красивые!" "Это не мы, мы в ремонте", – смеется Мара».
– Ну тебя, – Мара действительно смеется.
– Если уедешь, – добавляет Капа, – дай знать.
– Если – дам. От себя не уедешь. Обнимаемся. Временный ковчег срывается с места.
Я возвращаюсь в подъезд, машинально перекладываю у входа кипу хорошо отпечатанной партийной прессы в ящик для мусора. Сталкиваемся с Анечкой на входе в квартиру. Аня накинула джинсовую куртку, книжка под мышкой, бодра – пора в аэропорт.
– Давай, удачи вам там! Позвоните в семь с площадки, ага?
– Не волнуйся. Я шу-шу из Шереметьево, если что. Аня исчезает в лифте.
Я вынимаю из проигрывателя «Зигги Стардаста». Долго перебираю груду разбросанных пластинок. Ложусь и слушаю тишину.
* Hast du Frau, Kinder? (У тебя есть жена, дети?) (нем.).
* Nein, aber ich arbeite daran. (Нет, но я работаю над этим.) (нем.).
* Ну так что, в каком стиле у вас клуб? – Да самые разные направления. От Джими Тенора до фестиваля французского джаза. Большой акцент на танцевальных мероприятиях (англ.).
* Но она в любом случае снесена (англ.).
* Evacuate – освобождать, эвакуировать; assassinate – устранить, убить (англ.).
* «Да подтверждаю я, что этот парень – соорганизатор нашего шоу!» (англ.).
* «…Продемонстрировал исключительные навыки тур-менеджмента, работы в команде и живой интерес к концертной индустрии» (англ.).
This file was created with BookDesigner program [email protected] 16.04.2011