1957. Первая ступень
Красивый и приветливый балагур Юра Чурбанов в августе этого года, после окончания техучилища № 5, устраивается (отец сказал: «рабочий стаж!») медником на завод. «Пропахал» он там недолго: с 19 августа по 28 декабря того же фестивального года. Комитет комсомола завода рекомендовал Чурбанова для работы на Московском фестивале молодежи и студентов. Юрий вспоминал:
- Это были незабываемые дни. Они оказались настолько яркими, что их можно вспомнить поминутно, - ведь именно тогда к нам впервые приехали делегации Америки и Израиля, мой Ленинградский район над ними «шефствовал». Славные были ребята, их все интересовало: от наших помоек, на которые они, надо сказать, были «запрограммированы», до архитектуры Кремля. Правда, помойки им быстро осточертели, да и мы от них почти ничего не скрывали, никого не опекали: рано утром уезжали на заводы и фабрики, в пионерские лагеря, и весь день был в их распоряжении. Не хочешь добираться на автобусе - возвращайся пешком, только не забудь, где твоя гостиница. А забудешь - тебе покажут.
После фестиваля активного комсомольца зачислили инструктором Ленинградского райкома ВЛКСМ. Симпатичный юноша, тогда уже умевший браво глотать портвейн, ничуть, казалось, не хмелея, и внушительно чеканить правильные фразы зычным генеральским тоном с р-р-революционными псевдокорчагинскими интонациями, вступил на первую свою номенклатурную ступеньку. Инструктор орготдела своего, Ленинградского. райкома комсомола.
Попытка переворота (Щелоков vs Андропов) - 3
10 сентября 1982 года. 10 часов 15 минут.
Колонна № 3 из четырех белых «Жигулей» с роторными моторами и двух грязно- желтых микроавтобусов («рафиков»), в которых разместились заметно нервничающие люди подполковника Терентьева, остановлена на проспекте Мира офицерами Группы «А» КГБ СССР, переодетыми в форму ГАИ. Подразделение чекистов возглавлял опытный офицер, который за год до этого (с 27 октября по 4 декабря 1981 года) блестяще зарекомендовал себя в составе спецбригады, давившей массовые беспорядки в Северной Осетии (там старшим был заместитель командира «Альфы» Р. П. Ивон, который после прихода к власти Андропова был назначен начальником отдела в Службу ОДП Седьмого управления КГБ, в которой завершил служебную карьеру).
Четверть часа одна из главных столичных магистралей была перекрыта. Из Капельского, Орлово-Давыдовского и Безбожного переулков на проспект, упирающийся в Сретенку, ворвались две дюжины черных «волжанок» (те самые «дубли» 2424), набитых офицерами и прапорщиками войск ГБ. За исключением шести старших офицеров, одетых в полевые армейские мундиры, все были в штатском. И все отчетливо представляли, чем рискуют.
Стрельба на проспекте Мира в советское время стала бы скандалом глобального масштаба. Впрочем, вторая из щелоковских групп устроила-таки перестрелку, однако ни одно западное СМИ об этом не рассказало. Но об этом ниже.
Щелоковские попалились на ночной установке бетонных столбиков в арках рядом с домом, где жила семья Андропова. От Девятого и Седьмого управлений КГБ ночные работы в таком месте утаить было нереально. Тем более что готовиться к нейтрализации Андропова Щелоков, не ставя в известность лидера страны «дорогого Леонид Ильича», стал с июня 1982 года. Контрпереворот был кульминацией борьбы, которая завязалась не в 1982-м, а гораздо раньше. Андропов возглавил КГБ в 1967-м, годом позже после назначения Щелокова на пост министра охраны общественного порядка. И сразу стал собирать компромат на конкурента.
1959. Чурбанов в горкоме комсомола
Историк «необычного профиля» Рой Медведев вступил в ряды КПСС. Через 40 лет он сделает это второй раз. Хотя и говорят: «В одну воду дважды не входят». Но партия течет извилистей, чем любой ручей.
Председатель Челябинского СНХ Михаил Соломенцев возглавляет Карагандинский обком партии. Ему - 40 лет до отставки.
«Сов. парт., гос. деятель и видный писатель» Шараф Рашидов назначен первым секретарем ЦК КП Узбекистана. Этому чуть больше четверти века осталось жить.
А Юрий Чурбанов, с которым еще не раз сведет судьба «видного писателя», 22 октября уверенно шагнул на очередную ступеньку - в МГК ВЛКСМ. «Есть у нас еще дела». Впрочем, в постсоветский период Юрий Михалыч формировал имидж «плохого мальчика», рассказывая журналистам, что в детстве, мол, постоянно ходил с синяками, хулиганил и даже разводил голубей, тратя на увлечение родительские дотации «на завтраки»:
- Не завтракал месяц и в одно из воскресений - на 32-м трамвае на Птичий рынок, чеграшей покупать. Двух-трех рублей хватало, чтобы купить посредственную птицу. Сколотил голубям ящик на балконе. Там они и ворковали.
И еще, конечно же (хулиган так хулиган), систематически прогуливал уроки:
- Мы с друзьями физику терпеть не могли. Почти всегда с нее уходили. И - в кино, на детские сеансы. Тогда они стоили 10 копеек. Помню, по нескольку раз смотрели «Серенаду Солнечной долины», «Александра Невского», «Александра Матросова». Я очень любил историю. В шестом классе прочитал «Угрюм-реку», «Емельяна Пугачева». Но за мои безобразия в седьмом классе меня все-таки оставили на второй год. Изложение на двойку написал.
//-- * * * --//
Это было спокойное время вкрадчивого становления нелегального мафиозного рынка, одной из составных которого были сытые номенклатурные привилегии (Чурбанов, напомню, еще в училище сделал ставку «на комсомол» - функционировал замом секретаря комитета ВЛКСМ). На смену циничным сталинским конвертам (в которых совчиновники получали фактически теневую зарплату) пришла хорошо завуалированная - словно роскошный особняк за кирпичным забором - система тех же сановных подачек в несказочном жанре «Сезам, откройся!»: продзаказы с бледными крабами и пухлой помадкой, закрытые промтоварные секции (типа № 200 в ГУМе), нашпигованные импортными дубленками, как банки анчоусов, внеочередное получение богато окирпиченных квартир, дач и гаражей. Этот нахальный разврат господкупа «совковой» верхушки заведомо был беремен суперкоррупцией. Я б ничему не удивлялся.
По-моему, при Великом Друге советских физкультурников могучий черный рынок отчасти все-таки был зажат пыточными тисками всеобщего (вернее, всесоюзного) доносительства и чрезвычайной опричнины беспощадных и бессмысленных энкавэдэшных расправ. Однако воровской базис взяточничества был заложен, уверен, именно тогда. И гранитно-основательно, под готическую стать сталинской архитектуры. А может, и раньше. По свидетельству завсектором ВНИИ Прокуратуры СССР А. Ларькова («АиФ», № 37, 1989 г.), когда Н. Хрущеву впервые доложили о миллионном хищении, «он был ошеломлен и долго не мог в это поверить. Позднее уже больше не удивлялся.». Казнокрады из верхнего эшелона все чаще практиковали частное присвоение в поистине социальных масштабах. Конца этому я не вижу. Цитирую размышления Ю. Кашука («КО», № 35, 1989 г.), опубликованные практически одновременно с заметками А. Ларькова: «Словечко «мафия» к этому явлению совершенно не подходит: все сицилийско-техасские забавы не могут даже сравниться с этой самоорганизующейся и саморегулирующейся системой. Каждый знает, что и с идеологией единодушия и единомыслия у нас стало плоховато. И не по причине того, что компетентные органы ослабили работу, а по причине жизни. Сегодня проекты введения единомыслия даже и в одной России как-то непопулярны. Хотя, если внимательно читать издания, наиболее близкие и даже вырабатывающие часть идеологии элиты, можно понять: ради возвращения единомыслия этот социальный слой, или социальная группа, пойдет на самые непредсказуемые шаги. Ее не остановит ни угроза ливинизации страны, ее не испугает ни псевдоправославный хомейнизм, ни откровенный коричневый оттенок отечественного фундаментализма.»