Читать интересную книгу Ола и морской волк - Барбара Картленд

— Я отправилась не наслаждаться путешествием, — запальчиво возразила Ола. — Вы, кажется, не понимаете, что я бегу от несчастной жизни, и вы, должно быть, очень бесчувственны, если не можете понять моих страданий.

— Между прочим, в настоящее время я озабочен своими страданиями, — заметил маркиз.

— И каковы же они? Вы проигрались в карты? Или потерпели крушение в любви? Это не согласуется с вашей репутацией, господин маркиз!

Она сказала все это с сарказмом и поразилась, как гаев исказил лицо маркиза.

— Вы впредь будете сохранять учтивость, — резко сказал он, — или я оставлю вас здесь саму разбираться с вашими проблемами, и это с моей стороны было бы гораздо разумнее!

Ола умоляюще сжала руки.

— Извините… пожалуйста, простите меня… да, я нагрубила… я не должна была говорить так. Пожалуйста… пожалуйста… помогите мне! Если вы откажетесь, я… брошусь в воду. Вряд ли кто-нибудь заметит это, и меня обнаружат утром, плавающей в море!

Ола говорила в таком трагическом тоне, что маркиз, несмотря на свой гнев, невольно рассмеялся. Затем он сказал:

— Я принимаю ваши извинения, но в будущем вам придется полагаться на меня, поэтому сдерживайте ваш язычок и ваше воображение, иначе я вынужден буду предоставить вас вашей судьбе!

— Пожалуйста… не делайте этого!

— Как человек разумный, я именно так и должен поступить. Меня вовсе не интересует, за кого вы выйдете или не выйдете замуж, у меня тревожное предчувствие, и по здравому смыслу мне следует отослать вас обратно к вашей мачехе!

— Но вы не сделаете этого, — тихо сказала Ола.

— Я не могу придумать, как поступить иначе.

— Я скажу вам, — робко произнесла Ола. — Вы доставите меня в Кале на вашей… яхте. Ведь этот туман скоро рассеется?

И она поднялась, чтобы пойти к двери и выглянуть наружу.

В этот момент послышались тяжелые шаги на лестнице, и к ним спустился владелец гостиницы.

— Я не знаю, пожелаете ли вы остаться здесь на ночь, мэм, — сказал он, — но у меня есть пустующая маленькая спальня, которую вы можете занять, правда, она не так удобна, как та, в которую мы поместили бедного раненого джентльмена.

Ола глядела на маркиза.

— Я беру эту леди с собой, — сказал он и увидел, как лицо Олы преобразилось от радости.

Хозяин же, напротив, был явно разочарован.

— А как быть с джентльменом, который наверху?

— Он позаботится о себе сам, когда ему станет лучше, — ответил маркиз. — Но, как я понял, у леди был чемодан в экипаже, в котором она ехала. Что с этим экипажем?

— Слуга, видно, не пострадал, — ответил хозяин, — и отвел лошадей в конюшню в конце дороги.

— Тогда пошлите вашего Джо за чемоданом, — распорядился маркиз, — и пусть он потом проводит леди и меня к причалу, где стоит моя яхта. Это примерно в пятидесяти ярдах отсюда.

— Я пошлю его, сэр, — ответил хозяин.

Он подошел к лестнице и стал звать Джо, Ола повернулась к маркизу.

— Я так благодарна вам! — сказала она. — Спасибо-спасибо вам! Я думаю, что вы — ангел, посланный спасти меня.

— А я думаю, — ответил маркиз, — что у меня на самом деле слегка не в порядке с головой, или же поглощенный мною бренди оказался крепче, чем я предполагал.

— Нет, вы добрый самарянин1, — сказала Ола, — потому что ведь я тоже, как уже говорила, действительно оказалась среди… грабителей!

Стоило ей опять вспомнить о своем кузене, лежавшем наверху, как ее глаза в страхе обратились к потолку, и маркиз, видя изящные очертания ее длинной шеи и переливы света на ее волосах, сказал себе, что он и вправду ведет себя как глупец.

Ведь, уезжая из дома, он поклялся, что никогда больше не будет иметь дело с женщинами за исключением тех, кто просто продает себя тому, кто больше заплатит.

Он навеки поклялся, что никогда впредь не будет глупцом, вообразившим себя влюбленным.

Одна мысль о Саре приводила его в бешенство, и он хотел сжать кулаки и ударить по чему-либо или по кому-либо, чтобы дать выход чувствам неистовства и ярости.

Несмотря на полученный им урок, после которого любой мужчина настроился бы и задумался, прежде чем даже взглянуть или заговорить с какой-либо женщиной, называющей себя леди, он позволяет вовлечь себя в дела этой девушки.

Разве что только потому, что он не смог не сжалиться над ней, оказавшейся в столь отчаянном положении.

С другой стороны, с чего он взял, что она рассказала ему правду? Все могло быть такой же ложью, какой окружала его Сара.

Маркизу внезапно захотелось изменить свои намерения и сказать ей, чтобы она все-таки сама справилась бы со своими трудностями.

А может быть, еще проще: ему надо лишь сказать, что он пойдет посмотреть, не установилась ли погода, и исчезнуть в тумане, не вернувшись назад.

Это было бы и возможно, и предусмотрительно, и благоразумно, однако до подобных грубых уловок он никогда еще не опускался.

Тем не менее его благородство, рыцарство или простая порядочность, как бы это ни называлось, привели его лишь к недоверию к женщинам, превратили в скептика, и он был уверен, что останется таковым на всю жизнь.

«Никогда не доверяй женщинам — они всегда предадут тебя!»

Это звучало бы как чужое назидание или цитата из прочитанного романа, если бы не было собственным убеждением, укоренившимся в глубине его сердца.

Одна лишь мысль о Саре заставляла вскипать его кровь, и маркиза охватывали гнев и ярость.

Ему хотелось проклинать ее во всеуслышание, и он сожалел теперь, что отказал тогда себе в удовольствии сказать ей прямо, что думает о ней, прежде чем уйти безвозвратно и никогда не видеться с ней.

«К черту все это! С меня хватит!» — думал он по дороге в Дувр.

Но чувствительные и ранимые струнки в душе заставляли со страхом представить ту сцену, когда бы он высказал Саре то, что он обнаружил и увидел собственными глазами.

Она бы вновь начала лгать, умоляла бы его, и если бы ничего не достигла этим и поняла бы, что не сможет никакими ухищрениями вызвать в нем желание жениться на ней, то она бы тогда высмеяла его!

А он знал, что этого не сможет вынести, и именно потому, что действительно заслужил осмеяния.

Впервые в своей жизни, полной успехов в спорте и любви, маркиз, удостоившийся в высшем обществе и большой славы, и большой зависти, «подорвался на своей собственной петарде».

Даже через день после пережитого ему трудно было поверить в правдивость случившегося с ним.

Он привык всегда быть победителем, всегда осознавать (хотя и убеждал себя, что не испытывает от этого тщеславия), что любая женщина, понравившаяся ему, с готовностью бросится к нему в объятия.

Более того, во всем королевстве не было женщины, которая не хотела бы воспользоваться возможностью стать его женой.