– Какая чушь!
– Мы с Чезаре так не думаем.
Они с Чезаре! Вы подумайте, они с Чезаре!
– Ерунда.
– Спорим?
– И как я узнаю, что победила?
– Если сегодняшний бал пройдет без происшествий, я… – Синие глаза Филомена загорелись азартом. – Чего хочешь?
– Ты принесешь мне клюку доны Муэрто, и мы вместе спалим поганую палку в камине.
– По рукам! Но если я окажусь прав, ты, дона догаресса, помиришься с мужем.
– Вот еще! Но ладно, спор есть спор. – Мы скрепили его рукопожатием. – Что именно должно произойти сегодня на острове командора?
– Кого-нибудь из Саламандер-Арденте попытаются принудить к браку с кем-нибудь из да Риальто.
– Что? – Я посмотрела на Панеттоне, подпирающую стену в конце коридора. – Ты и Маура?
– Или ты и Эдуардо.
– Но…
– Вот увидишь, все именно так и произойдет.
– Но…
– И поймешь, когда это начнет происходить. – Филомен щелкнул меня по носу. – А пока подумай вот о чем: где в войне за остров самое безопасное место для юной синьоры детородного возраста? Уж не подле ли бесплодного супруга?
Я подумала, ахнула, подумала еще. Если это война, могут быть и жертвы.
– Что с нашими братьями? Филодор на материке. Ему грозит опасность.
– Дож отправил за ним капитана Гаруди, надеюсь, наш профессор уже воссоединился с прочими родственниками на Саламандер.
– Гаруди?
– Он с отрядом стражи должен охранять нашу семью на острове.
Новости стоили двух недель заточения, каждого дня, каждой минуты.
– Прекрасно, – прошептала я.
– Ну, Филомена, теперь ты поняла, сколь предусмотрителен, хитер и благороден супруг, подаренный тебе морем?
– Благороден? Разумеется, Чезаре хочет Изолла-ди-кристалло себе. Бесплодие этому мешает. И теперь его серенити заведет себе целую ферму Саламандер-Арденте, подбирая им самок для продолжения рода…
– Дурочка.
– Сам такой.
– О разведении Саламандер-Арденте в неволе мы подумаем потом.
– Уж я не позволю тебе об этом забыть.
Филомен потянул меня к себе, сняв с подоконника, и шлепнул пониже спины.
– Ступай, дона догаресса, готовься к балу.
– А ты думай, как похитить клюку.
И, оставив последнее слово за собой, я гордо удалилась.
– Без бороды синьору Филомену гораздо лучше, – сказала Маура, беря меня под локоть. – Он перестал напоминать древнее мохнатое чудовище.
– Кстати! – Остановившись, я всплеснула руками, будто только что вспомнив нечто важное. – Бьянка, мой крайне провинциальный брат не в состоянии подобрать вечерний костюм для торжества. Не будешь ли ты столь любезна…
Просьбы я не закончила: маркизета Сальваторе уже выбивала каблучками дробь, устремившись вдогонку за рыжим капитаном.
От шпионки я избавилась, но как теперь, после того, что узнала, вести себя с Панеттоне, не представляла. Если Филомен прав (они с Чезаре правы!), дона да Риальто нынче вечером собирается окрутить одного из Саламандер-Арденте.
Наряды ждали нас в фисташковой гостиной, над ними хлопотали все пять горничных.
– Ванна для доны догарессы?
– Готова.
– Украшения?
– Их сейчас доставят.
– Белила, румяна, сурьма?
– Свежайшие. Мы получили их от дворцового парфюмера и опробовали на синьоре Тучио.
Дона да Риальто, в отсутствие доны Муэрто вернувшая себе командирские замашки, посмотрела в угол комнаты, где в кресле дрожал молодой человек. Кажется, он был виконтом, одним из наследников благородных фамилий, исполняющих повинность пробовальшиков при тишайшем Чезаре. Его серенити полагал, что, если кто-нибудь из благородных патрициев желает его отравить, опасность травануть за компанию и своего отпрыска желание это несколько приглушит. Резонно полагал.
Косметика также могла быть ядовитой. Юный Тучио с насурьмленными бровями, нарумяненными щеками и забеленным лицом – сквозь белила пробивалась некоторая общая зеленоватость кожи – трясся от страха. Рукава молодого человека были закатаны по локоть, мокрые манжеты обвисли. Значит, синьора заставили опробовать также ароматные соли для ванны.
Маура повела меня через свою спальню.
– Виконт, можете быть свободны. Констанс, Ангела, за мной. Филомена, не дергайся. Девушки должны тебя раздеть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Опустившись в горячую воду, я прикрыла глаза.
Панеттоне не крыса. Абсолютно точно. Она моя подруга, самая близкая, почти сестра. Она не может замышлять против меня. Не должна.
Горничные наносили на мою голову ароматную пузырящуюся мазь.
– Тебе нравится Филомен? – спросила я Мауру, сидящую у бортика на низкой скамеечке.
– Что? – удивилась она. – Что заставило тебя так подумать?
– Брат уверен, что ты с ним заигрываешь.
– Неужели?
Глаз я не открывала, мне хватало фальши в ее голосе.
– Он интересовался у меня, свободно ли сердце доны да Риальто.
– И что ты ответила?
– Что Маура предпочитает худощавых брюнетов и что ему следует адресовать этот вопрос лично ей.
Ангела попросила меня сесть, чтобы ополоснуть волосы, и разговор ненадолго прервался. Констанс прошлась по коже жесткой мочалкой, мои волосы обернули горячим полотенцем.
– Отдыхайте, дона догаресса, – сказала горничная. – Через четверть часа мы поможем вам подняться.
Дверь ванной комнаты закрылась. Мы с Маурой остались наедине.
– Филомена, – подруга говорила негромко и будто через силу, – мне нужно признаться тебе…
Она запнулась, махнула рукой и, решившись, продолжила уверенно:
– Мой отец желает получить один из островов, принадлежащих Саламандер-Арденте. Не перебивай. Я закончу, а потом ты решишь, простить меня или… или прогнать от себя навеки. Эдуардо…
И сдобная булочка Панеттоне рассказала мне все. Как оказалась в «Нобиле-колледже-рагацце», чтоб подружиться со мной, как подучила Эдуардо, что и как говорить, чтоб вызвать во мне нежные чувства, как сокрушалась, когда наследник да Риальто повел себя недостойно, и сокрушалась вовсе не его поведением, а тем, что моя любовь от этого умирала.
– Это была трусость, Филомена. Трусость и подлость. Я знала, что, когда с крючка соскользнешь ты, следующей приманкой отец изберет единственную дочь. Даже когда ты вышла за Чезаре, я надеялась, что после развода Эдуардо… Он ведь не злодей, просто слабовольный и подверженный…
Маура всхлипывала, размазывала по щечкам слезы.
– Теперь я должна… капитан Саламандер-Арденте… Нет, ты не подумай, он симпатичный синьор, недаром Бьянка пускает на него слюни…
– Маркизета Сальваторе? – перебила я стенания. – Ей нравится Филомен?
– А что тебя удивляет?
– Она с моим братом из разных вселенных.
– Между прочим, – Панеттоне недовольно шмыгнула носом, – я признаюсь тебе в страшных преступлениях, а тебе интересна какая-то Бьянка?
– Я думала, признания закончились.
– И?
– Что и? Ты призналась, я приняла к сведению. Значит, Сальваторе стала такой милой ко мне, потому что…
Расхохотавшись, я хлопнула ладонью по воде, подняв брызги.
– Мне уйти?
– Что? – Я поправила сползшее на глаза полотенце и посмотрела на Мауру. – Зачем?
– Я предательница.
– Если бы ты продолжала скрываться, – скопировала я назидательный тон сестры Аннунциаты, нашей директрисы, – тогда, пожалуй, нашей дружбе пришел бы конец. Но ты призналась. К тому же, милая Панеттоне, мне понятно, что сейчас ты попираешь дочернее смирение, приняв мою сторону. Это дорогого стоит.
– Я грешница.
– Ты хороший человек и хорошая подруга.
– Карла тоже так говорила, – вздохнула Маура.
– Она знала?
– Конечно. Не представляю, что вообще может укрыться от доны Маламоко.
– Эх, будь с нами наша Галка, мы провернули бы нынче такое представление! Кстати, что ты подготовила? Как предполагалось заставить моего рыжего оболтуса просить твоей руки?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Ничего я не делала. Все, что от меня требовалось, – прибыть на остров в составе свиты его серенити. Думаю, батюшка уже расставил все силки и загонщики ожидают сигнала в засаде.