Читать интересную книгу В аду нет выбора - Николас Блейк

— Безусловно, уважаемая леди. Это желание всего человечества. Сначала оно было удовлетворено, как говорят мифы, смелым прожектером Прометеем.

— Не знаю, о чем вы говорите, — высокомерно ответила леди. Она повернулась и в подчеркнутой манере сказала Черри: — В мое время молодые люди были так воспитаны, чтобы уступать места старшим.

— О, вы мне очень симпатичны, — ответила Черри, как обычно растягивая слова. — Но лично я чувствую себя старей, чем дерево, на котором сижу.

Вошел Джастин Лики, человек неопределенного вида, с внимательным, но отсутствующим выражением лица, присущим журналисту.

— Это едва ли верно, миссис Аттерсон. Вы выглядите очаровательной и молодой. Я делаю вам комплимент.

— И с места в карьер, — пробормотал Лэнс, демонстрируя свои сверкающие зубы над черной бородой.

Мистер Лики не мог успокоиться:

— Уверен, что видел ваше лицо где-то раньше. Возможно, на фото? В печати?

— Как один чужеземец сказал египтянину: «Имя забыл, но феску помню», — заметил Лэнс.

Люси фыркнула. Она лежала на коврике, разрисовывая что-то мелками.

— Мой муж и я восхитительно провели время в Египте как раз перед войной. Он был расквартирован в Александрии, — объявила миссис Салливан.

— Вы видели когда-нибудь танец живота? — поинтересовалась Черри.

— Нет, дорогая. Не думаю, чтобы там была балетная труппа.

Лэнс Аттерсон воздел очи к небу:

— У вас было много рабов?

— Слуг. Конечно. Эти фуззи-вуззи, солдаты, очень покладисты. Вспомните этого человека, Насера. Я всегда говорю, что у них великолепные слуги. Такие внимательные и вежливые.

— Во всей стране?..

— Да, мистер Лики. Низшие классы совершенно разорены. Это, конечно, государство всеобщего благоденствия. Но теперь никто не идет в услужение. Адмирал и я должны были переехать из нашего красивого дома в Сток-Трентоне только потому, что мы не могли найти прислуги. Думаю, что в Лондоне это сделать легче, миссис Стрэйнджуэйз.

— Не совсем так. Между прочим, меня зовут Клэр Мэссинджер.

— Известное имя, — сказал мистер Лики, чтобы скрыть смущение миссис Салливан. — Мисс Мэссинджер — выдающийся скульптор. Мне понравилась ваша последняя выставка.

— Вы очень добры. — Клэр никак не могла понять, почему этот человек заставляет ее как-то внутренне содрогаться. Видимо, было жестоко осадить такого безобидного человека. — И что же вам понравилось больше всего?

Мистер Лики замялся.

— Ну, я не могу точно вспомнить название…

— Опишите хотя бы один экспонат, — вмешался Лэнс, ухмыляясь.

— Ну, там была женская фигура, обнаженная, — начал неуверенно мистер Лики.

— Не верится, чтобы вы когда-нибудь были на выставке, — заявила Клэр резким тоном.

Жена адмирала обернулась к Клэр:

— Вы делаете эти модернистские вещи из проволоки? Мне кажется, они в высшей степени нелепы. Не вижу в них никакого искусства.

— Нет.

— Но, полагаю, это модно, дает много денег?

— Клэр создает большие обнаженные фигуры. Камень или мрамор. Зарабатывает на них кучу денег, — сказал Найджел.

— Что? Такие, как эти ужасные скульптуры Эпстайна?

Миссис Салливан выглядела раздраженной, и в то же время глаза ее разгорелись жадностью.

— Не совсем, — сказала Клэр.

— А мне нравится «Дева и младенец», — прошепелявил адмирал. — Но работы Генри Мура мне больше по вкусу.

— И правильно, — сказала Клэр.

— Эти ужасные вещи с дырками в них, — пробормотал Лэнс.

В этот момент в комнату вошел профессор Рэгби и тихо сел в угол.

Жена адмирала переменила тему разговора со скрежетом шестеренки:

— Что за значок вы всегда носите, миссис Аттерсон? Значок клуба велосипедистов?

— Нет. Это ДЯР.

— ДЯР?

— Движение за ядерное разоружение.

Миссис Салливан просто отпрянула от нее в возмущении, точно Черри произнесла что-то ужасно неприличное.

— Неужели? То есть вы сидите на мокрых тротуарах и устраиваете эти отвратительные марши? И даже в пятницу на Страстной неделе! Но это же просто богохульство.

Голос Черри вдруг стал удивительно оживленным:

— Ну, а я думаю, что богохульство строить планы убийства миллионов невинных людей во всем мире.

— Вы не хотите защищать собственную страну? Ну, знаете ли!

— Атомная бомба создана не для защиты, а для нападения на другие страны.

— Вы не считаете ее средством сдерживания? — осторожно спросил адмирал.

— Вы предпочитаете скорее быть красной, чем мертвой? — поинтересовался Джастин Лики, испытующе в упор глядя на девушку.

— Безусловно. А кто не предпочитает? По крайней мере, я скорее захочу быть красной, чем нести ответственность за убийство миллионов невинных людей, белых, красных и черных.

— Черри фанатик, — сказал Аттерсон, ухмыляясь в бороду.

— И я не верю, что атомная бомба будет средством сдерживания. Не надолго, — упрямо продолжала девушка.

— Представляется, что так и произойдет, Черри, — заметил адмирал, и его выцветшие голубые глаза посмотрели на нее хотя и приветливо, но обеспокоенно. А она, поняв, что обрела сочувствие, воскликнула:

— Я не пытаюсь упрекнуть вас, адмирал. Говорю честно. Солдаты и матросы, ну, я думаю, они делают свое дело.

— Не нам рассуждать, моя дорогая, — ответил адмирал с улыбкой.

— Но на практике ваше дело сторона. Что меня раздражает, так это проклятые ученые, которые, по-видимому, никогда не рассуждают на тему «почему».

— Тихо, клецка, — сказал Лэнс, — тут есть ученые.

Люси тревожно посмотрела на отца. Но она знала, когда он может вспылить. Сейчас все было в порядке. Профессор подошел к камину, высокий, широкоплечий, чуть сутулый, рыжеволосый.

— Ну-с, девушка, вы могли бы и дальше распространяться на эту тему.

— Извините, я не знала, что вы здесь.

— Не обращайте внимания. Я не укушу вас. Продолжайте.

Черри крепко сцепила пальцы.

— Ну, тогда я считаю, что вы, ученые, безрассудно выступаете со своими теориями и экспериментами и никогда не задумываетесь о последствиях для человечества.

— Вы полагаете, что мы должны быть не только учеными, но и пророками и моральными цензорами нашей собственной работы?

Черри вспыхнула, но продолжала храбриться:

— Вам нет необходимости быть пророком, дабы знать, что когда вы делаете атомную бомбу, вы делаете именно атомную бомбу, а она уничтожает огромное число людей.

— Деление атомного ядра при цепной реакции было нейтральным открытием. Оно могло быть использовано для разрушительных целей и быть продуктивным одновременно. И вы, безусловно, можете это видеть. Запретили ли бы вы открытие двигателя внутреннего сгорания, потому что легковые автомобили могут давить людей? — Профессор говорил не запальчиво, но с ноткой педагогического высокомерия в голосе.

— Значит, ученые не испытывают какого-либо морального беспокойства в отношении конечного продукта их деятельности?

— Чисто ученый — нет. Технолог, безусловно, да.

— Как чисто ученый вы не испытываете беспокойства. Прекрасно. Но вы ведь в то же время и человек.

— Как человек я должен испытывать беспокойство, мисс Мэссинджер. Я согласен. Может возникнуть очень реальный конфликт.

— Но почему обязательно должен возникнуть какой-либо конфликт из-за этого? — спросил Джастин Лики. — Разве первая заповедь ученого не гласит, что каждое новое открытие должно быть опубликовано и доступно для человечества в целом?

— В теории — безусловно. Но на практике, если вы начнете широко оповещать об этом открытии, то лишь расширите область морального конфликта. Я имею в виду, что представители власти любого другого государства, как и вашего собственного, станут думать о том, какую пользу они могли бы извлечь из такого открытия.

— Но некоторые ученые привержены этой заповеди, — заметил Лики. — Это те, которых многие из нас называют предателями. Вы одобряете их поведение?

— Это зависит от каждого в отдельности. Я не одобрил бы, если бы ученый передал свое научное сообщение другому государству, противостоящему его собственному.

— Без всяких «если». Поступая таким образом, ученый восстанавливает баланс мощи? — спросил Найджел. — Разве аргумент в пользу сдерживания целиком не основывается на обеих позициях, имея приблизительно равный вес?

Алфред Рэгби засмеялся и развел руками. Жена адмирала заснула в своем кресле.

— Все это пустые разговоры, — заметил Лэнс Аттерсон, зевая. — Во всяком случае, не ученые делают бомбы. Как вы думаете, профессор?

— Я занимаюсь математической физикой.

— Которая объясняет все, — пробормотал Лэнс сердито. Найджел подумал, что молодой человек был раздражен самоуверенностью Черри и собственным неумением сказать что-то интересное.