Читать интересную книгу Рыцарь времен протекших... Павел Первый и масоны - Борис Башилов

Если бы демократы сказали, что вовсе не только "свободу", а жизнь государства, жизнь народа в его целом, "нельзя оставлять на капризе голосований", то формула приобрела бы вполне ценный характер. Но в отношении к основным законам сказано решительно: они нужны".[7] 

IV. Нравственный урок цареубийцам 

Как известно, после восшествия на престол, Павел Первый распорядился, чтобы прах убитого заговорщиками отца его, Петра III, был похоронен рядом с прахом Екатерины II. Этот поступок всегда выдавался историками за яркое доказательство ненормальности Павла Первого, что он будто бы желал таким способом отомстить своей матери. Это — ложь!

Вводя основные законы, Павел I хорошо понимал, что нужно оздоровить моральную и политическую атмосферу в России, загрязненную после смерти Петра I постоянными дворцовыми переворотами. Ведь дошло до того, что убийцы Петра III кичились своим участием в цареубийстве и считали себя героями.

Император Павел I, — как совершенно верно указывает Н. Былов, — "с первого дня царствования старается вернуть разболтавшимся россиянам духовное зрение. И меры, им принимаемые, таковы, что каждому могут задать сильнейшую моральную встряску, — каждого заставить кое о чем поразмыслить".[8]

А. К. Загряжская, современница Екатерины II, разговаривая с Пушкиным, дала следующую характеристику убийце Петра III А. Орлову:

"Orloff еtait rеgicide dans l’аme, c’еtait comme uns mauvaise habitidi", то есть: "Орлов был в душе цареубийцей, это было у него как бы дурной привычкой".

Павел I приказал главному убийце Петра III, Алексею Орлову во время торжественного переноса праха Петра III идти впереди гроба своей жертвы и нести царскую корону.

"И вот на глазах всего петербургского общества, матерый цареубийца, мужчина исполинского роста со страшным, иссеченным саблей, по пьяному делу, лицом, который мог ударом кулака раздавить череп, как фисташковый орех, которого все боялись, — этот Орлов несет в дрожащих руках корону и испуганно озирается на нового императора.

Сразу после похорон Орлов бежит за границу, но государь и не думает его преследовать. Казни предавался здесь вовсе не физический цареубийца, а само цареубийство. Петербургским вельможным кругам, соскользнувшим со своего прямого пути безоговорочного служения государям, предлагалось опомниться; предлагалось понять, что убийство царя есть не только уголовное преступление, но и хула на Господа Бога и всю Россию, в ее историческом целом, — на всех бесчисленных россиян, которые со времен Владимира Святого кровь свою проливали за веру, независимость, единство и процветание своей родины, первыми слугами которой были цари.

Поняла ли это столичная знать? Целиком, конечно, не поняла. Остались те "екатерининские змеи", как их называет Старый Кирибей, которые и самому Павлу I-му уготовили участь его отца".[9]

Оказался неспособным понять данный ему моральный урок и Алексей Орлов.

"Я встретилась с ним в Дрездене, — рассказывала Загряжская А. С. Пушкину, — в загородном саду. Он сел рядом со мною на лавочке. Мы разговорились о Павле I.

— Что за урод! Как это его терпят?

— Ах, батюшка, да что же ты прикажешь делать? Ведь не задушить же его?

— А почему же нет, матушка?

— Как, и ты согласился бы, чтобы дочь твоя Анна Алексеевна вмешалась в это дело?

— Не только согласился бы, а был бы очень тому рад.

Вот каков был человек".

Дрянь, как мы видим, Алексей Орлов был изрядная. Вот такие люди, как он, и постарались всемерно очернить Императора Павла I в глазах современников и в глазах потомства.  

II

Стараясь развенчать цареубийц, как политических героев, Павел вместе с тем стремился возвысить нравственное значение присяги на верность царю. Павел постарался найти и вознаградить тех лиц, которые остались верны Петру III и не захотели давать присягу Екатерине II.

Узнав от Аракчеева, что в деревне Липки Тверской губернии живет отставной премьер-майор Абрамов, отказавшийся присягать Екатерине II после убийства Петра III и преследовавшийся за это Екатериной, приказал вызвать его в Петербург и доставить в Зимний дворец.

"Старомодный, поношенный костюм Степана Михайловича, его неловкая, сгорбленная фигура и усталое, озабоченное лицо, обратили на себя внимание придворных, теснившихся в обширной дворцовой приемной, и вызвали у многих насмешливые улыбки, но дедушка, подавленный мрачными думами, ничего не заметил и, пробравшись в угол, с замиранием сердца ожидал решения своей участи, хотя и не сознавал за собой никакой вины. Через полчаса из двери, соединявшей приемную с внутренними покоями, вышел царский адъютант.

— Кто здесь премьер-майор Абрамов? — спросил он звучным голосом.

Дедушка отозвался.

— Государь Император всемилостивейше жалует вас подполковником, — сказал адъютант, отчеканивая каждое слово.

Не успел еще дедушка опомниться, как прибежал другой адъютант и прокричал:

— Господин подполковник Абрамов. Государь Император всемилостивейше жалует вас полковником.

Вслед за тем явился третий и возвестил:

— Господин майор Абрамов! Государь Император всемилостивейше жалует вас генерал-майором.

Наконец, четвертый объявил:

— Генерал-майор Абрамов, Государь Император всемилостивейше жалует вам Аннинскую ленту".

Затем появился Император Павел. Из разговора с ним и подошедшим к нему Аракчеевым Абрамов узнал, что Император Павел таким необычайным образом захотел отметить верность присяге и привязанность к своему несчастному отцу.

"Восторгам и радостям по возвращению Степана Михайловича в родные Липки, не было конца, — описывает потомок Абрамова С. Н. Шубинский в очерке "Семейное предание". — Не только весь уезд, но и вся губерния перебывала у него, и дедушке приходилось по несколько раз в день повторять один и тот же рассказ в его мельчайших подробностях".[10]

Павел добился цели. О награждении Абрамова за верность присяге заговорили все.  

V. Павел хочет быть не дворянским, а народным царем

Огромное значение царствования Павла состоит в том, что после Тишайшего Царя он первый решил быть снова не дворянским, а народным царем.

Павел имел высокое понятие о власти русского царя. Еще до вступления на престол в 1776 году он писал:

"...Если бы мне надобно было образовать себе политическую партию, я мог бы молчать о беспорядках, чтобы пощадить известных лиц, но, будучи тем, что я еcмь, — для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое".

Отрицательное отношение Павла к матери основывалось не только на том, что он считал ее виновницей смерти своего отца, но он вообще не одобрял ее образа деятельности, ее политических взглядов, а также того, что завися от дворянства, она стала фактически только дворянской царицей.

"Строго осуждая порядок екатерининского управления, — указывает С. Платонов ("Учебник русской истории"), — Павел думал, что Екатерина своим потворством дворянству и либеральностью умалила царский авторитет и расшатала устои истинного порядка".

"Павел думал" — этой формулировкой Платонов хочет внушить мысль, что хотя Павел так и думал, но в действительности это было не так. Но так думал не только один Павел, но и многие его современники и многие русские историки, в том числе и сам Платонов. Приведенная выше цитата из Платонова заимствована с 275 страницы его учебника, а раньше, на странице 256, С. Платонов утверждает:

"Вступив на престол по желанию дворянской Гвардии и правя государством с помощью дворянской администрации, Екатерина не могла порвать союз с главенствующим в стране дворянским сословием и поневоле вела дворянскую политику в вопросе о крепостном праве".

А на странице 258 С. Платонов делает еще более откровенное признание о полной зависимости Екатерины от дворянства, которому она не могла не потворствовать. "Когда личные взгляды Екатерины, — пишет С. Платонов, — совпадали со взглядами дворянства, они осуществлялись; когда же совпадения не было, императрица встречала непонимание, несочувствие, даже противодействие, и обыкновенно уступала косности господствующей среды". Можно ли более отчетливо сформулировать полную зависимость Екатерины от интересов дворянства?

То, что Павел не разделял "просвещенных" политических взглядов его матери, обычно выдается за свидетельство его политической реакционности, но на самом деле это является только свидетельством его политической трезвости. Ведь сам же С. Платонов признает полную отвлеченность политических взглядов Екатерины II и их полное несоответствие с русской действительностью.