вон чего распорядился…
Воевода вытащил со Слова три мешочка, которые приятно звякнули, упав на стол. Мне даже трогать их не пришлось, что понять, в каждом по две сотне монет. Внушительно!
— Так что, вольный человек, все еще недоволен своим воеводой?
— Нет, — мне от стыда хотелось сползти под стол.
Вообще не знаю, что на меня нашло. Интересно, есть у рубежников такая психологическая болезнь — помутнение хиста? Если нет, то можно ее называть в мою честь. Болезнь Зорина — звучит!
Хотя, конечно, едва ли речь в письме князю шла именно обо мне. Скорее всего, обо всех рубежниках, которые отличились. Вот и решили выдать за каждого убитого бэккахеста по двести монет лунного серебра. Это же сколько казна с одной лошадки выручила? Вряд ли они в убыток себе деньги выдали.
Если честно, я ощущал себя примерно так же, как в тот раз, когда на меня свалились миллионы от Тихомировой. В полном недоумении. Чего с этими деньгами делать?
— А теперь давай еще раз, что там произошло с Врановым?
Ну я и рассказал. Тем более, особо скрывать все равно нечего было. Захоти воевода, проверит мою историю без напрягов. К примеру, Ингу опросит или Ткача. Кстати, кто по должности выше — Илия или Ткач? И по хисту?
Воевода мой рассказ выслушал, то и дело кивая. Будто учитель, который проверяет домашнее задание отличника. Может, правда, это было нечто вроде проверки? Кто его знает.
А когда я замолчал, почесал гладко выбритый подбородок.
— Давай, Матвей, скажу как есть. На твой поступок я не сержусь. Пусть и был более достойный кандидат, но хист не ушел, а это самое главное. Ритву мы всему научим, к тому же, ей и идти некуда. Единственное, что ты неправильно сделал — законоотступнику хотел помочь. А этого делать нельзя.
Воевода посмотрел испытывающе, словно у меня на лбу что-то было написано. Если и было, то, по всей видимости, на незнакомом языке. Потому что вскоре он продолжил.
— Но тебя я на первый раз прощаю. Все же молодой, неопытный.
Что-то было в его взгляде странное. С таким видом не выговаривают накосячившему подчиненному. Наоборот, я будто сделал все правильно. И Илия это знал. Интересное чувство, в общем. Есть тебе еще что сказать? Может, терзает что или беспокоит?
Вот как он это делает? Словно мысли прочитал. Конечно, меня очень интересовал момент с перевертышем. Но даже три мешочка монет не прибавили мне доверия к воеводе. Но я все же решил воспользоваться ситуацией. Тем более, когда еще, если не сейчас?
— Илия Никитич, вот вы говорите, что Ритву всему научите, а можно меня тоже? А то я всего хватаю, где смогу. А толком не заклинание создать никакое не могу, ничего другого.
— Так рубежная наука и приходит, понемногу и отовсюду. Азы только захожим и даем, чтобы беды не натворили. И тебя бы учили в свое время, да долго ты прятался, даже рубцами обзавелся. Но коли так, приходи завтра утром в общинный дом. Вместе с Ритвой учиться и будешь.
Забавно, как плохо начался этот разговор и как хорошо закончился. Даже удивительно. Но расстались мы вполне на позитивное ноте. Воевода ушел, что-то весело напевая себе под нос. Хотя что я такого сказал? Ничего.
Я же наконец поплелся в общинный дом за Следопытом. И на этот раз никаких эксцессов не возникло. Тот сидел на кровати, перед толстым лысоватым ивашкой с четырьмя рубцами. Который чем-то поил Витю.
— Привет, — сказал я Следопыту, — собирайся, нам пора.
— Молодой человек, — повернулся ко мне толстяк. — Следопыт находится на лечении и никуда пойти не может.
Я легонько дотронулся до плеча Вити и кивнул самому себе. Промысла стало еще меньше. Пусть Лихо и не могла проникнуть в Подворье, но ей это и не нужно было. Она глубоко запустила свои щупальца в Витю и теперь действовала, как это модно говорить, дистанционно.
— Че-то не особо ваше лечение помогает, — сказал я. — У него хиста еще меньше стало.
— Это временный эффект, молодой человек, — презрительно сморщился ивашка. — Поверьте мне, я кое-что понимаю в медицине. Просто хист Следопыта дырявый, поэтому много времени ушло на латание прорех.
— Это ты дырявый, — со всей неодобрительностью, на которую был способен, буркнул я. — Давай отказ от госпитализации или что там у вас и не мешай.
Нет, мне и раньше рубежники не сказать, чтобы очень сильно нравились. Но сегодня вот откровенно раздражали. Конечно, вариант, что моя нервная система чуть-чуть повредилась, надо группу витаминов B попить, иначе так и буду на всех кидаться. Либо все окружающие специально пытаются меня довести.
— А ты чего сидишь⁈ — спросил я Витю. — На него погляди, что твой хист подсказывает? Способен он тебе помочь?
— У меня и хиста почти не осталось, не вижу ничего, — признался Следопыт, явно сомневаясь. Но в тот самый момент, когда я был готов послать его, кивнул. — Но я с тобой пойду. Я тебе верю.
— Молодые люди, вы не знаете, что творите.
— Прости, Знахарь, — прошептал Витя.
Он попытался подняться, но не рассчитал силы. И плюхнулся обратно на кровать. Я подал ему руку, чтобы помочь. Но в тот момент, когда Следопыт пожал ее, случилось что-то странное.
Не знаю, как это назвать, но все вокруг резко перестало существовать. И в то же время возникло опять. Только стены сменили заросшие травой берега, дощатый пол превратился в зыбкую почву и все вокруг поменялось.
Единственный, кто остался — это Витя. Он заметно поправился, даже заматерел. А еще переоделся. Правильно, ему так больше идет — черные джинсы, чуть замызганные кожаные ботинки, рубашка в черно-белую клетку на выпуск в стиле кэжуал.
Но мы были не одни. Возле Вити стояла нечисть, сильная, могучая. Я не разобрал, сколько у нее было рубцов, но точно больше, чем у меня. Даже на человека немного похожа. Разве что очень давно утонувшего — сине-багровая кожа, вздувшаяся грудь, розоватая пена вокруг рта, бледное лицо и стеклянные белые глаза. И весь какой-то одутловатый, неприятный. Но вместе с тем вполне живой, в смысле, размышляющий и думающий.
Что называется, опять вопрос дня: кто же тут нежить, а кто нечисть?
Этот утопленник даже что-то мне говорил. Именно мне, а не Вите. Я не великий физиогномист, но точно что-то нехорошее. А