Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То, что я готова, ещё не значит, что съедобна.
– Сейчас попробую, – приблизил я к себе жену и поцеловал в жирные жаркие губы.
– Чем займёмся? – спросила она после долгого поцелуя.
– Как чем? Любовью.
– А что, больше нечем?
– Больше не с кем.
Блины
– Мы можем позавтракать без компьютера? Ты думаешь, мне приятно печь блины, когда ты сидишь там, общаешься чёрте с кем?
– Опять блины с дерьмом. Такое прекрасное утро, зачем надо всё испортить? Ну, давай я сам их испеку, если тебе так сложно. Ты из всего делаешь проблему.
– Дай мне хоть в этом почувствовать себя творцом, – смахнула Фортуна очередной блин со сковородки в аккуратную стопочку ему подобных.
– А я что – не даю? Неужели это так сложно – сделать приятное и не настаивать на том, что ты его сделал, и чего тебе это стоило. Ладно, иди сюда, я тебя поцелую.
– У меня руки в муке.
– Зачем мне руки для поцелуев?
– Вместо аперитива.
– Теперь я понимаю, почему некоторые не могут друг без друга.
– Почему?
– Им нечем будет питаться.
Фортуна села на мои колени, развернулась всей грудью и закрыла глаза. С балкона её груди мне отрывался прекрасный вид. Губы едва разомкнулись сгоравшей пламенем розой. Я проглотил цветок.
– У меня блин сгорит, – шепнула она.
– Да и чёрт с ним, – приготовился я к её порыву, но она и не думала уходить. И в ответ проглотила фиалку моего рта. Казалось, что перемешались не только слюни, но и зубы, и языки. Всё стало общим.
Запах подгоревшего хлеба приятно ласкал нюх. Румяный диск теста быстро чернел по краям и скукоживался. Было похоже на затмение солнца. Скоро дым начал резать глаза. Но мы продолжали.
– Папа, что-то горит? – сын выскочил из своей виртуальной норы.
– Мама блины готовит, – крикнул я ему сквозь кумар.
– Аа, я думал – пожар. Позовёте, когда будет готово, – удовлетворённый, закрыл он за собой дверь кухни.
– Ты видела, как его надо выкуривать из Интернета? – встал я как по команде вместе с Фортуной.
– Любовью, – принялась Фортуна за сковороду, отскрёбывая почерневшее тесто.
– Открой окно, – сказала она мне спокойно.
– Хочешь выйти? – начал я открывать его, глядя сквозь стекло во двор. В поле моего зрения забралась муха, она пробежалась по нему и замерла. Глядя туда же, во двор, стала потирать ладошки. Потом неожиданно взлетела и на ходу спарилась с другой мухой. Я пристальней посмотрел во двор: что могло её так возбудить? Не было там ничего такого.
Отстыковавшись от партнёра, муха залетела на кухню, покружилась немного под потолком и села мне на плечо. «Нет, я не того полёта, шлюха. Мне для соития нужно пережить длинную цепочку отношений. Человек тоже способен схватывать на лету, но не до такой же степени!»
– Только за тобой, – прервала Фортуна мои раздумья. – В смысле, если ты вдруг уйдёшь. У меня навязчивая идея, что ты рано или поздно уйдёшь.
– Ты права, я могу запросто бросить, вдохновиться кем-то другим.
– А как же наш ребёнок, недвижимость, прочее?
– Дети? Неужели мы уже так далеко зашли? В таком случае никуда я не пойду. От красоты не уходят, от неё можно только бежать. А я не люблю бегать.
– Дело даже не в том, что ты уйдёшь, а в том, что уйдёшь к другой. Которая уже не сможет тебя так любить, как я. Некоторые вообще не способны любить.
– Ты говоришь о всеобщей любви?
– Да, о всеобщей любви ко мне.
– Быть любимой – самая вредная из привычек.
– Как же ты меня достал, – поставила на стол тарелку с горячими блинами Фортуна.
– Как? – взял я блин и намазал сгущёнкой.
– Нежно. Иногда складывается впечатление, что не ты меня любишь, а я тебя, – заварила чай Фортуна и села рядом.
– Это не так важно, главное – определиться, что тебе доставляет больше удовольствия: любить или быть любимым, – свернул я в трубочку блин и откусил.
Горячий шоколад
– Ты обо мне не заботишься, – поправила она волосы.
– Не ухаживаешь, – насыпала сахара в чашку.
– Мне не хватает внимания, – добавила ещё одну ложку.
– Не обнимаешь, – размешала небрежно.
– Я уже не говорю о цветах, – вдохнула аромат кофе.
– Разве я не достойна? – нашла в чашке своё отражение.
– Мы всё меньше целуемся, – пригубила керамику.
– Может, ты встретил другую? Скажи, я пойму, – откусила пирожное.
– Может, я тебе надоела? – салфеткой вытерла губы.
– Но все они остаются тенями, – скомкала.
– Все твои женщины в сравнении со мною, – положила бумагу в пепельницу.
– Хочешь, давай расстанемся, – толкала она пенку по поверхности кофе.
– Только скажи, – положила ложку на блюдце.
– Я уйду, если хочешь, – отодвинула тарелку с пирожным.
– Пирожные здесь не очень, – достала она сигарету.
– С них тянет на разногласия, – поднёс я ей зажигалку.
– А это затягивает, – сделала она томно затяжку.
– Забудь всё, что я говорила, – сломав, утопила сигарету в пепельнице.
– Жизнь прекрасна, вот и капризничаю.
– Давай потанцуем! – предложил я Фортуне.
– Здесь?
– Да.
– А можно?
– Только со мной.
– Ты тоже умеешь капризничать.
Я встал и подал ей руку, она тоже поднялась. Мы медленно кружились под тихий джаз. Зрителей было немного, но они нам не мешали.
– Ты меня любишь? – спросила меня Фортуна.
– Нет. А ты?
– И я нет. Что будем делать? – улыбнулась она.
– Ничего не будем, многие так живут, и никто не умер. Умирают как раз от любви.
– Иногда я ловлю себя на мысли, что лучше уж умереть от любви, чем жить от противного.
– Я противный?
– Ты ужасный.
– Ужасный мне нравится больше. Кстати, и ребёнок тоже от меня.
– Ну, это же был тривиальный залёт.
– В каждом залёте есть свой космос, – прижал я её к себе и поцеловал в шею.
– Это действительно был космос, – закрыла она глаза.
– Ты про поцелуй?
– Я про первый.
– У каждой женщины свой Гагарин.
– Бороздящий её вселенную. Ах, ты, мой Гагарин. Почему мы всё реже летаем?
– Слишком много капризов.
Рагу из овощей
– Ладно, я пошёл, – мялся всё ещё в коридоре.
– Что ты ходишь взад и вперёд, неужели больше некуда?
– Ты не видела мои перчатки? – наступил я впопыхах на кота. Тот взвыл, как они обычно делают это в летнюю душную ночь.
– Ты даже уйти не можешь по-человечески, – с ходу нашла перчатки Фортуна и протянула их мне.
– А как это, по-человечески?
– Чтобы не было больно.
Вышел утром без её поцелуя, будто не позавтракал. Я не заметил, как прошла дорога к метро, и очнулся только внутри. Стоял на ступеньке, обнимаясь с собственным пальто, наблюдая за лицами в профиль: одни едут вверх, другие спускаются, все разбиты на кадры из хроники. Эскалатор будто скручивает киноплёнку, часть жизни этих людей проходит на лестнице. Их снова и снова будут зарывать и откапывать. Карабкаясь вверх по лестнице, кардинально они не изменятся, даже если будут изменять ежедневно, даже если сами себе. Они изменятся только в одном случае – если изменят им. И они вдруг сорвутся с неё.
Днём в метро не так много людей, я спокойно зашёл в вагон и встал спиной к надписи «Не прислоняться». Напротив цвела приятная женщина лет тридцати. Несколько раз мы столкнулись взглядами. В голове моей всё ещё играло вчерашнее красное. Внутри было тепло и весело. Вдруг захотелось узнать её имя. Я подошёл.
– Вы любили когда-нибудь? – не пришло ничего лучшего на ум.
– У вас всё в порядке? – отодвинулась она от меня.
– Да, но вопрос-то простой.
– Конечно, любила, – взялась она крепче за поручень.
– Сильно? – я улыбнулся искренне.
– Достаточно, – пыталась она отвести глаза.
– Как вы думаете, любовь с первого взгляда существует? – развращал я её добродетель синим-синим как небо взором.
– Я в метро не знакомлюсь и тем более не влюбляюсь, – поправила она сумочку.
– А что вам мешает? – поддержал я её за руку, когда поезд качнуло.
– Романтики не хватает, – чувствовала она мою ладонь, а я, казалось, её учащённый пульс.
– Так считаете?
– Извините, я плохо считаю, – улыбнулась помадой незнакомка.
– Я выйду сейчас, вы её сразу почувствуете, – диктор объявлял мою остановку.
Двери открылись, и я вышел. Помахал рукой, а она мне из-за стекла ресницами. Тоннель всосал поезд, словно рот макаронину. Незнакомка увезла с собой всю мою романтику.
Фаршированный перец
Я приехал домой раньше обычного. Никого. Только кот выбежал радостно навстречу.
– Сейчас тебя покормлю, – содрал я ботинки и сразу прошёл на кухню. Насыпал ему в миску кошачьей радости и потрепал по загривку. Том весело принялся грызть еду. На кухонном столе лежала записка, даже целое письмо:
«Помнишь тёплые ночи? В них как в бездонной ванне, мы плавали словно рыбы, лишённые чешуи, чувствительные как поцелуи, плавленые сыры.
Помнишь?
- Путешествие в бескрайнюю плоть - Ринат Валиуллин - Русская современная проза
- Привязанность - Ринат Валиуллин - Русская современная проза
- Многоточия… - Ольга Попова - Русская современная проза