Вскоре он уже сидел в карете вместе с мадам де Вантадур.
Людовик услышал пушечные выстрелы.
– Стреляют в Бастилии, так как вы король и народ любит вас, – объяснила мадам де Вантадур.
Людовик увидел птиц, выпущенных с четырех концов Парижа.
– Это означает возрождение свобод, – пояснила мадам де Вантадур.
– А что такое возрождение, матушка? А свобода? – спросил Людовик.
– Это значит, что они рады, что вы их король.
– Куда мы едем? – спросил Людовик.
– В Венсенн, – ответила мадам де Вантадур. – Там мы снова станем самими собою.
– Хотя я и король?
– Хотя вы и король, вы пока все еще маленький мальчик. В Венсенне мы будем играть в наши любимые игры и вместе делать уроки. Какое-то время можете забыть о шапочках из крепа и бархатных подушках.
– Здорово, – облегченно сказал Людовик. Потом он засмеялся. Оказалось, что быть королем совсем не так плохо, как он думал раньше.
Глава 2
МОЛОДОЙ КОРОЛЬ
Был поздний сентябрьский вечер. Со времени кончины Людовика XIV прошло уже более года. Мать Филиппа Орлеанского, пожилая придворная дама, прибыла в королевский дворец встретиться с сыном.
Герцог Орлеанский не мог пожаловаться на жизнь. Он часто навещал своего маленького племянника и уверял, что в данный момент мадам де Вантадур для него – лучшее из возможного. Но он старался, чтобы Людовик не терял своей любви и к дяде. Кроме того, быть королем – очень приятная обязанность.
Мать крепко обняла сына, и Филипп отпустил сопровождающих, чтобы они могли остаться наедине. Тогда он с любовью посмотрел на нее и сказал:
– Вы хотите пожаловаться на своего несносного ребенка, мадам, не так ли?
– Мой дорогой Филипп, – засмеялась она, – ваша репутация с каждым днем становится все хуже и хуже.
– Я знаю, – охотно подтвердил он.
– Мой дорогой, это сходило вам с рук, пока вы были просто герцогом Орлеанским. Но сейчас, когда вы имеете честь быть регентом короля Франции, не считаете ли вы, что стоит изменить привычки?
– Слишком поздно, матушка. Я слишком закостнел в пороках.
– Так ли необходимо давать званый обед в королевском дворце каждый вечер, а костюмированный бал – раз в неделю?
– Это необходимо для моего удовольствия и удовольствия моих друзей.
– Вас считают бандой распутников.
– Так оно и есть.
Мадам покачала головой. Неодобрение в ее взгляде не могло скрыть огромной любви, которую она питала к сыну. Бессмысленно было делать недовольный вид. Мадам знала, что на самом деле ее сын вовсе не такой испорченный, каким пытается казаться. Герцог был нежным сыном, и их ежедневные встречи для него были необходимы. Любая мать гордилась бы таким сыном, а любая женщина восхищалась бы им. Весельчак и острослов – он смешил ее так, как никто. Его действительно заботила судьба страны, и он делал все возможное, чтобы улучшить ее положение. Филиппа воспитали дебоширом, отец выбрал сыну в наставники Дюбуа, Дюбуа стал настоящим злым гением ее сына. Еще ребенком он познакомил Филиппа со всеми прелестями разврата и привил ему вкус к такой жизни. Она знала это, но у ее сына было любящее сердце.
– Тем не менее, мой дорогой, – сказала мадам, – пора бы и меру знать.
– Но, матушка… мера и я – понятия несовместимые, особенно в том, что вы называете моралью.
– У тебя слишком много любовниц. Герцог щелкнул пальцами:
– А какое кому дело, пока я соблюдаю свой главный принцип: не позволяю им вмешиваться в политику.
– Что ж, хорошо, – ответила она. – Но как же твоя дочь?
Филипп посмотрел на нее чуть ли не в бешенстве.
– А что моя дочь? – воскликнул он.
– Посмотри правде в глаза, – сказала мадам. – Говорят, что ты регулярно посещаешь герцогиню Беррийскую и что твоя любовь к ней далеко не отцовская.
– Мой бог! – проворчал Филипп. – Неужели мне могут запретить любить свою дочь?
– Не такому человеку, как ты, не такую дочь и любить, но не так!
Филипп на минуту замер, затем совладал со своим гневом и, обняв ее за плечи, проникновенно сказал:
– А вам никогда не приходило в голову, матушка, что все эти браки, которые устраивают родители для нас, искупают все те грехи, что мы совершаем потом? Я сам должен был жениться по приказу, поскольку мой дядя-король хотел найти мужа для своей дочери, кстати от любовницы. А моя маленькая дочка с четырнадцати лет замужем за своим кузеном, герцогом Беррийским, потому что он внук короля. Между супругами нет любви, даже дружбы, но брак должен существовать во что бы то ни стало, потому что того требует король и государство. Но мы хотим компенсации.
– Мне это все хорошо известно, сын мой, – сказала мадам. – Я пришла не упрекать тебя, а всего лишь дать добрый совет.
– Моя бедная маленькая девочка! – продолжал герцог. – Вышла замуж в четырнадцать, овдовела в восемнадцать! Оказалась богатой и свободной. Знаю, знаю, слава о ней идет столь же дурная, сколь и об ее отце. Каждую ночь у нее новый любовник… она напивается до беспамятства. Плюет на общественное мнение, называет своих друзей «распутниками». Она унаследовала все грехи своего отца, все до единого. Она дает пищу для сплетен всему двору, да что там – всему Парижу. Должно быть что-то еще хлеще, чем все это. И тут двор говорит, что у нее кровосмесительная связь с отцом! Матушка, разве вам не известно, что у меня есть враги?
– Было бы странно, если бы у человека с твоим положением их не было.
– Некоторые из них, – добавил он, – очень близкие мне люди.
Мать неожиданно схватила сына за руку: в ее лице читался страх за него.
– Будь осторожней, мой Филипп. Он легко поцеловал ее в щеку:
– Не забивайте себе голову тревогами за меня. Я испорченный человек, которому суждено гореть в аду, но от врагов я смогу защититься.
Обыкновенно приподнятое настроение матушки улетучилось.
– Вспомни похороны герцога Бургундского… – начала она.
– Да возможно ли когда-либо забыть такое? Толпа выкрикивала мне вслед обвинения. Придворные смотрели холодно, с подозрением. Все они верили, что я убил кровного родственника, чтобы освободить себе дорогу к трону.
– Если с Людовиком что-нибудь случится, во всем обвинят тебя.
– С Людовиком ничего не случится. Король Франции! Великий титул. Матушка, подозревайте меня в любой форме разврата, какую только можно себе вообразить, называйте меня пьяницей, картежником, можете обвинять меня в кровосмешении… Но никогда… никогда не позволяйте себе даже в мыслях считать меня убийцей.
Мадам повернулась к нему, глаза ее горели.
– Нет нужды просить об этом меня. Я опасаюсь клеветников.
Герцог притянул мать к себе.