Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А оглавление первого номера, задуманного ею и ее мужем, бывшим газетчиком и писателем, в 1960-м и выпущенном на следующий год, можно читать, как "Кто Есть Кто" поколения битников: Гэри Снайдер, Аллен Гинзберг, Чарлз Олсон, Эдвард Дорн, Генри Миллер, ЛеРой Джоунз, Колин Уилсон, Уильям Берроуз, Кэй Бойл, Чарлз Буковски. У последнего в первом номере журнала вышла едва ли не первая подборка стихов: 11 коротеньких произведений, составивших "Альбом Чарлза Буковски". Уже тогда Уэббы знали и ценили творчество сорокалетнего новичка от литературы.
Каждый из шести номеров предваряла колонка Джона Эдгара Уэбба "Кусочек от Редактора" - веселый и очаровательный отчет о жизни Уэббов в Нью-Орлеане и финансовых заморочках "Луджон Пресс" и самого журнала. Эдвин Блэр вспоминал: "Самым здоровским у них было то, что все в журнале было очень личным. Частью "Луджон Пресс" чувствовали себя все."
Первыми двумя книгами в девятилетних трудах издательства как раз и стали ограниченные издания Буковски - "Оно Ловит Мое Сердце В Свои Лапы" (It Catches My Heart in Its Hands), вышедшая в 1963 году с предисловием профессора английской словесности Луизианского Университета Джона Уильяма Коррингтона, давшего "молодому поэту" "путевку в жизнь", и "Распятие В Рукесмерти" (Crucifix in a Deathhand), опубликованная в 1965-м совместно с нью-йоркским издателем Лайлом Стюартом. На антикварном рынке сегодня обе они невероятно ценятся: ошеломляющие примеры мастерства печатника, набранные вручную на тонкой разноцветной текстурной бумаге (я даже подумал, что и бумага сделана ими самими, когда подержал их в руках), в переплете тоже ручной работы, где каждая типографская мелочь тщательно продумана и выполнена с огромным вкусом. Книги "Луджон Пресс" встречались по всей стране восторженными рецензиями и необычным для подобного самиздата вниманием, неоднократно завоевывали призы и премии "за качество полиграфической работы, дизайн и печатное исполнение". За то, что были Книгами, короче говоря.
Биограф Буковски и литературный критик Нили Черковски вспоминает, что первый поэтический сборник Бука "вызвал настоящую шоковую волну в поэтическом мире. Репутации Буковски совершить квантовый скачок помогло вс° - печать, бумага, переплет, это вводное слово Билла Коррингтона, который впервые сказал, что Буковски "прибивает сказанное слово к бумаге гвоздями". Эта книга стала медальоном поэтического мировосприятия: невозможно было не бросить на нее второго взгляда, поскольку сама поэзия соответствовала любовной тщательности производства." Коррингтон, кстати, первым отметил сугубую реальность реальности Буковски: "это - тупик в переулке, скверик или заваленная мусором дорога вдоль Тихоокеанского побережья - или же вдоль Миссиссиппи. Причем населяют ее отнюдь не актеры..."
Серьезные проблемы со здоровьем не дали Уэббам переехать из Нью-Орлеана подальше на Запад, как им того хотелось, - в Сан-Франциско, город на самом краю океана, где мечтает пожить, наверное, любой американец. Они пробовали несколько раз, но оказывались то в Санта-Фе, то в Альбукерке, а дольше всего задержались в Тусоне, Аризона, где выпустили два остававшихся номера "Аутсайдера" и три книги Генри Миллера: "Порядок И Хаос С Гансом Райхелем" (Order And Chaos Chez Hans Reichel), "Синий Оазис" (Blue Oasis), и "Бессонница, или Дьявол Ночью" (Insomnia, or Devil аt Night). Мне посчастливилось полистать их: последняя книга - сложная конструкция рукописного текста, созданного самим Миллером сразу на трех языках, набора серебряных оттисков редких фотографий автора, его гравюр, роскошного, обшитого парчой футляра... Да, и когда я бережно, стараясь не дышать на него, снимал крышку, оттуда выпорхнули на пол несколько листов ватмана и картона. "А-а, это акварели Генри," - как бы небрежно пояснил Эдвин Блэр, тем не менее, убирая их от меня подальше. - "Мне кажется, вот этот портрет под грибком на пляже, кроме меня, никто больше не видел..." Я успел присмотреться к подписи - подлинная... И сама книга, наконец, с маленькой фирменной примочкой Уэббов - неровно оборванными лесенкой разноцветными начальными листами, как и в первых книгах Буковски.
В конце концов, пара перебралась в Нэшвилл, Теннесси, где Джипси Лу планировала продолжить свою карьеру певицы. Джон Эдгар Уэбб умер в 1971 году. После его смерти нью-орлеанский литератор Бен Толедано сказал о нем: "Этот человек ближе всего подошел к нашему представлению о настоящей литературной фигуре Нью-Орлеана за последние 20 лет. Он один из немногих, кто был у нас и действительно оказывался в основном потоке литературы."
Уэбб сам состоялся как писатель - причем, не только как журналист, но и как романист ("Четыре Шага к Стене"), - но отказался от собственного творчества ради неблагодарного ремесла независимого издателя без сожалений. Он писал: "Мы работаем из непреодолимого влечения, и точно так же я писал всегда. Здесь передается любовь, только и всего. Все равно, как если умирает кто-то любимый, умирает и сама мысль писать."
Многие годы Уэббов преследовало нездоровье и финансовые тяготы. На вопрос, не хотелось ли им когда-нибудь сдаться и все бросить, Джипси Лу твердо отвечала "нет". Они прожили вместе 32 года, создав несколько выдающихся книг и переплетя свою необычную жизнь с судьбами нескольких великих писателей этого века. Только и всего? Как написал однажды Джон Уэбб: "Вс° хорошее, чем мы занимаемся тут, - просто случайность."
Но те из нас, кто любит книгу и читал своего Фрейда, знают, что случайностей не бывает. Джон Эдгар Уэбб и Джипси Лу просто были правильными людьми, оказавшимися в правильном месте в нужное время - как раз во время, чтобы помочь таким, как Чарлз Буковски, "засветиться" на литературной сцене.
Только на один вопрос Джипси Лу не смогла ответить - что влекло ее в Нью-Орлеан все эти годы? "В точности я никогда этого не знала. Может, потому, что я любила и ненавидела этот город одновременно. Наверное, дело было в свободе. Я говорю, конечно, о том времени, а не о нынешнем..."
Но даже в то время просвещенному издателю побить экномику было не просто. Неоперившийся издатель Джон Мартин днем управлял компанией конторского оборудования и припасов, чтобы прессы его издательства не останавливались по вечерам. В настоящее время, с портфелем из 23 названий Буковски, "Черный Воробей" - одно из самых уважаемых литературных издательств в стране. Доходы от книг Хэнка до сих пор составляют около трети более чем 800-тысячного годового объема продаж. "Он помог мне построить мой издательский бизнес, я помог ему стать преуспевающим писателем и зажиточным человеком," - говорит Джон Мартин. Это так умер Хэнк по-прежнему бичом, но бичом не бедным.
За двадцать лет своего существования "Черный Воробей" использовал эти прибыли для того, чтобы запустить не одну литературную карьеру. Как говорит 65-летний издатель: "Я издаю тех людей, у которых в Соединенных Штатах найдется, быть может, всего тысяча читателей, но десять лет назад их аудитория могла быть 35-45 тысяч." В списках издательства - такие поэты современного авангарда, как Роберт Крили, Дениз Левертов, Диана Ваковски. Кроме этого, Мартин оживил давно и незаслуженно забытые работы "пролетарского" новеллиста 20-30-х годов Джона Фанте.
До сего времени издательство остается одним из подлинно независимых книгопроизводителей в стране, где подобного рода независимостью трудно кого-либо удивить. В то время. как большинство мелких издательств по-прежнему выживает за счет полученных наследств, правительственных стипендий и грантов или богатых бизнесменов, Джон Мартин создал начальный капитал своего предприятия, продав собственную коллекцию первых изданий. Чтобы покрыть первоначальные убытки, потребовалось четыре года. Сейчас в штате - шесть человек, включая художника и автора всех обложек издательства Барбару Мартин, на которой Джон женат уже больше тридцати лет. За вычетом заработной платы, гонораров и налогов ежегодная прибыль издательства составляет 3%.
Джон Мартин - пурист и издатель старой школы. Он едва ли тратит время на маркетинг своих публикаций, старается избегать книжных ярмарок и литературных междусобойчиков, неохотно идет на контакты с "внешним миром", предпочитая бездействовать через своих хорошо проверенных и законспирированных агентов. В отличие от прочих своих коллег, он отказывается наращивать прибыли за счет издания поваренных книг и календарей. "Я никогда не уйду в коммерцию," - говорит он. - "Теперь я могу печатать любую книгу, которую пожелаю, так, как захочу, и продавать достаточные тиражи, чтобы выжить. Чего ради мне ввязываться в какие-то корпорации?"
Помимо крупных городов с основными книготорговыми сетями найти где-либо книги "Черного Воробья" в Америке непросто - хотя о них все книгопродавцы как бы знают. Отличить их от прочих всегда несложно: аскетичные шрифтовые композиции, отдающие чем-то вроде русского постконструктивизма и мягкие, рыхлые разноцветные макулатурные обложки. В этих книгах ощущается какая-то удивительная хрупкость, кажется, что они покрыты тончайшим восковым налетом. Очень быстро отпечатки пальцев читателей покрывают их неопровержимыми уликами. Единственный способ очистить эти книги - долго и тщательно тереть жесткой резинкой, но кому охота беспокоиться? Поэтому грязь впитывается в них, да так и остается навсегда. Ничего не поделаешь.
- Стихи последней ночи на земле - Чарлз Буковски - Зарубежная классика
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза - Фицджеральд Френсис Скотт - Зарубежная классика