Наташа рыдала. Остальные сидели молча, подавленные горем.
В окружающем мире что-то резко изменилось. Молодые люди переглянулись. В чем дело? Потом поняли — тишина. Внезапная и потому какая-то оглушительная тишина. Ни малейшего ветерка. Море, секунду назад грохотавшее прибрежными камнями и кидавшее космы дико бурлящей пены, залегло немым пластом.
Но самое удивительное — хмурое серое утро сменилось великолепным вечером. Тем самым, который был вчера: на западе багрово распухшее солнце закатывалось за горизонт и бросало золотые брызги на неподвижные редкие облака, подсвечивая их снизу, и на шелковистую водную гладь.
— Смотрите! — воскликнул кто-то из ребят. — Там человек… В море стоит человек!
В самом деле: метрах в ста, будто возникнув из закатного марева, стояла одинокая фигурка. Немного погодя все убедились, однако, что человек вовсе не стоял, а медленно приближался.
Изумленные ребята вопросительно взглянули на Саврасова. Тот бормотнул “гм” и пожал плечами.
Когда расстояние сократилось до пятидесяти метров, молодые люди сумели разглядеть, что человек кутался в какое-то одеяние, похожее на плащ. Скрестив руки на груди, он шагал по морю, как будто под его ногами была не многометровая глубина, а мелкая лужица на асфальте.
Незнакомец все ближе и ближе. Уже можно было видеть, что обут он в сандалии, которые, коснувшись воды при очередном шаге, погружались всего на несколько миллиметров. А может быть, совсем не погружались.
Малышко озадаченно взглянул на Саврасова.
— Призрак? Привидение? — спросил он.
Тот снова пожал плечами и слегка усмехнулся: чепуха!
Но вот незнакомец ступил на берег, и ощущение призрачности, невесомости исчезло: на сыром песке оставались следы, быстро наполнявшиеся водой. А когда человек зашагал по мокрой гальке, та под тяжестью ног перекатывалась и скрипела.
Незнакомец остановился, и молодых людей поразило его лицо, с виду обычное, но в то же время удивительное, странное, с выражением какого-то кроткого величия. В больших голубых глазах светилась радость…
Да, Иисус хорошо помнит, что по наивности своей он был преисполнен в тот миг радости и надежд. Вот-вот изумленные люди узнают его и тогда…
Высокий светловолосый человек, который выглядел старше остальных, безбоязненно обратился к Богу:
— Послушайте, дорогой товарищ… Как вам удается? Вот это — пешком по воде? Как это вы делаете?
Иисус слегка вздрогнул. Его покоробила беспросветная материалистичность и обыденность вопроса.
Бог взглянул в глаза светловолосого и не заметил в них ни смятения, ни трепета — ничего, кроме остреньких, как иголочки, бессовестных огоньков любопытства.
“Фанатик, — мелькнула у него неприятная догадка, — материалист-фанатик. Может быть, даже ученый”.
Радость в глазах Иисуса угасала. С упавшим сердцем он обвел взглядом остальных: то же самое! Нет не только священного трепета, но даже элементарного страха. Одно лишь голое любопытство.
Светловолосый нерешительно улыбнулся и предложил:
— Давайте для начала знакомиться. Я профессор Саврасов. А это студенты нашего университета.
Светловолосый назвал несколько фамилий.
Иисус стоял в замешательстве, не зная, что делать. Ситуация складывалась не из приятных. Ведь не скажешь им: “Здравствуйте, я — Бог”. Они сами должны узнать своего Спасителя.
Помощь, казалось бы, подоспела со стороны одного робкого юноши. Он внимательно, с заинтересованным удивлением рассматривал Иисуса и наконец проговорил:
— Что-то знакомое. Я увлекаюсь древней историей, и мне кажется, что вы похожи…
Иисус с нетерпением ждал, что студент назовет его имя. Но тот застенчиво улыбнулся и замолк.
— Не только похож: — осторожно подсказал Иисус. — Это я и есть. Я уже был на Земле в первом веке Христианской эры. В мое первое пришествие.
— В первое пришествие? Уж не хотите ли вы сказать… — начал было студент и снова замолчал. В его смущенной улыбке проглянула кольнувшая Иисуса ирония.
— Именно это хочу сказать, — с вызовом заявил несколько уязвленный Иисус. — Я — Бог. Иисус Христос.
Назвал себя Иисус и горько пожалел. Его смутила, словно окатила холодной водой усмешка Саврасова. С виду безобидная, добродушно-снисходительная, в ней так и сквозило непомерное безверие. Реакция остальных была еще оскорбительней. Иван Малышко взглянул на Бога из-под насупленных бровей и хмуро проговорил:
— Спаситель?.. Силен!
А рыжеволосая девушка, на щеках которой еще не высохли слезы, не выдержала и рассмеялась.
Такого позора Бог не ожидал. У него задрожала и запрыгала нижняя губа, и Бог кое-как унял это унизительное дрожание.
“Обидчивый, как ребенок, — отметил Саврасов, внимательно разглядывая удивительного гостя. — Да он и есть ребенок. Странное дитя”.
— Бог? — задумчиво проговорил он и не удержался от усмешки, когда в древнеевангельском одеянии гостя заметил небольшое, но вопиющее несоответствие: из старых, но еще крепких сандалий кричаще выглядывали непромокаемые носки, ярко раскрашенные и модные.
Иисус заметил взгляд Саврасова и мысленно ругнул себя за то, что допустил такую небрежность в общем-то в строго выдержанной одежде.
— Если вы Бог, — продолжал Саврасов, — то можете творить и чудеса. Например, воскресить нашего товарища.
— А вы, я вижу, сомневаетесь в этом, — хмуро: промолвил Бог.
— Ребята, покажите, — неожиданно насупившись, сказал Саврасов.
Студенты расступились, и только сейчас Иисус увидел человека, лежавшего на камне вверх лицом. “Никакая наука не в состоянии что-либо сделать”, — с удовлетворением заметил он, разглядывая страшную запекшуюся рану на виске и багрово-синие трупные пятна на теле.
— Хорошо, — сдерживая радость, проговорил Иисус. — Я верну к жизни вашего товарища. Да поможет вам это чудо обратиться к вере святой.
Бог подошел к камню, простер над ним правую руку и сказал:
— Юноша! Я возвращаю тебя из царства небесного в земную жизнь. Встань!
Послышались недовольные голоса. Молодым людям казалось, что незнакомец, назвавшийся Иисусом, совершает надругательство над их товарищем, устраивая комедию воскресения.
— Силен, — с угрозой в голосе произнес Малышко.
Он направился к незнакомцу, желая оттолкнуть шутника в сторону. Саврасов, предупреждающе подняв руку, остановил его.
— Подожди, Малышок, — и с нахмуренными бровями обратился к гостю: — Вот что, товарищ Бог. Или как вас там… Нам не до спектаклей. Шутки зашли слишком далеко.
Но он так и замер с поднятой рукой, уставившись на труп. С мертвым телом происходили ошеломляющие перемены. Зияющая рана на виске исчезла мгновенно. Ее будто и не было. Не видно также синевы и трупных пятен. Щеки даже слегка порозовели. Студентам, находившимся неподалеку от камня, показалось, что грудь Виталия Зеленцова чуть приподнялась и опустилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});