Читать интересную книгу Мозг - Робин Кук

Наградой за его старания было предложение стипендии для проведения исследований по радиологии. По окончании его работа была признана столь выдающейся, что ему предложили место в штате с одновременным преподаванием в медицинском институте. От этой начальной должности он быстро вырос до нынешнего положения заместителя заведующего Нейрорадиологией.

Филипс на мгновение остановился в самом центре просмотрового рентгеновского кабинета. Его особое слабое освещение, идущее от флуоресцентных ламп за матовыми стеклами статоскопов, придавало всем находящимся здесь жуткий вид. Какое-то время практиканты напоминали трупы с мертвенно бледной кожей и пустыми глазницами. Филипс удивился, как он не замечал этого раньше. Он взглянул на свою собственную руку. Рука была такой же бледной.

Он продолжил путь, ощущая странное беспокойство. За последний год это был уже не первый случай, когда он видел знакомую обстановку госпиталя в мрачном свете. Возможно, причиной тому было слабое, но нарастающее недовольство работой. Она все больше приобретала административный характер, а кроме того он ощущал застойность своего положения. Заведующему Нейрорадиологией Тому Броктону было пятьдесят восемь и об отставке он не помышлял. Вдобавок заведующий Радиологией Гарольд Голдблатт тоже был нейрорадиологом. Филипсу пришлось признать, что в своем стремительном росте в этом отделении он достиг предела, и не из-за недостатка способностей, а потому что два ближайшие места наверху были прочно заняты. Уже почти год как Филипс начал нерешительно подумывать об уходе из Медицинского центра в другой госпиталь, где он мог бы рассчитывать на более высокую должность.

Мартин свернул в коридор, ведущий в хирургию. Миновав двойные двери с запретительной надписью, затем еще одни открывающиеся в обе стороны двери, он попал в предоперационное помещение. На множестве находившихся здесь каталок лежали взволнованные пациенты в ожидании своей очереди на операцию. В конце этого большого помещения длинный стационарно закрепленный белый стол охранял вход в тридцать операционных и в послеоперационные палаты. Три сестры в зеленых хирургических одеждах хлопотали за ним, обеспечивая попадание нужных пациентов в нужные операционные для проведения нужных операций. Если учесть, что каждые сутки здесь проводится около двухсот операций, заняты они были постоянно.

— Кто-нибудь может мне сказать о пациенте Маннергейма? — спросил Филипс, склонившись к столу.

Все три сестры подняли головы и заговорили одновременно. Мартин как один из немногих неженатых докторов всегда был в Хирургии желанным гостем. Осознав происшедшее, сестры рассмеялись и стали церемонно уступать друг другу.

— Я, пожалуй, спрошу еще кого-нибудь, — сказал Филипс, делая вид, что уходит.

— Ой, нет! — вымолвила блондинка.

— Мы можем обсудить это в бельевой, — предложила брюнетка.

Операционный участок был тем единственным местом госпиталя, где условности не имели обычной силы. Здесь царила совершенно особая атмосфера. Филипсу подумалось, что это как-то связано с ношением одинаковой для всех пижамоподобной одежды, а также с обстановкой потенциального кризиса, в которой намеки сексуального характера служили некоторой отдушиной. Как бы то ни было, Филипс очень хорошо это помнил. До решения пойти в радиологию он в течение года был здесь хирургом-стажером.

— Какой пациент Маннергейма вас интересует? — спросила блондинка. — Марино?

— Совершенно верно, — ответил Филипс.

— Она как раз у вас за спиной, — сообщила блондинка.

Филипс обернулся. В нескольких метрах от него на каталке лежала женщина двадцати одного года, прикрытая простыней. Очевидно, сквозь туман предоперационных медикаментов она услышала свое имя, и голова ее медленно повернулась к Филипсу. Перед операцией ей наголо обрили череп и видом своим она напомнила Филипсу маленькую певчую птичку, лишенную перьев. Он дважды мельком видел ее при проведении предоперационного рентгеновского обследования и теперь был потрясен тем, насколько она сейчас изменилась. Он не представлял, как она мала и тонка. Глаза ее смотрели умоляюще, как у покинутого ребенка, и Филипсу оставалось только отвернуться, вновь обратив внимание на сестер. Одной из причин его перехода из Хирургии в Радиологию было осознание того, что он не может удержаться от сопереживания с некоторыми пациентами.

— Почему ее не взяли? — спросил он сестру, возмущенный тем, что больную оставили наедине с ее страхами.

— Маннергейм ждет специальные электроды из Гибсоновского мемориального госпиталя, — сказала блондинка. — Он хочет записать сигналы из той части мозга, которую собирается удалить.

— Ясно... — произнес Филипс, пытаясь составить план на утро.

Маннергейм имел обыкновение расстраивать все планы.

— У Маннергейма два визитера из Японии, — добавила блондинка, — и он на этой неделе устраивает большое представление. Но они должны начать буквально через пару минут. Нам просто некого было с ней послать.

— О'кей, — произнес Филипс, уже двинувшись обратно через предоперационное помещение. — Когда Маннергейму потребуются локализационные снимки, звоните прямо мне в кабинет. Это сэкономит несколько минут.

На обратном пути Мартин вспомнил, что нужно еще побриться, и направился в комнату отдыха хирургов. В 8.10 она была почти пустынна, поскольку операции, начавшиеся в 7.30, были в самом разгаре, а до следующих оставалось еще довольно много времени. Лишь один хирург разговаривал по телефону со своим биржевым маклером и рассеянно почесывался. Филипс прошел в раздевалку и покрутил цифровой замок узкого шкафчика, оставленного в его пользовании стариком Тони, который занимался хозяйством хирургического отделения.

Не успел Филипс как следует намылить лицо, как его заставил вздрогнуть сигнал аппарата персонального вызова. Он и не подозревал, как напряжены у него нервы. Мартин взял трубку висящего на стене телефона, стараясь не касаться ею крема. Вызывала Хелен Уокер, его секретарша — она сообщила, что Вильям Майклз появился и ждет его в кабинете.

Филипс взялся за бритье с новой энергией. На него вновь нахлынуло возбуждение по поводу обещанного Вильямом сюрприза. Он протер лицо одеколоном и натянул свое длинное белое пальто. Проходя через комнату отдыха, он обратил внимание, что хирург все еще разговаривает со своим брокером.

На подходе к кабинету Мартин уже почти бежал. Хелен Уокер испуганно подняла голову от машинки, когда мимо пронеслась стремительная фигура шефа. Она привстала и потянулась за кипой писем и телефонных сообщений, но передумала, когда дверь кабинета Филипса захлопнулась. Пожав плечами, она продолжила печатание.

Филипс, тяжело дыша, привалился к двери. Майклз рассеянно листал один из радиологических журналов Филипса.

— Ну? — проговорил Филипс возбужденно. На Майклзе был обычный, плохо на нем сидящий, слегка поношенный твидовый пиджак, который он купил во время учебы на третьем курсе МТИ. В свои тридцать он выглядел двадцатилетним; у него были такие светлые волосы, что рядом с ним Филипс казался шатеном. Он улыбнулся, при этом его небольшой рот выразил озорное удовлетворение, а бледно-голубые глаза заблестели.

— Что такое? — поинтересовался он и сделал вид, что вновь углубляется в журнал.

— Перестань, — ответил Филипс, — я знаю, ты просто хочешь поиграть у меня на нервах. Беда в том, что тебе это хорошо удалось.

— Не знаю, что... — начал Майклз, но продолжить не смог. Одним быстрым движением Филипс пересек комнату и вырвал у него журнал.

— Не валяй дурака, — произнес Филипс. — Ты знал, что, сказав Хелен о сюрпризе, сведешь меня с ума. Я почти готов был позвонить тебе прошлой ночью в четыре часа. Теперь жалею, что не позвонил. Думаю, ты этого заслуживаешь.

— Ах да, сюрприз, — поддразнил Майклз. — Чуть было не забыл. — Он нагнулся и стал рыться в кейсе. Через минуту он извлек небольшой сверток в темно-зеленой бумаге, перевязанный толстой желтой тесьмой.

У Мартина вытянулось лицо.

— Что это такое?

Он ожидал увидеть листы бумаги, скорее всего машинные распечатки, отражающие какой-то успех в их исследовании. Никакого подарка в обычном смысле он не предполагал.

— Это сюрприз, — сказал Майклз, протягивая сверток Филипсу.

Филипс вновь обратил взгляд на подарок. Его разочарование было столь острым, что почти обратилось в злость.

— Какого черта ты вздумал покупать мне подарок?

— Потому что ты такой отличный партнер по исследованию, — ответил тот, все еще протягивая сверток. — На, держи.

Филипс подставил руку. Он уже оправился от шока и устыдился своей реакции. Что бы он ни ощущал, ему не хотелось обижать Майклза. В конце концов, это красивый жест.

Филипс поблагодарил, прикидывая при этом вес свертка. Сверток был легкий, длиной сантиметров десять и толщиной два с половиной.