посёлок. В оглушающей тишине раздался заливистый детский смех, потом кто-то очень натурально заблеял, и на терраску прытко вбежал маленький беленький козлик. Дрыгая копытцами, козлик смешно запрыгал около Михалыча. Михалыч пригляделся и обомлел, скорее почувствовав, чем увидев в животном очертания своего помощника.
— Мать моя! — воскликнул Михалыч, — Есть оказывается у двухлетних воображение.
***
— Это что же, навсегда теперь? — спросила женщина, жалостливо глядя на козлика.
— Нет, если мы получим артефакт. Хотя некоторые психические отклонения возможны, смотря сколько он козлом пробудет, — и Михалыч обхватив длинную козлиную морду ладонями, заговорил, глядя прямо в мутноватые горизонтальные зрачки:
— Паша, слышишь меня? Смотри мне в глаза, Паша! В глаза смотри! Не теряйся. Ты
— Паша, запомни, Паша. Главное, повторяй своё имя, понял? Повторяй имя! Я тебя вытащу, понял? Я, Михалыч. Веришь мне? Ты только повторяй своё имя, понял?
Козлик смотрел на него с тупым вниманием, ничего человеческого в его жёлтых глазах не прослеживалось.
— Что Дианка делает? — спросил Михалыч у матери.
— Играет с девочками соседскими, — ответила мать, выглянув в окно, — минут десять у нас есть.
— Закройте дверь, а то он, козёл, вырвется. И думайте, думайте, что ещё можно сделать. Вспомните что-нибудь. Она же ваша дочь.
Лена, совсем как дочка, наморщила лобик, но так ничего и не придумала, только поставила козлику ведёрко с водой. Козлик благодарно мемекнул и принялся пить.
Женщина ещё подумала и вдруг всплеснула руками:
— Господи! Сейчас же Костя приедет! А я тут стою!
— Костя — это кто? — хладнокровно спросил Михалыч.
— Брат её старший, — пояснила женщина, — Он из пионерского лагеря должен вернуться, сосед обещал подвезти. Они с Дианкой ладят, как кошка с собакой. Если она его встретит, как бы чего не случилось.
— Ну, так что ж вы сидите, бегите его встречать, проведёте огородами, — приказал Михалыч.
Женщина закивала часто-часто и бросилась к двери.
— Не открывается, — вдруг сказала она, удивленно раскрыв белёсые глаза.
Михалыч, запнувшись об козлика, подскочил к двери, но та и ему не поддалась.
— Заклинило, крыльцо, наверное, перекосило. Есть другой выход? Ну, тогда попробуйте через окно, — в критической ситуации Михалыч командовал всегда чётко и ясно.
Через минуту выяснилось, что все окна не только на крыльце, но и в доме оказались закрытыми и не думают открываться.
— Что же делать, господи? — воскликнула женщина.
Михалыч озадаченно потёр подбородок: неужели артефакт сделал это сам, своим тёмным сознанием? От такого предположения ему, старому, опытному волку, впервые стало по-настоящему страшно.
На пару секунд в домике установилась тишина, нарушаемая только сопением задремавшего козлика. Вдруг в этой тишине громом раздалось урчание автомобиля. Они застыли, глядя друг другу в широко раскрытые глаза. А машина остановилась, потом послышалось хлопанье дверец.
— Это он, — упавшим голосом воскликнула Лена и, бросившись к окну, отчаянно задёргала задвижкой, — Костя! Не подходи к Дианке! Не подходи!
Схватив со стола пятилитровую банку, она запустила ею в стекло. С музыкальным звоном посыпались осколки, подскочил и заблеял козлик. Увы, пролезть сквозь острые зубья осколков в такой узкой раме было невозможно. Лена закрыла лицо руками и медленно осела на пол. Михалыч хладнокровно подошёл к столу, взял вторую банку, но вдруг входная дверь отворилась, пролив на пол облако вечернего света, разрезанное посередине чьей-то чёткой тенью. Они замерли.
На терраску вошёл мальчик лет восьми, похожий на Лену, только взгляд у него был Дианкин — хитроватый, ироничный. Он бросил на пол большую спортивную сумку:
— Здрасте. Ма, ты где? Что это у вас здесь творится, погром такой? А, козла решили завести! Круто.
Мать очнулась и бросилась обнимать сына, словно он вернулся не из пионерского, а из концентрационного лагеря.
— Чё случилось-то? — ошалело спросил пацан, и тут Михалыч заметил у него на пальце очень знакомое колечко. Простенькое, сверкнувшее тусклым, словно настороженным блеском.
— Можно посмотреть? — с замиранием сердца попросил Михалыч.
Пацан пожал плечами, снял колечко и протянул взрослому. Михалыч схватил кольцо и побежал к сумке с аппаратурой. Оно!
— Оно! — крикнул он Лене, — оно! — крикнул он козлику, — оно! — крикнул он просто так, совсем уж несолидно подпрыгнув.
— Откуда ты его взял? — строго спросила мать у Кости.
— У Дианки выменял, — немного растерявшись, ответил Костя.
— На что? — в один голос вскричали Лена с Михалычем.
Костя опасливо достал из кармана маленький затертый чупа-чупс.
— Понятно! — обличительно вскричала мать, — а я-то думаю, откуда у неё пятна бывают по всему телу. Вот чьё это дело! Ну, спасибо, сын, можно на тебя полагаться.
Костя покраснел и пробурчал:
— Я думал, у неё уже всё прошло….
— А раньше ты о чём думал, остолопина? — вскричала мать, — сколько надо было её чупа-чупсами прикармливать, чтобы она колечко за них согласилась отдать?
Михалыч посмотрел на неё, на паца на, на колечко и вдруг, запрокинув голову, нервно засмеялся суховатым лающим смехом. А с пола ему тонким нервическим меком вторил маленький беленький козлик.
Увидев тропинку, ведущую к реке, Михалыч остановился. Решил порадовать помощника, которому сегодня досталось сверх меры. Да и самому не мешало сбросить напряжение. Они спустились на берег — уютный, уже застланный сумраком песчаный пляж, на котором по вечернему времени народа почти не было. Вдалеке справа, там, куда катила свои неспешные воды река, ещё краснела раной закатная полоса. От тяжелой, тёмной глади реки призраками поднимались загадочные туманчики испарений. Невдалеке ёмко сотрясали воздух лягушки, где-то в деревне побрехивали собаки. На противоположном берегу мерцал, оставляя длинную дорожку в воде, огонёк костра. Песок был ещё тёплым.
— Ты давай, купайся, я полежу пока, — сказал Михалыч помощнику.
Паша был тих, печален, задумчив. Молча, механически выполнял все указания шефа. Покорно разделся и отправился в тёмную воду. Ничего, пройдёт, пройдёт. Трансформация продлилась совсем недолго и не могла оставить в психике помощника заметных следов. А проявил себя парень неплохо и опыт получил отменный. Хорошая смена подрастает.
Михалыч вытянулся на тёплом песочке, чувствуя, как выходит из тела, теряется в ласковом плеске волн напряжение бесконечного дня. Как же хорошо! К головной боли он уже привык, а всё остальное сложилось на редкость удачно. Ещё бы: артефакт изъят, экранирован в сумке-холодильнике, никто не погиб, поселок цел, обратная трансформация прошла без осложнений. А за секретность Михалыч