Я вижу, как встанет он гордо и прямо.
Актеон
Нет, я его не понесу.
Довольно, лопнуло терпенье.
Я для охоты здесь, в лесу,
Не перетаскивать каменья.
Кадм
(спокойно)
Не хочешь?
Актеон
Нет.
Кадм
(еще спокойнее)
Так будь счастлив,
Как травы, может быть, как звери.
(С внезапной торжественностью.)
Но дух твой не создан по образу Фив,
Семибашенных, белых, будущих Фив,
И к богам тебе заперты двери!
Эхион
(Актеону)
Дитя, я многого не понимаю,
Но слушай, когда говорит господин...
...А я тебе рыжего львенка поймаю
В пещере, которую знаю один.
Агава
(Актеону, с другой стороны)
Скорее, ведь камень совсем не тяжелый,
Его бы, пожалуй, одна я снесла.
Тащи его в город... а город веселый,
Сирийских танцовщиц я там припасла.
Актеон отрицательно качает головой.
Кадм
(резко, Эхиону, указывая на камень)
Берись!
Эхион
(покорно, наклоняясь)
Берусь.
Актеон
Отец, прости,
Мне грустно, что такой ты сирый,
Но руки должен я блюсти
Для лука, девушек и лиры.
И разве надобен богам,
В их радостях разнообразных,
Тобою выстроенный храм
Из плит уродливых и грязных?!
За темной тучею Зевес
Блаженство вечное находит,
И громы, падая с небес,
На небо никогда не всходят.
Золотокудрый Аполлон
Блестит, великолепно-юный,
Но им не плуг изобретен,
А звонко плачущие струны.
А Геба розовая, Пан,
А синеглазая Паллада,
Они не любят наших стран,
И ничего им здесь не надо.
А если надо, то — родник,
Лепечущий темно и странно,
Павлина — Гебе и тростник,
Чтоб флейту вырезать, — для Пана.
Поверь, их знает только тот,
Кто знает лес, лучей отливы,
И бог вовеки не сойдет
В твои безрадостные Фивы.
Кадм, Эхион и Агава с трудом выносят камень.
Первый юноша
Вот здорово!
Второй юноша
Им так и надо.
Третий юноша
Какой ты умный, Актеон!
Так говорить — одна отрада.
Как жаль, что я не обучен.
Актеон
Идите, товарищи, в этот вечер
Мне хочется быть одному.
Мы славно охотились: до новой встречи!
Постойте, я вас обниму.
(обнимает их поочередно)
Первый юноша
Спать завалюсь.
Второй юноша
Напьюсь.
Третий юноша
Вот ловко:
И спать и пить — равно уныло.
(таинственно)
Агава, старая чертовка,
Здесь про танцовщиц говорила.
Актеон
(слегка хмурясь)
Идите же.
Юноши уходят. Актеон один.
Как хорошо вокруг!
Так синевато-бледен теплый воздух,
Так чудно-неожидан каждый звук,
Как будто он рождается на звездах.
Луна стоит безмолвно в вышине,
Исполнена девической тревоги,
И в голубой полощутся волне
Серебряные маленькие ноги.
Я вижу чуть открытый красный рот,
Мученье наше и отраду нашу,
И розовые груди... А живот
Похож на опрокинутую чашу.
Ни облачка... Она совсем одна
И кажется такою беззащитной,
Что отрок пробуждается от сна,
Неопытный еще, но любопытный.
Я лягу здесь, под этот мудрый вяз,
Ведь хоть молчит, но знает он о многом.
Я буду спать, не закрывая глаз,
И, может быть, проснусь наутро богом.
(ложится)
За сценой слышно, как перекликаются серебряные голоса охотящихся девушек.
Голоса охотниц
Аллали,
Аллали,
Кто вдали?
Это лань.
Аллали,
Аллали,
Стрелой повали,
На горло стань.
Аллали,
Аллали,
Псы повели,
Бежит, бежит...
...Теперь лежит,
Аллали,
В пыли.
Входит Диана в костюме охотницы, за нею нимфы.
Крокале
Кто всех усталей?
Ранис
Хиа́ле.
Хиале
(обиженно)
А косы у кого расплелись?
Крокале
(со смехом)
У Рани́с.
Ранис
Ну да, но я первой увидела лань.
Хиале
А я повернула ее у платана.
О, если бы не я, то она...
Крокале
Перестань!
Открыла, настигла, убила Диана.
Диана
(медленно скандируя)
Время нам ноги омыть, расстегните ремни у сандалии,
Сбросьте легкую ткань с ваших измученных плеч.
Девушки начинают раздеваться.
Всех ты искусней, Ранис, распусти мне, пожалуйста, косы.
Простоволосой, как ты, в чистый войду я ручей.
Девушки помогают ей раздеваться и болтают между собой.
Ранис
Я встретила Ио. Бедняжка!
Бежит, а оса над ней.
Крокале
Быть Зевсом любимой — тяжко.
Хиале
(со вздохом)
А Марсом — еще тяжелей.
Ранис
(недоверчиво)
Как, Марс тебя любит?
Хиале
В трущобы
За мной он зашел далеко.
Ранис и Крокале
(с интересом)
Настиг?
Хиале
(скромно)
Нет, конечно.
Крокале
Еще бы,
Сознаться всем нелегко.
В это время Актеон поднимается, протягивает руки к Диане и говорит восторженно, как в бреду.
Актеон
Я знал, что она придет,
Я знал, что я тоже бог,
И мне лишь губ этих мед,
Иного я пить не мог.
И мне