Читать интересную книгу Клуб самоубийц - Андрей Квакин

Перечисленные проступки, имеют, конечно, под собой почву того разлагающего влияния, которое принесла революция и гражданская война и, оправдываемые до некоторой степени тою обстановкою, в которой живут кадеты, все же не могут быть относимы исключительно за счет этих условий, а коренятся в порядках, установившихся в корпусе, кои сейчас вскрыты предварительным следствием".

Однако директор корпуса генерал-лейтенант Владимир Валерьянович Римский-Корсаков рассчитывал на поддержку командующего русской армией барона П. Н. Врангеля, а поэтому пытался перехватить инициативу, направив письмо с жалобой на ведение следствия. В качестве оправдания он писал: "В собственные руки российскому военному агенту в Королевстве СХС.

(…) Крайне недоброжелательное отношение многих кадет к некоторым воспитателям обусловлены их образом действий в период гражданской войны, очень властное и далеко не всегда доброжелательное отношение к корпусу коменданта лагеря подполковника Озаровского, заявившего мне в первые же дни, что он корпуса как отдельной организации не признает и видит в нас группу беженцев, непосредственная близость леса, уходя в который кадеты уходили и из-под надзора воспитателей, крайне нездоровое настроение преимущественно старших кадет — результат перенесенных страданий и лишений, отсутствия сколько-нибудь светлой перспективы, а главное — тоски по родине и родным, тоски, доводившей многих юношей до навязчивой идеи о самоубийстве (с некоторыми из таких несчастных мне приходилось беседовать по целым часам и по окончании этих разговоров я чувствовал себя совершенно разбитым), — вот в кратких чертах условия жизни корпуса в первое время пребывания в Стрнищенском лагере…"

Директор корпуса лукавил, ибо он-то хорошо знал не только о "навязчивых идеях о самоубийстве", но и о реальных случаях самоубийств доведенных до отчаяния воспитанников. Для завершения следствия в Корпус был направлен полковник Сорокин. Его доклад полностью подтверждает основные выводы предыдущего расследования:

"9 июля 1922 г., гор. Вранье

Его Превосходительству генерал-лейтенанту Миллеру

Доклад по делу о Крымском кадетском корпусе

(…) В расследование не попало много такого, что при обычных условиях дало бы обильный материал для различных конкретных выводов, вследствие чего некоторые весьма существенные вопросы, в особенности по учебной и хозяйственным частям, или не обрисованы совсем, а лишь только намечены, или же выяснены не с тою степенью точности, как это было бы необходимо. Очень многие свидетели, весьма откровенно и охотно говорившие по делу вообще, при формальном опросе давали свои показания очень осторожно, условно и с выбором выражений, каковое обстоятельство объясняется неуверенностью свидетелей в торжестве правды и вытекающими отсюда опасениями за свою судьбу.

Безусловно, что здесь заметно пагубное воздействие на педагогический коллектив следствия по "Клубу самоубийц", когда преподаватели, искренно желавшие изменить обстановку в корпусе, были из него уволены. Чувство человеческого достоинства, утраченное старшими кадетами в общей разрухе гражданской войны, не восстановлено и по настоящее время. Грубость, площадная ругань, крайняя наглость — явление самое обычное (…) а неуважение к личности человека в настоящее время возведено в систему. Так называемый «цук» свил себе прочное гнездо в корпусе и решительно, самым отрицательным образом, влияет на успех педагогической работы, проникая во все классы, вплоть до первого, и выливаясь в такие формы, когда издевательство над товарищем доводило его до обморочного состояния.

В корпусе существует кадетское «самоуправление», состоящее из так называемого "корнетского комитета", "генерала выпуска" и «ротмистра» (…) причем члены этого «самоуправления» принадлежат, как общее правило, к числу самых недобропорядочных и недостойных кадет. (…) Эта своеобразная организация настойчиво проводит свои домогательства взять в руки не только руководство непосредственной жизнью кадетской массы, но и регулирует отношение кадет к своим воспитателям, преследуя тех своих товарищей, которые чувствуют потребность в духовной близости с тем или другим лицом педагогического персонала… Кадеты, боясь репрессий со стороны "комитета",обращаются к воспитателю украдкой, прося его не разглашать факта обращения. Деятельность «самоуправления» не ограничивается этим: оно издает приказы по корпусу (…), налагает на кадет взыскания, весьма чувствительные по своим размерам и унизительные по существу, и, наконец, как венец всего, имеет голос при приеме кадет в корпус. (…) Сами же члены «самоуправления» стоят вне воспитательского воздействия и по общему правилу неуязвимы. (…)

Уже самый факт существования кадетского «самоуправления» свидетельствует о полном пренебрежении кадет к авторитету воспитателей и о нежелании их считаться с таковыми. (…) Получается впечатление, что крупные недочеты в корпусе тщательно скрывались, и в этом отношении резко выделяется возмутительный факт, когда вопрос о наличии в корпусе "Клуба самоубийц", два из членов которого покончили с собой, был обсужден не только не в обществе педагогического комитета, но даже и не в частных, а директором совместно с кадетами, причем воспитатели не были постановлены в известность о результатах сего совещания".

Полковник Сорокин настаивал на отставке генерала Римского-Корсакова и предании суду наиболее провинившихся сотрудников и преподавателей Крымского корпуса. Вскоре данные рекомендации были реализованы. Правда, все было проведено втихомолку, без оглашения данных проверки. Это позволило в книге "Зарубежная русская школа" (Париж, 1924) даже не упомянуть про порядки, творящиеся в Крымском кадетском корпусе, про «цук» и "Клуб самоубийц". Здесь говорится следующее:

"Менее удачно размещены Крымский и Донской корпуса. Прежде всего они, по прибытии в Югославию зимой 1920–1921 годов, не сразу попали на постоянное местожительство. Донскому корпусу пришлось провести более года, а Крымскому даже около двух лет в Стрнище, недалеко от Марибора, где оба корпуса были размещены в совершенно неприспособленных для учебных заведений временных деревянных бараках, устроенных еще австрийскими властями для военнопленных. Крайне неблагоприятная обстановка бараков в Стрнище не могла не отражаться вредно на всех сторонах жизни корпусов".[16]

А в юбилейном издании, по случаю основания Крымского корпуса даже самая общая информация отсутствует.[17] Словно не было цука и "Клуба самоубийц", а был только добрый генерал-директор корпуса В. В. Римский-Корсаков (в книге помещена его большая фотография), заботящийся об эмигрантском юношестве. Казалось, что трагическая история российского юношества в эмиграции забыта.

Но в 1970-х годах была предпринята попытка представить драматическую историю с "Клубом самоубийц" в виде веселого розыгрыша кадетами своего начальства. Во всяком случае, подобные выводы можно было сделать из воспоминаний "Белогвардейцы на Балканах" воспитанника Крымского кадетского корпуса М. Д. Каратаева (1904–1978), опубликованных в Буэнос-Айресе в 1977 году. В начале мемуаров автор говорит о том, что"…кадет моего отделения Женя Беляков кончил тем, что бросился под поезд", что"…две недели спустя застрелился кадет шестого класса Ильяшевич", что"…на беду опять через две недели — новое покушение на самоубийство", и вывод: "Я думаю, никакого клуба вообще нет, дураки стреляются каждый сам по себе". Эти сведения можно было бы принять в качестве приватного мнения одного из свидетелей, но настораживает один момент: М. Д. Каратаев в качестве первой жертвы называет Женю Белякова, в качестве второй — кадета Иллясевича, а фамилию третьего самоубийцы замалчивает. Однако порядок гибели кадетов был следующий: Василевич, Алексей Альфтон, Кесарь Струменко, Евгений Беляков, Иллясевич, и далее — покушение на самоубийство трех кадет, не удавшееся вследствие своевременной остановки поезда. Осечка в памяти мемуариста заметна и в изложении истории с отправкой в санаторий подозреваемых в организации "Клуба самоубийц". Здесь М. Д. Каратаев упоминает только фамилии Лазаревича и Яконовского. Из памяти выпали фамилии Шокатова, Старка, Львова, Григоропуло, которых после санатория не приняли обратно в Корпус, и не упоминается фамилия Хоцянова, который был даже арестован как подозреваемый председатель "Клуба самоубийц". Зато М. Д. Каратаев во всех деталях описывает инсценировку кадетами в поезде перед напуганными офицерами вытягивания жребия для нового самоубийства. Психологам данное свойство памяти хорошо известно и носит название конфабуляция, когда происходит заполнение пробелов в памяти фантастическими выдумками. Однако доктор исторических наук С. В. Волков и эксперт Российского фонда культуры В. Лобыцын так не считают. Они принимают субъективное мнение М. Д. Каратаева в качестве единственно правильного, и, несмотря на наличие десятков опровергающих его документов, в статье с характерным названием "Вполне дурацкая история" отстаивают версию веселого розыгрыша кадетами своего начальства. Для них трагическая история российского юношества в российском зарубежье и "история с "Клубом самоубийц" выглядит достаточно курьезно".[18] Не знаю, какой смысл они вкладывают в слово «курьез», но словари трактуют его, как "смешное происшествие". Возможно, за последние годы произошли серьезные сдвиги в морально-нравственных критериях россиян, но толковать самоубийство юношей как курьез, на мой взгляд, просто постыдно.