К счастью для Годдфри, как нередко бывало в те времена, могильщик оказался весьма нечистоплотным типом: он втихаря продал по-прежнему неподвижное тело юноши в Урбс-Умидскую школу анатомии и хирургии, а похоронил гроб, набитый песком. Проспав четыре дня кряду и как следует отдохнув, на пятый день Годдфри открыл глаза и обнаружил, что лежит распластанный на хирургическом столе в анатомическом театре. Над головой юноши был занесен сияющий скальпель, и хирург как раз собирался погрузить лезвие ему в грудь (как ни странно, больше всего в память Годдфри врезался этот блик на поверхности лезвия, и многие годы спустя похожее мерцание света на металле вызывало у него неприятные воспоминания). Это зрелище заставило Годдфри собрать по капле все силы, которые остались еще в его теле, — их хватило, чтобы издать слабый свист.
— А труп-то, похоже, живой! — крикнул кто-то из аудитории, некий студент-медик, известный своей привычкой констатировать очевидное.
Годдфри возвратили домой, к убитым горем родителям, которые хоть и не поняли, каким образом их отпрыску удалось проделать путь из могилы до хирургического стола, но встретили воскресшее чадо с распростертыми объятиями. Конечно, они полагали, что сыну предстоит совсем иной путь, но теперь решили, что лучше об этом особенно не задумываться, и через пару дней жизнь Годдфри возвратилась на круги своя.
Хотя, конечно, не совсем. Странная болезнь оставила на память о себе одно неприятное последствие — паралич лица. Бедняга Годдфри мог лишь отчасти пользоваться своими лицевыми мышцами, поэтому на лице его навсегда застыло одно и то же (сонное) выражение. Он не мог больше ни улыбаться, ни хмуриться, ни смеяться или плакать — по крайней мере так, чтобы это было видно со стороны, — и говорил только сквозь сжатые зубы.
И вот, чудесным образом избежав гибели под хирургическим скальпелем, юный Годдфри твердо решил, что ни один человек больше не должен пройти через те испытания, что выпали на его долю. Он подался в ученики к владельцу местного похоронного бюро, а когда хозяин скончался, унаследовал его дело. Всего лишь за пару лет Годдфри Гофридус прослыл на всю округу как человек надежный, который ни за что на свете не похоронит живого. А все потому, что главной его задачей, на решение которой тратилось больше всего времени и усилий, было удостовериться в полной и несомненной безжизненности подопечных.
Возможно, на первый взгляд это покажется довольно нелепым, однако не следует забывать, что события, о которых здесь идет речь, произошли в те дни, когда определить, действительно ли человек перешел в мир иной, было не так-то просто. Даже врачи мало что могли сделать — разве только проверить, не мутнеет ли зеркало от дыхания, или попытаться нащупать пульс, который нередко бывает слабым и незаметным. В те ужасные дни, лежа без движения будто бы в бессознательном состоянии, бедняга Годдфри снова и снова возвращался к мысли о том, как чудесно было бы, если бы кто-нибудь изобрел какую-нибудь машину, механизм или инструмент, с помощью которого можно было бы определить, жив он еще или нет, — тогда ему не пришлось бы так сильно страдать. И тогда он дал клятву, что если однажды воскреснет, то непременно возьмет на себя эту роль, станет тем самым изобретателем.
Теперь Годдфри упорно над этим работал. Правда, оказалось, что сочетать ремесло гробовщика с работой над изобретениями тяжеловато, а потому Годдфри решил взять себе в помощь ученика и вывесил в окне карточку с объявлением. На зов откликнулся один-единственный мальчик — Пин, который удачей своей был обязан умению читать; в этом была, конечно же, заслуга матери.
И вот в назначенный день мистер Гофридус провел Пина по своим владениям. В витрине лавки, расположенной на первом этаже, были выставлены образцы и самых дорогих, и самых дешевых гробов, какие мистер Гофридус предлагал клиентам: лакированные, полированные и просто струганые, с роскошной фурнитурой и вовсе без нее. В огромном двустворчатом шкафу с прозрачными дверцами хранилось множество предметов, которые можно было взять напрокат: покрывала на гроб, темные костюмы, вуали и черные перчатки, конские плюмажи, приглашения на траурную церемонию и поднос, усыпанный приличествующими случаю перстнями, то есть, разумеется, в форме черепов.
Затем мистер Гофридус провел Пина в большое подвальное помещение, ко всем стенам которого были прислонены разнообразные гробы — всевозможных цветов, форм и размеров и на разных стадиях изготовления. В центре комнаты располагался внушительных размеров верстак, на котором в рабочем беспорядке были разбросаны молотки, гвозди, деревянные рейки и разный плотницкий инструмент. Пол был усыпан щепками, стружками и опилками. А по стенам ровными рядами, словно в боевом строю, были развешаны медные и железные скобы, петли, обода, таблички для гравировки имен, ручки и прочие гробовые принадлежности, какие только бывают на свете.
Пин всему этому совершенно не удивился, и когда мистер Гофридус пригласил мальчика в следующую комнату, он, разумеется, ожидал увидеть что-нибудь в том же духе.
— А теперь самое главное, — с гордостью провозгласил Годдфри, открывая следующую дверь. — По-латыни это называется целла-морибунди. Что-то вроде приемной для покойников.
Остановившись на пороге, Пин робко заглянул внутрь. Надо сказать, как и всякий житель Урбс-Умиды, он отлично знал, что такое целла-морибунди, — это специальная комната, где мертвое тело находится до похорон. В городе свято соблюдали старинный обычай, хотя никто уже не помнил, откуда он взялся: покойника хоронили только спустя три дня и три ночи после кончины. В ходу была даже такая пословица: «Хочешь, чтоб наверняка, — обожди-ка три денька». Пин очень хорошо помнил те долгие часы, что они с отцом провели возле тела матери, которое три дня пролежало в доходном доме, в той самой комнате, где они тогда жили. Услуги мистера Гофридуса были им не по карману.
Комната оказалась куда меньше мастерской — и заметно прохладнее. Посредине возвышался стол (в тот день пустовавший), а над ним был подвешен к потолку какой-то загадочный механизм, состоявший из строп, шестеренок, винтов, рычагов и свежесмазанной цепи. У стены стояло несколько шкафчиков с узкими ящиками, а над ними на полках были выставлены зловещего вида предметы, очень похожие на инструменты для пыток.
— Мамочки, что это за штуковины?! — воскликнул Пин, потрясенно озираясь. Ему еще не доводилось слышать о том, чтобы в целла-морибунди хранились подобные вещи.
Годдфри нахмурился, то есть его левая и правая брови едва заметно двинулись навстречу друг дружке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});