На него нахлынули воспоминания. Смех двух мальчишек эхом отдался в его сознании. А еще спор, слезы. Ему было девять, а Майку семь. Они спорили друг с другом — кто из них быстрее плавает. Спор перешел в потасовку, и Майк дал Харперу подножку, Харпер налетел лицом на косяк и вышиб себе зуб. Вот как раз здесь. В том самом месте, до которого он дотронулся. Он помнил все так, словно это было вчера. У него обильно хлынула кровь, оставляя пятна на полу, и им с Майком здорово влетело от отца за драку в доме.
Мать не терпела, когда они возились в доме. Она погибла в автокатастрофе тремя годами раньше, но отец не изменил ее правилам. В его представлении только так и можно было сохранить память о ней наверняка, чтобы дети не утратили ее. Но в таком возрасте дети неизбежно все забывают. Так что манеры у них не всегда были блестящими — как, например, в тот самый день.
Он был полон терзающих душу воспоминаний. Два брата — люди близкие, но не так, чтобы очень. Они никогда не были достаточно чутки друг к другу. Никогда их жизнь и идеалы не совпадали между собой.
Харпер постарался стряхнуть воспоминания и зажег лампу у двери. Кабинет был по-домашнему уютным. Гораздо уютнее, чем его безжизненная холостяцкая квартира в Оклахома-Сити. Его внимание приковали фотографии на письменном столе.
К горлу подкатил ком, когда он увидел фото отца, с гордостью вскинувшего в победном жесте бейсбольный кубок. Десять лет прошло, а Харпер все еще тосковал по нему. Дождавшись, пока боль схлынет, он отставил снимок в сторону и взглянул на следующий.
И непроизвольно сжал кулаки. На снимке были Майк и Анни: он обнимал ее, она бережно держала на руках новорожденного. Черт побери!
Харпер резко отвернулся, чувствуя, как у него свело желудок. В нем закипала ярость, старая и давно похороненная. Она должна была стать его женой, а Джейсон — его сыном.
Обессилев от собственных мыслей, Харпер опустился на диван. Должно быть, это все от ставших такими явственными воспоминаний — дом, Анни, фотография отца.
Он поговорит с ней утром, выяснит, откуда у нее на шее синяки, и уедет.
Черт, может, лучше ему не думать об этом? Это не его дело. Наверное, лучше просто уехать, и все.
Если бы у него был хоть какой-то повод, он не стал бы ждать утра, он послал бы все к черту прямо сейчас.
Но повода явно не было, так что Харпер прилег на старый диван и устроился поудобнее, насколько позволял коротковатый диван, обитый жесткой ворсистой тканью по моде шестидесятых. Между тремя его подушками был продернут полудюймовый шнур, который впивался в спину, так что Харпер чувствовал себя, словно принцесса на горошине. Диван был такой же неудобный, как и десять лет назад, когда он наконец повалил на него Анни для так сказать небольшого поединка, в ту самую ночь, когда его отца принесли домой с бейсбольного матча…
Кошмарное наваждение! Как раз об этом ему меньше всего хотелось вспоминать. Какого черта они все эти годы держали здесь этот старый неудобный диван?
В ту минуту столовая, где все напоминало о недавних похоронах, казалась ему более привлекательной.
Лежа без сна в своей комнате наверху, пытаясь решить, что именно она скажет Харперу утром, Анни услыхала, как он вышел из комнаты Майка и спустился вниз. Он хотел есть или просто не мог уснуть?
Она долго ждала, с пересохшим горлом и колотящимся сердцем — просто от того, что он был здесь, в доме, — думая, что впервые за десять лет она может — может что? Посмотреть действительности в лицо? Сказать правду? Попросить у него прощения?
Анни со стоном перекатилась на бок, взбив подушку под головой и положив еще одну между колен, чтобы не болела спина. Неужто она действительно решила, что несколько слов исправят то, что она когда-то натворила? Содеянного не исправить, особенно теперь, после всех этих лет. И все же она не собиралась сдаваться. Она должна сделать хоть что-нибудь. Харпер здесь. И это ее единственный шанс.
Анни так и не расслышала, чтобы он поднимался обратно, собрала все свое мужество и встала с постели. Если только он не спит и захочет с ней разговаривать…
Как можно тише — с каждым шагом она чувствовала, что мужество покидает ее, — Анни спустилась по лестнице. В кабинете горел свет, но там никого не было. Она обнаружила, что Харпер перебрался на диван в общую комнату. Его дыхание и легкий шелест плаща, которым он укрылся, да еще звуки включившегося на кухне холодильника — вот и все, что она слышала.
Фонарь, горевший в углу двора, освещал его лицо бледным светом.
Он стал старше. Тверже. Увереннее в себе. Скульптурное лицо, широкие плечи… Он выглядел неумолимым. Несгибаемым. Одиноким. И холодным, подумала она, вздрогнув, но не от холода в комнате.
Анни думала — работает ли он еще на своей засекреченной службе? Потом, с удивлением, — интересно, он женат? Наверное, может быть, и женат — от этой мысли у нее защемило внутри.
Она не имела права на боль, на тайное желание — никакого права. Она потеряла его десять лет назад.
У него есть дети? Должно быть, есть.
Анни проглотила набегавшие слезы и отвернулась. Если она еще немного постоит здесь, он проснется, а она вдруг поняла, что совершенно не готова к разговору с ним. Она взяла одеяло из шкафа и накрыла его, а затем тихо поднялась по лестнице. Лишь перед самым рассветом она наконец забылась сном.
На следующее утро Харпера разбудил солнечный луч, упавший ему на лицо. Проснувшись, он немедленно обнаружил три вещи: во сне у него затекла от неудобного положения шея, где-то поблизости имеется горячий кофе; за ним, с расстояния не меньше трех футов, наблюдает пара горящих глаз, таких же темно-серых, как у него.
Его глаза — только более молодые, более невинные. Нос Майка. Отцовские скулы. Рот Анни.
У Харпера снова закололо в сердце. Все четверо, отец, Майк, Анни и он сам, ясно отразились на лице совершенно нового человечка. Горячая волна ревности окатила его, как вчера ночью, когда он смотрел на фото Майка и Анни, которая держит на руках их новорожденного сына.
Мальчишечьи серые глаза подозрительно сощурились.
— Как это ты здесь очутился?
Харпер молчал. За этим вопросом стояло нечто ему непонятное. Тщательно подбирая слова и стараясь говорить только правду, Харпер ответил:
— Мне было не по себе в кровати твоего отца.
Мальчик придвинулся к нему ближе, испытующе глядя в лицо. Он плотно сдвинул обтянутые джинсами колени. Губы его сложились в легкую усмешку.
— Ты ведь никогда раньше не приезжал к нам, так чего теперь приперся?
— Джейсон, — с досадой крикнула из-за двери Анни, — я же просила тебя не будить дядю Харпера.
— Он меня и не будил, — Харпер натянул одеяло, только теперь обнаружив, что укрыт им. Неужели это сделала Анни? Неужели она спускалась ночью и глядела на него спящего? Как же он-то не почувствовал, что она была здесь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});