Однажды, когда мне было лет двенадцать, я стоял у изгороди открытого ресторана на бульваре и слушал музыку. Глаза мои машинально уперлись в капитана торгового флота, сидевшего за столиком с женщиной, очень красивой, в нарядном платье и огромной шляпе. Капитан взглянул на меня и спросил:
– Ты что так смотришь, мальчик?
– Я думаю.
– О чем?
– Наступит ли когда-нибудь время, когда я сяду в ресторане за стол и потребую, чего захочу.
– Конечно. И даже быстрее, чем ты думаешь. Прямо сейчас. А ну-ка иди сюда.
Я смущенно замотал головой, но капитан подбадривал. Обогнув изгородь и стараясь не попадаться на глаза официантам, я пробрался между столиками к капитану.
– Садись. Как тебя зовут? А руки со стола сними. – Он подозвал официанта. – Ну, чего же ты хочешь?
Я нерешительно молчал и думал, как бы не ошибиться. Официант начал уже переминаться с ноги на ногу – так долго я размышлял.
– Ну? – терпеливо спросил капитан.
Я решился и выпалил:
– Мороженого на двадцать копеек!
Спутница капитана рассмеялась. Капитан улыбнулся. Даже официант что-то хмыкнул. Я не понял почему, но, может быть, их удивила эта лошадиная порция.
Принесли мороженое, и я съел все без остатка.
– Ну, а еще чего?
Я разошелся – кутить так кутить:
– Еще мороженого на двадцать копеек!
И в третий раз, как во всякой порядочной сказке, спросил меня капитан, чего я хочу. Я встал, поклонился и сказал:
– Спасибо. Больше я уже ничего не хочу.
Капитан был недоволен. Предел желаний человека обошелся ему всего в сорок копеек. Он меня почти презирал.
– Ну так слушай, – сказал он. – Дед нашего одесского Дюка был маршалом. Однажды он по-дарил внуку сорок золотых монет. А через десять дней захотел дать еще. Но внук показал ему нетронутые золотые. Старик рассвирепел, схватил деньги и выбросил их за окно нищему. «Вот вам деньги, – крикнул маршал, – которые мой внук не сумел потратить за десять дней».
Эту историю я смог оценить позже, тогда же она была для меня слишком замысловатой. Но, может быть, капитан и рассказывал ее не столько мне, сколько своей спутнице.
В первой моей книжке эта история заканчивалась словами: «Больше я никогда не встречал этого человека». А следовало бы закончить иначе. Я его встретил. Спустя много лет. В Париже.
Он стоял у дверей русского ресторанчика «Мартьяныч» и внимательно разглядывал вывешенное у дверей меню. Что-то привлекло в этом человеке мое внимание: старая потертая фуражка российского флота? Бородка клинышком? Усы с завитком? Почему мне знакомо все это? И вдруг передо мной всплыла картина: бульвар, столик, капитан, дама, шляпа… и мороженое, лошадиная доза.
– Простите, – обратился я к нему, – вы бывший моряк?
– Это нетрудно угадать, – сказал он, поправляя фуражку.
– Вы плавали на Черном море?
– Как же, в добровольном флоте.
И вдруг я скороговоркой, безмерно волнуясь, начал задавать ему вопросы, один за другим:
– Вы помните Одессу? Бульвар? Ресторан? А я был мальчик? Я мечтал о мороженом? И вы меня угощали?
В глазах его не появилось никаких проблесков воспоминаний.
– Ну, вы еще были с очень красивой дамой.
– Да, да, – как-то печально оживился он, – она умерла, моя жена…
– Почему вы здесь? Почему вы уехали?
– Да я не хотел уезжать… Это она все – едем, едем. Очень испугалась… Вот и уехали. Обидно. Я никогда не был в белой армии. Уехали, а потом мучились, мучились. Она ушла навсегда, а я остался и продолжаю мучиться. Сколько я испытал унижений, горя…
– Ну а меня вы помните? Мальчик Ледя?
– Нет, не помню…
– Но все равно, я у вас в долгу. Скажите же мне, что я теперь могу для вас сделать?
– То же самое, исполнить мечту, только уж, конечно, не о мороженом.
Мы вошли в ресторан.
– Чего бы вы хотели?
Он долго думал, боясь ошибиться в выборе. Официант уже переминался с ноги на ногу.
– Свиную отбивную, – наконец решился он.
Когда свиная была жадно съедена, я спросил:
– Ну а еще чего вы хотите?
– Repeter, – сказал он, улыбнувшись.
Его еда стоила шесть франков. А так как франк в то время равнялся восьми копейкам, то его меч ты были дороже моих детских желаний всего на восемь копеек.
Вот как бывает! Неограниченные возможности приходят к людям либо тогда, когда они не понимают, что с ними делать, либо тогда, когда им мало нужно.
– Может быть, вы хотите вернуться на родину? Я могу попытаться выхлопотать вам разрешение. Хотите? – спросил я его.
– Ах, уже поздно! Благодарю вас, – сказал он, взглянув на часы, висевшие на стене. Но я понял, что это больше относилось к моему вопросу, чем к стрелкам часов.
Он попрощался и ушел.
Я, кажется, оказался уже в Париже, а еще не все рассказал об Одессе…
Лет в семь-восемь я понял, что лежать под дверью, даже и великого скрипача, неудобно. Став человеком более или менее самостоятельным, я бегал с Дегтярной улицы, на которой мы жили, на бульвар, к памятнику бережливого Ришелье – это полчаса пути – только затем, чтобы послушать оркестры.
Одесский бульвар – это еще одна гордость одесситов.
До революции он назывался Николаевским. В честь какого Николая он получил это название – не знаю. После революции ему было присвоено имя Фельдмана. Фельдман – революционер, принимавший участие в восстании «Потемкина».
Рассказывают анекдот.
Человек садится на извозчика.
– Куды ехать?
– Бульвар Фельдмана.
– Куды?
– Бульвар Фельдмана.
– Какого Хвельдмана?
– Ну, Николаевский бульвар.
– Н-но!.. Вот уж двадцать пять годов по Одессе ездию, а не знал, что Николая була фамелия Хвельдман.
Если стать лицом к морю, то справа – здание городской думы, в классическом стиле. Слева – Воронцовский дворец. Здесь бывал Пушкин. Прямо перед вами порт. Там всегда шумно и весело. С бульвара в порт ведет знаменитая лестница. Рядом с ней – фуникулер. (Если сказать в Одессе это слово – никто не поймет, о чем идет речь. Его просто называют «подъемная машина». Так одесситам кажется короче и понятней.) Вниз – две копейки, вверх – три. Вниз почти никто не ездит. Зачем? Сойти по лестнице вниз просто удовольствие. Вверх тоже не очень много желающих. У веселых одесситов – крепкие сердца. И подъемная машина – вовсе не золотое дело.
Днем на бульваре немного народу. Но те, что сидят на скамейках напротив «Лондонской» (гостиницы, разумеется), наблюдают «красивую жизнь». «Лондонская» – это шикарно. Здесь останавливаются знатные иностранцы, свои миллионщики, кутилы-воротилы, помещики и другие баловни жизни.
К вечеру на бульваре появляется публика, и начинается бесконечное торжественное шествие «от Думы до Воронцова» и обратно. Идут сплошной массой, наступая передним на пятки. Барышни, молодые люди, гимназисты, гимназистки, служащие – все здесь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});