Читать интересную книгу Незавершенная революция - Исаак Дойчер

«Центр революции передвигается с Запада на Восток. В первой половине XIX века он лежал во Франции, временами в Англии. В 1848 году и Германия вступила в ряды революционных наций... В настоящее же время можно думать, что не только славяне вступили в ряды революционных народов, но что и центр тяжести революционной мысли и революционного дела все более и более передвигается... в Россию.

Россия, воспринявшая столько революционной инициативы с Запада, теперь, быть может, сама готова послужить для него источником революционной энергии»,

— заявил Каутский, указав на контраст между положением в 1848 году, когда «весенняя оттепель» в Западной Европе не пережила «жестоких русских морозов», и нынешним временем, когда шквальный ветер, порожденный бурей в России, может освежить воздух на Западе.

В 1902 году Каутский написал это для «Искры», одним из редакторов которой был Ленин, и его слова произвели на Ленина столь большое впечатление, что почти 20 лет спустя он восторженно процитировал их, иронизируя над их автором, который негодовал по поводу того, что его предсказание сбылось. Ни Каутский, ни Ленин в действительности и не подозревали, насколько это предсказание будет точным. Ибо мы являемся свидетелями того, как эпицентр революции передвинулся еще дальше на Восток, в Китай. Любой историк, обладающий великим даром обобщения, мог бы продолжить мысль, высказанную Каутским, и нарисовать более широкую картину, проиллюстрировав смещение эпицентра революции на Восток на протяжении трех веков от Англии времен пуритан через всю Европу до Китая и, наконец, до юго-восточных границ Азии.

Однако построение подобного графика могло бы увести в сторону: уж слишком прямолинейным и предопределенным представился бы ход истории. Однако в какой бы мере ни представлялось предопределенным историческое развитие, в нем, очевидно, есть своя последовательность и своя логика. Гёте однажды сказал, что история знаний — это великая фуга, при исполнении которой голоса различных наций вступают один за другим. То же можно сказать и об истории революции. Это не всемирная симфония, на что надеялись великие революционеры. Но это и не попурри вступающих по своей прихоти сольных голосов, этакая беспорядочная на слух неспециалиста какофония звуков. Нет, это все-таки великая фуга, исполняя которую голоса различных стран, каждый со своими надеждами и разочарованиями, вступают по очереди.

Глава 2. Остановка на пути развития революции

В 1917 году Россия пережила последнюю великую буржуазную революцию и первую пролетарскую революцию в истории Европы. Обе революции слились воедино. Их беспрецедентное слияние придало необычайную силу и стимул новому режиму; но это также явилось источником серьезных трудностей, напряженностей и катастрофических потрясений.

Рискуя злоупотребить изложением прописных истин, все-таки возьму на себя смелость дать здесь краткое определение буржуазной революции. Общепризнано — и с этим согласны и марксисты, и их противники, — что в Западной Европе в подобных революциях буржуазия играла главную роль, стояла во главе восставшего народа и захватывала власть. Подобная точка зрения лежит в основе многих разногласий среди историков, например недавних споров между профессором Хью Тревор-Роупером и г-ном Кристофером Хиллом по поводу того, была ли кромвельская революция буржуазной по своему характеру. Мне представляется, что подобная концепция, какими бы ссылками на авторитеты она ни подкреплялась, слишком схематична и исторически необоснованна. Исходя из нее, вполне можно прийти к выводу, что буржуазная революция — это почти миф и что таковых, в общем-то, и не было, даже на Западе. Не было особенно заметно капиталистических предпринимателей, купцов или банкиров среди лидеров пуритан, командиров «железнобоких», в Якобинском клубе или, скажем, во главе толп, штурмовавших Бастилию или врывавшихся в Тюильри. Ни в Англии, ни во Франции они не брали в руки бразды правления ни во время революции, ни длительное время после нее. Основную массу восставших составляли представители низшего среднего класса, городская беднота, плебеи и санкюлоты. Во главе же их стояли «фермеры-джентльмены» в Англии и адвокаты, врачи, журналисты и другие интеллектуалы во Франции. И в той, и в другой стране революции завершились установлением военных диктатур. И тем не менее буржуазный характер этих революций вовсе не представляется мифическим, если мы подойдем к ним с более широкой оценкой и мерой их общего воздействия на общество. Наиболее важным и устойчивым достижением этих революций было уничтожение общественных и политических институтов, которые препятствовали росту буржуазной собственности и развитию соответствующих общественных отношений. Когда пуритане лишили короля права произвольно взимать налоги, когда Кромвель закрепил за английскими судовладельцами монопольное право в торговле Англии с иностранными государствами и когда якобинцы отменили феодальные прерогативы и привилегии, они создавали, часто не сознавая этого, условия, при которых владельцы мануфактур, купцы и банкиры должны были добиться экономического и в конечном счете социального и даже политического господства. Буржуазная революция создает условия, в которых процветает буржуазная собственность. Именно в этом, а не в какой-то конкретной расстановке сил в ходе борьбы, ее специфическая особенность.

В этом смысле мы можем говорить об Октябрьской революции как о сочетании буржуазной и пролетарской революций, даже несмотря на то, что обе были осуществлены под руководством большевиков. Нынешняя советская историография представляет Февральскую революцию буржуазной, а Октябрьское восстание называет «пролетарской революцией». Подобное же разграничение проводится и многими западными историками и обосновывается тем, что в Феврале, после отречения царя, власть захватила буржуазия. На самом же деле сочетание обеих революций проявилось, хотя и малозаметно, еще в Феврале. Царь и его последнее правительство были свергнуты в результате всеобщей забастовки и массового революционного выступления рабочих и солдат, которые сразу же создали свои Советы, потенциальные органы управления государством. Князь Львов, Милюков и Керенский получили власть из рук сбитого с толку и не определившегося еще Петроградского Совета, который охотно передал им эту власть; они и осуществляли ее, пока их терпели Советы. Однако возглавляемые ими правительства не провели ни одного крупного акта буржуазной революции. В первую очередь они не уничтожили владений земельной аристократии и не роздали землю крестьянам. Так что Февральская революция не выполнила даже задач буржуазной революции.

Все это подчеркивает огромное противоречие, за ликвидацию которого взялись большевики, когда в Октябре они вдохновили и возглавили этот двойной переворот. Буржуазная революция, осуществлению которой они содействовали, создала условия, способствовавшие развитию буржуазных форм собственности. Пролетарская революция, которую они совершили, имела целью отмену собственности. Главным актом первой была раздача помещичьей земли. В результате была создана потенциальная основа для роста новой сельской буржуазии. Крестьяне, освобожденные от арендной платы и долгов и увеличившие свои наделы, были заинтересованы в такой общественной системе, которая закрепила бы их владение землей. Но речь шла не только о капиталистическом сельскохозяйственном производстве. Крестьянская Россия была, по словам Ленина, благодатной почвой для развития капитализма — многие русские предприниматели и купцы происходили из среды крестьян, и, будь для этого время и благоприятные обстоятельства, из среды крестьянства вышел бы более многочисленный и современный класс предпринимателей.

Ирония истории состоит в том, что в 1917 году ни одна буржуазная партия, включая даже умеренных социалистов, не осмелилась одобрить и поддержать аграрную революцию, развивавшуюся неуправляемо, стихийно, ибо крестьяне начали захватывать помещичьи земли задолго до большевистского восстания. В страхе перед возможным захватом собственности в городах буржуазные партии боялись призывать к тому же в деревне. Только большевики и левые эсеры возглавили мятежи в сельских местностях. Они понимали, что без восстания в деревне пролетарская революция окажется замкнутой в городе и будет обречена на поражение. Крестьяне, страшась контрреволюции, которая могла вернуть землю помещикам, поддержали большевистский режим, хотя с самого начала социалистические идеи революции вызывали у них опасения, страх и даже враждебность.

Социалистическую революцию полностью поддерживал городской рабочий класс. Но он представлял собой лишь очень малую часть нации. В общей сложности в городах проживало 20 с небольшим миллионов человек, шестая часть населения; из них лишь половину можно причислить к пролетариату. Крепкое ядро рабочего класса состояло в лучшем случае приблизительно из 3 млн. мужчин и женщин, занятых в современном промышленном производстве. Марксисты ожидали, что промышленные рабочие станут самой динамичной силой капиталистического общества, главными действующими лицами социалистической революции. И русские рабочие оправдали эти ожидания. Ни один класс в российском обществе, ни один рабочий класс в какой-либо другой стране мира не проявил столько энергии, столько политического сознания, такой способности к организации и столько героизма, как русские рабочие в 1917 году (а затем и в гражданскую войну).