Читать интересную книгу И всюду страсти роковые - Игорь Оськин

А дальше как в анекдоте о бабке, которая не хотела впустить усталого солдата:

— Ты же ссильничаешь меня, милок,

— На что я годен, да и ты на что годна?

Впустила, накормила его. Тот наелся, разомлел, в зубах ковыряет:

— Слушай, бабка, что ты там насчет потрахаться говорила?

Так и здесь. Директор ушел, а работа идет. Это сладкое слово свобода! Руководящая тройка за спиной управляющего провела собрание трудового коллектива, от его имени направила письмо губернатору. С одной стороны, они обличили зловредные деяния Мелкого, а с другой, потребовали спасти государственный завод, поскольку не видят пользы от введенного внешнего управления.

Для Колесова это был щелчок по носу.

— А что ж вы меня не предупредили о собрании, не пригласили? — спросил он Бедова.

Тот благостно молчал. Колесов потребовал немедленно собрать народ. Рассказал как можно доступнее о светлом будущем – привлечении денег покупателя завода для его развития и спасения (государство бессильно) — и переключил внимание на заместителей директора по производству и по маркетингу: что они делают для поиска заказов и загрузки завода:

— Без вас самих и за вас это никто не сделает.

Зам по производству Тагиев выступал с чапаевским задором:

— Мы с вами единый коллектив, мы понимаем друг друга… Разумеется, план мы выполним.

Зам по маркетингу, запинаясь, перечислял возможных заказчиков, но, в конце концов, тоже обнадежил народ. Народ слушал (безмолствовал). Обещания записали в протокол, туда же Колесов вставил наказ управляющему и руководству «усилить и ускорить», бумагу переправили в канцелярию губернатора. Вопрос был исчерпан (закрыт).

Позднее Тагиев как-то сказал:

— Я всегда могу повести коллектив за собой, люди за мной пойдут.

Любую свою шальную мысль он немедленно претворял в действие. Соратники по «Тройке» далеко не просчитывали – есть идея, двигай вперед.

Тагиев – руководитель городской ячейки компартии. Городок маленький – 10 тысяч жителей, меньше питерского квартала – но заметный: мэр выходит прямо на губернатора, минуя районное начальство. Под руководством Тагиева проходят праздничные советские демонстрации, пикеты, митинги.

— Мы с ним задушенные разговоры ведем, — рассказывал Колесов Бондареву, — я, как настоящий коммунист, поддерживаю беседы на общие темы, а как настоящий демократ – терпеливо обхожу острые углы или умалчиваю о несогласии в чем-то.

Из этих разговоров выявилась еще одна нелепица. Сын Тагиева успешно занимался частным бизнесом в Москве, обе дочери (по отцу дагестанки) вышли замуж за евреев и уехали в Израиль (в кибуцы они, конечно, не пошли). Сплошная селяви.

Очередная шальная мысль посетила Тагиева сразу же после отказа суда банкротить завод. На другой день появилось столь же неистовое постановление мэра Уздечкина: на основании каких-то высших соображений, а главное, «идя навстречу пожеланиям трудящихся» перевести Механический завод из федеральной формы собственности в муниципальную, то есть, в собственность города.

Люди ошалели от реформ – явная нелепость (дурость) могла сходить за смелость в их проведении.

Начальник управления по банкротству, которому Колесов показал постановление мэра, флегматично сказал:

— Напишем письмо в прокуратуру.

Мысль Тагиева была проста (как у того солдата из анекдота) — поскольку мы отбились от Левитина, зачем нам продаваться какому-то частнику, пусть завод переходит в собственность города. Эту мысль он преподнес муниципальному совету города, председатель которого – мэр – тут же издал постановление.

Однако за ночь Тагиев передумал: подчиняться мэру плохо, он дурачок, вытянет из завода все соки и развалит его. С утра и началась уже их совместная с Колесовым борьба против мэра. Длилась она несколько месяцев, по всем правилам арбитражно-процессуального кодекса – иски, ходатайства, переносы заседаний, закончилась как положено: суд потребовал от мэра отменить свое постановление как незаконное, что он и исполнил. Не смог Уздечкин повторить «подвиг» Дудаева.

— Надо запретить все «левые» работы, — заявил Тагиев.

Оказывается, прежний директор Владимир Ленинович воспроизвел внутри завода ленинский нэп: каждый рабочий мог выполнять найденные им самим заказы – двери, окна, решетки, ворота и т. п., оплачивая при этом материалы и использование станков. Хорошее дело, считал управляющий. На простоях рабочие подрабатывают, остаются на заводе для будущей общей работы.

— Они больше работают на себя, в ущерб основным заказам, — говорил Тагиев.

Колесов не стал спорить, в то время завод был загружен. Потом уже к нэпу не возвращались, хотя сидели без дела и без зарплаты.

Через год закончились заказы Северного комбината, завод снова стал простаивать. Колесов, памятуя стиль своего прежнего наставника – директора Кезлинга, заставил зам директора по сбыту постоянно докладывать о поиске заказов на совещаниях верхушки завода. Заказов на загрузку завода, на зарплату не хватало. В докладах сбытовика все было правильно, смущало только нежелание ездить по стране и договариваться на местах. Колесов намекал на откаты. В ответ – новые оправдания, обещания «вопрос решится на днях» и т. п. А в самом конце – виноват Ельцин, полный развал в стране, у заказчиков есть желание, но нет денег.

В иной ситуации, видя такое несколько месяцев подряд, он бы решил вопрос кардинально – поменял кадры. Здесь же оставалось только ждать продажи завода.

— У нас плохая система оплаты, уравниловка, — пожаловалась ему руководящая «тройка».

Посмотрел бумаги. На волне очередной моды Мелкий ввел коэффициенты трудового участия. От моды осталось только название. Каждому работнику назначен постоянный коэффициент, по заводу установлена базовая величина зарплаты, их произведение – твердая зарплата работника. Таким образом, по существу действовала повременная система оплаты без премий. Очень удобно – не пей лишнего и на завод захаживай – получишь зарплату. Если в кассе деньги есть.

Как могла родиться такая нелепость – можно только догадываться. Или Мелкий решил обогнать время (на Западе переходят от сдельщины к повременке), но не все перенял оттуда, или, что более вероятно, система рождалась в жарких спорах, заканчивающихся коллективной нелепостью.

Колесов предложил выход – ввести маленькое уточнение, издал приказ на две строчки: считать зарплату состоящей из двух элементов – оклада и премии, каждый по 50 процентов. Сначала никто ничего не почувствовал: каждый получал прежнюю зарплату, в ежемесячных списках у всех была полная премия, потом замелькали понижения.

Упростилось «скрытое сокращение» – направление людей в административные отпуска. Последнее – хитроумное изобретение либерал-реформаторов: работник не увольняется, остается в штате, по решению начальства отправляется в отпуск с выплатой 75 процентов оклада. Начальница планового отдела заработала на своей вредности два года такого отдыха. (Она подозревалась в шпионаже в пользу Левитина, поэтому решили удалить ее с завода, хотя бы и с зарплатой). Но теперь эти отпускники получали процент от оклада, то есть в два раза меньше. «Тройка» подхватила идею, позднее предложила еще уменьшить долю оклада – до 30 процентов, он согласился.

Левитин снова возник на горизонте. Вспоминая о том, как ему стало противно на первой беседе с Бермана с Левитиным, Колесов четко представлял еще одну причину своего дурного настроения. Дело в том, что его коллегами по сомнительному бизнесу стали его же соратники по демократическому движению, участники тех самых организаций, которые, по их выражению, сломали хребет КПСС: Ленинградского народного фронта, группы «Мирная инициатива» и др. Учредитель фирмы – ведущий активист демократической платформы в КПСС, теперь депутат Госдумы. Фирма работала по заданиям заинтересованных в переделе собственности заказчиков, которых здесь называли «интересантами». Работала по принципу: прав тот, кто больше платит, даже если «интересант» – от Жириновского. После митингов, выборов, демонстраций, листовок – все это было, мягко говоря, печально.

Его выручил Левитин. Теперь, борясь против него, он вместе с коллегами боролся за правду и против жуликов. И даже план продажи завода очистили от «забора», поставленного ранее по требованию Бермана. «Забор» – это такое условие при продаже предприятия на конкурсе, которое может выполнить только один, вполне определенный покупатель. Колесов через заводчан нашел проект прибора для земснаряда – измерителя ветра с заданными параметрами, который можно приобрести только у одного автора и только через управляющего. Коррупция, однако. Такие «заборы» он неоднократно встречал в газетных объявлениях о конкурсах, они стали нормой в практике продаж. Для их обнаружения управлению по борьбе с экономическими преступлениями не требовались оперативно-розыскных мероприятий, достаточно было бы читать газеты.