Ведь, по существу, именно Аристотель заметил различие между правом («правдой»18) как воплощением справедливости, «исправлением законной справедливости» и законодательством, которое «относительно некоторых частностей» из-за невозможности дать «верные общие определения» может быть и несправедливым. На тесную связь между справедливостью и правом, фактическое их взаимопроникновение друг в друга указывает и первоначальное значение слова «справедливость». Так, полагают, что немецкое «слово Gerechtigkeit (справедливость) произошло от Recht (право, правый, прямой, правильный и т. д.), подобно тому как в русском языке слово “справедливость” произошло от слова “право” (правый, правда), а в латыни justitia (справедливость) – от jus (право). Во всех этих случаях не только этимологически, но и понятийно справедливость (как слово и как понятие) производна от права и является его абстракцией (абстрактным выражением и определением права)»19.
С точки зрения некоего высшего начала («объективного духа») рассматривал общественное развитие Гегель. Причем иногда это высшее начало обозначалось им как справедливость. Так, он писал о безрассудности людей, которые «в пылу своих идеальных представлений о бескорыстной борьбе за политическую и религиозную свободу, преисполненные горячим воодушевлением, не видят истины высшего могущества, полагают, что им дано отстоять справедливость, как они ее понимают, свои измышления и грезы перед лицом высшей справедливости, заключенной в природе и истине, которая пользуется бедствиями и лишениями в качестве орудия, заставляющего подчиниться ее власти людей со всеми их убеждениями, теориями и внутренним горением»20.
По Гегелю, справедливость оказывала большое влияние на возникновение «публично-правовых институтов континентальных государств Нового времени, в основу которых были положены в первую очередь общие принципы; причем в понимании того, какое содержание права действительно справедливо, существенную роль сыграл обычный здравый смысл и ясный разум»21.
Он упоминал и о «еще более важном моменте в преобразовании права, это – величие помыслов князей, их стремление сделать путеводной звездой своей законодательной деятельности такие принципы, как благо государства, счастье своих подданных, всеобщее благосостояние и прежде всего справедливость как таковую»22.
Характеризуя конституцию Германии, Гегель отмечал, что в ее формах «выражены справедливость и власть, мудрость и храбрость давно прошедших времен, честь и кровь, благополучие и нужда давно истлевших поколений, исчезнувших вместе с ними нравов и отношений»23.
Социальные процессы, происходящие под влиянием идей справедливости, из-за отстаивания людьми справедливости в их понимании у Гегеля управляются «высшей справедливостью, заключенной в природе и истине». По его мнению, право должно быть действительно справедливым, а чтобы этого добиться, необходимы «обычный здравый смысл и ясный разум», стремление законодателя прежде всего учитывать в своей деятельности «справедливость как таковую». Среди явлений, обусловливающих содержание норм конституционного права, справедливость вновь поставлена Гегелем на первое место. При этом понимаемая им справедливость – явление не только сложное («измышления, грезы», «теории» людей и «высшая справедливость природы и истины»), но и изменяющееся во времени, определяемое обстоятельствами времени («справедливость давно прошедших времен»).
Итак, у Гегеля, как и у его великих предшественников, справедливость и по содержанию, и по значению – понятие социальное, охватывающее все стороны общественной жизни.
Гегель неоднократно обращал внимание на важнейшее значение справедливости в формировании общественного сознания, гражданского общества и права. «Общественное мнение, – пишет он, – содержит в себе вечные субстанциональные принципы справедливости, подлинное содержание и результат всего государственного строя, законодательства»24. «Справедливость, – как он опять указывает, – составляет нечто великое в гражданском обществе: хорошие законы ведут к процветанию государства, а свободная собственность есть основное условие его блеска»25.
Поскольку справедливые законы (хорошие, следовательно, справедливые, и наоборот) и «свободная собственность» ведут к процветанию и блеску государства и общества, применительно к этим понятиям Гегель и раскрывает сущность равенства в праве.
«Утверждение будто справедливость требует, чтобы собственность каждого была равна собственности другого, – подчеркивал он, – ложно, ибо справедливость требует лишь того, чтобы каждый человек имел собственность. Скорее собственность есть то, в чем находит себе место неравенство, и равенство было бы здесь неправом. Совершенно верно, что люди часто хотят завладеть имуществом других, но это-то и противоречит праву, ибо право есть то, что остается безразличным к особенности»26.
Гегель не признает требования «равенства в распределении имущества» (которое «все равно было бы через короткое время нарушено, так как состояние зависит от трудолюбия»)27, считая, тем не менее, справедливым и разумным право каждого человека на владение собственностью. Величину же и характер владения он относит к «правовой случайности», зависящей от «особенного», охватывающего «субъективные цели, потребности, произвол, таланты, внешние обстоятельства»28.
Именно поэтому «особенность» здесь связана с реально существующим неравенством людей, а устранение этого неравенства («особенности») он называет «неправом». Поскольку право «остается безразличным к особенности», а люди «действительно равны, но лишь как лица»29, справедливое применение права предполагает единый, равный, общий для всех критерий (основание). В противном случае равенство лиц (т. е. равенство людей как субъектов права) в праве при его применении станет «неправом», фикцией, будет нарушено.
Для «гражданского общества» (по-другому, гражданского права) такой критерий, одновременно являющийся критерием справедливости, – «свободная собственность», обладание ею каждым человеком (иначе, свободно реализуемое и социально-экономически обеспеченное право всех граждан владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом).
«В законах и отправлении правосудия, – указывал Гегель, – есть существенно одна сторона, содержащая случайность и заключающаяся в том, что закон есть всеобщее определение, которое должно быть применено к отдельному случаю»30. «В этом заострении всеобщего, в переходе не только к особенному, но и к единичному, т. е. к непосредственному применению, преимущественно и заключается чисто позитивное в законе. Невозможно разумно определить… что более справедливо: наказать за проступок сорока ударами или на один удар меньше… И все-таки даже один лишний удар, один лишний или недостающий талер или грош, одной неделей, одним днем больше или меньше тюремного заключения – уже несправедливость»31.
Гегель раскрывает соотношение между правом и законодательством, выявляет динамику их связи со справедливостью. От права («права в себе», содержание которого обусловливают «вечные субстанциональные принципы справедливости») к закону, «всеобщему определению», т. е. к тому, что уже может быть порождено «своеволием и другой особенностью» (значит, к тому, что может быть и несправедливым), и «непосредственному применению» закона к «отдельному случаю» (где существенна случайность, а следовательно, и несправедливость), где для достижения справедливости (по смыслу процитированного можно предположить) необходимо максимально использовать «позитивное», «правовое» в содержании закона.
Справедливость у Гегеля входит в содержание основных понятий уголовного права. Так, он пишет: «В абсолютной связи с преступлением находится справедливость возмездия. Здесь мы имеем дело с абсолютной необходимостью, которая их связывает, ибо одно есть противоположное другого, одно – противоположная субсумция другого»32.
«Снятие преступления, – указывает Гегель, – есть возмездие постольку, поскольку это возмездие есть по своему понятию нарушение нарушения и поскольку преступление по своему наличному бытию имеет определенный качественный и количественный объем и тем самым его отрицание как наличное бытие имеет такой же объем. Это зиждущееся на понятии тождество есть, однако, равенство не по специфическому, а по в себе сущему характеру нарушения, по его ценности»33.