Рей тотчас отмел эту несущественную деталь.
– Как бы то ни было, Гас лечился в связи с психическим заболеванием. Он был все равно что мина-ловушка, которая может взорваться в любую минуту. То, что он содеял с собой, безусловно, трагедия, и я глубоко огорчен. Я всегда сопереживал его боли. Но я не хочу скрывать от вас, дорогая, хорошо, что та мина наконец взорвалась. Так что больше никому не придется ходить вокруг нее на цыпочках. Возможно, это звучит жестоко для такой мягкосердечной молодой леди, как вы, но…
– Можете быть откровенны, – сказала Эллен. – Я готова это выслушать, хотя боюсь, что не соглашусь с вами. Гас всегда был безупречно вежлив со мной.
В некотором смысле – да. Когда бы она ни приносила ему что-то из сладкого, ее встречал звук отложенного в сторону дробовика. Но так как Гас делал это постоянно, а потом предлагал ей кофе, она не придавала большого значения оружию.
– Но теперь в городе есть другая невзорвавшаяся мина-ловушка, – сказал Рей. – И тоже слишком близко от вас.
– Вы имеете в виду Саймона? – сказала Эллен с преувеличенно невинным выражением и заморгала, просто чтобы посмотреть, заметит ли Рей ее сарказм.
Но он, похоже, не заметил.
– Да, я имею в виду Саймона, дорогая. Даже безотносительно к тому случаю с пожаром это…
– Саймон не устраивал того пожара! – возразила Эллен. Голос ее начинал дрожать.
– Эллен, милая, – продолжал Рей, – я собственными глазами видел, как он убегал от конюшен.
– Но вы не видели, как он устраивал пожар!
Рей вздохнул:
– Ладно. Это было давно. Я готов простить и забыть…
– Как вы можете кого-то прощать за то, чего он не делал?
Озабоченное выражение на лице Рея сменилось «раздумчиво-искренним».
– Оставим историю с пожаром, дорогая. Просто, может быть, стоит обдумать вопрос переезда, если Саймон решит остаться у Гаса. Правда, я абсолютно уверен, что у нас его встретят более чем прохладно. И сомневаюсь, что после приема, который его здесь ждет, он задержится надолго. Но пока он здесь. Так что вы на это скажете?
Эллен посмотрела на Рея в упор и сказала:
– Мистер Митчелл, я занимаюсь бизнесом. У меня по октябрь забронировано все до отказа. Вы сознаете, что вы предлагаете?
– Я предлагаю вам подумать о приоритетах, – сказал он самым искренним тоном. – Возможно, вам следует их пересмотреть. Вы могли бы до свадьбы пожить у нас. Мы с Дианой будем вам рады, у нас полно комнат. Это будет лучшее решение.
Эллен покачала головой:
– Я ценю ваше предложение и вашу заботу, но я никак не могу ими воспользоваться. А сейчас мне действительно пора начинать приготовления к чаю для моих гостей. Поэтому, если вы извините…
Рей поставил в раковину свой стакан.
– И все-таки подумайте, – повторил он. – Если вы почувствуете себя неспокойно, скажите нам тотчас же. Наш дом для вас всегда открыт, Эллен. И я обещаю, никто вам никогда не скажет: «Вас же предупреждали!»
– В этом не будет необходимости, мистер Митчелл, – сказала Эллен. – Но большое вам спасибо.
Она наблюдала за Реем из окна. Напоследок он снова задержал взгляд на доме Гаса, потом сел в свой «вольво» и отъехал.
Еще один необычный эпизод за один нетипичный день, отметила Эллен. Однако ум ее был сосредоточен совсем на другом. Если Саймон когда-нибудь заглянет к ней, то найдет, что она очень изменилась. Он больше не увидит одинокой юной девушки, домогающейся его внимания, подобно маленькому щенку. Она вспомнила, как просила поцелуя в ту ночь, шестнадцать лет назад.
О Боже, она не должна об этом думать! Нужно заняться чем-то еще. Скорее!
Эллен растопила сливочное масло для булочек, которые она должна испечь к чаю. Сполоснула бруснику и принялась убирать со стола все лишнее, но это не помогло. Воспоминания безостановочно прокручивались в сознании, в полном объеме и во всех красках.
Вот она велит Саймону подождать. Потом вытряхивает в наволочку содержимое своей копилки. Бежит вниз и бросает в наволочку все, что находит на кухне: салями, йогурт, брикеты гранолы[3] и смесь сухофруктов с орехами.
Эллен вспомнила, как у нее тряслись ноги. В горле стоял ком. Ей казалось, она не переживет, если Саймона с ней не будет. У нее никогда не было шанса заставить его видеть в ней женщину. Он всегда воспринимал ее не иначе как какого-то несамостоятельного ребенка, которому нужно помогать с домашними заданиями. Хотя она была уже зрелой девушкой – ей почти исполнилось шестнадцать, – на вид ей можно было дать двенадцать. У нее и грудь-то едва наклюнулась.
Им предстояло расстаться, и она никогда не смогла бы с ним танцевать, никогда не познала бы вкус его поцелуя или… что-то еще.
Она нашла его на лужайке. У него тряслись плечи. Лицо его было прижато к коленям, длинные ноги сложены и плотно притянуты к груди, словно он хотел занимать меньше места.
Тогда она упала рядом с ним на колени, требуя поцеловать ее на прощание. Оба были так потрясены, что лишились дара речи.
Память все еще не утратила свою власть.
Эллен покраснела, прямо здесь, перед открытым холодильником, держа в руках скользкий сосуд с квартой сливок пополам с молоком. Тогда она была такая смелая! Даже много лет спустя она по-прежнему недоумевала, откуда у нее взялось мужество. Это было просто невообразимо.
Сначала Саймон посмеялся над ней. Сказал, что его чувства к ней не таковы, чтобы вести себя подобно невменяемому. Но потом его насмешливая улыбка угасла, и в глазах появилось настороженно-выжидательное выражение. И тогда все свершилось.
Что-то неуловимое пробежало между ними. Одни только воспоминания об этом загадочном и мощном ощущении даже сейчас вызывали содрогание.
Эллен помнила все до мелочей.
Ее рука распласталась у Саймона на груди, ощущая стук его сердца и влажное тепло его кожи. Другая рука трогала его щеку, тонкие скулы и острый угол челюсти возле уха и пропахших гарью волос.
Глаза у него были почти испуганные, словно она – беспомощная, глупая, нескладная Эл Кент – имела над ним какую-то чудодейственную власть. Словно от нее зависело даровать ему что-то, чего он отчаянно хотел. Это вызвало у нее головокружение.
Она медленно наклонилась ближе. Ее губы на мгновение коснулись его губ – и от крохотной искры взметнулось свистящее пламя. Пальцы Саймона вплелись в ее волосы, он привлек ее к себе и поцеловал. Поцеловал по-настоящему, страстно, так что душа ее таяла, сливаясь с его душой. Каждый нерв гудел в нем, точно наэлектризованный, пока его губы жадно и пылко домогались ее открытых губ. Она обвила руками его тело.
После этого сам мир перевернулся несколько раз, и она оказалась спиной на клумбе своей матери, сминая пурпурные петунии. Сжигаемый лихорадочным огнем, Саймон скользнул к ней под ночную сорочку, оттягивая ее вверх. Их тела целиком касались друг друга, заставляя Эллен задыхаться и содрогаться.