А продолжение занятий — это уже достижение мамы. Валю загрузили музыкой и плаванием, меня отдали в секцию фигурного катания, и еще мама меня водила на хореографию. Я занималась в кружке Дома культуры завода Лихачева, от Таганки, где мы жили, это близко, а мой первый каток — в саду имени Прямикова, тоже на Таганке, прямо за универмагом «Звездочка». Универмаг, как ни странно, остался на своем месте с тех самых пор. Мне кажется, все поменялось на Таганке, кроме этого углового серого здания. Потом на занятия в группу фигурного катания меня стали водить в парк Жданова, уже чуть подальше от дома, туда надо было добираться на троллейбусе.
Первые коньки
Я училась кататься, по крайней мере учила первые прыжки, в парке Жданова. Там одним из детских тренеров работал Яков Смушкин, который тогда еще выступал в парном катании со своей партнершей — не помню, как ее звали. Яша и был моим первым учителем в спорте. Тренеры, особенно сезонных видов, всегда подрабатывали, зима все-таки не бесконечна.
Я считаю, в Москве было три главных центра детского фигурного катания: первый — в Парке культуры имени Горького, второй — в Марьиной роще и третий — на стадионе Юных пионеров. Думаю, первым все-таки надо назвать парк имени Дзержинского в Марьиной роще. Потому что там сделали искусственный каток, на котором можно было изобразить или два «параграфа», или три «восьмерки» — обязательные фигуры, прежде входившие в соревнования одиночников, так называемая школа. Мы даже летом на нем катались, но тогда разбегались по дощатому полу, выскакивали на лед, делали прыжок, выезжали из него и опять выбегали на помост. Каток маленький, он сделан на сцене летнего кинотеатра. Но с этого льда вышли Белоусова, Валера Мешков, Кубашевская, Лена Котова. Там еще при мне работали знаменитые тренеры Новожилова и Гляйзер. Но я была еще совсем маленькая, и лично со мной они не занимались. Серьезная компания вышла с этого крохотного куска льда.
Основным развлечением у нас считались соревнования, которые целиком и полностью проводились за счет родителей. Но они проходили, конечно, зимой, когда площадка расчищалась. Чистить лед, включать музыку и следить за ней — все это ложилось на плечи родителей.
Мы из тех времен, когда еще не было никаких спортивных школ. Меня сейчас журналисты спрашивают: а вы из какой спортивной школы? Не было тогда спортивных школ, существовали секции по различным видам спорта. Может быть, в других видах спорта школы уже и были, но в фигурном катании обходились без них, — во всяком случае, я их не помню. Впрочем, на плавание тоже записывались в секцию. Мы с Валей ходили в бассейн при заводе имени Лихачева. Бассейн мне напоминал парилку, потому что там все время стоял пар.
Первое мое впечатление от парка Дзержинского — что он громадный. Мне пять лет, шел шестой. Уже год как папа меня поставил на коньки. Я ходила в валенках, и он поставил меня в Валькины коричневые ботинки со снегурками и с мысочком — прямо в валенках. И я поехала. Поехала сразу. Но я очень маленькая была.
Тогда ранцев не носили. Ранец считался пережитком царского времени. Мы ходили с портфелями. В первом классе портфель я сама не носила, потому что он волочился по земле. Мне мама или Валя помогали. А тогда я легко поехала рядом с папой. Он стоял на «ножах». Пара хоть куда — папа на «ножах» и я в валенках, вставленных в ботинки. За мной все время мотался целый хвост болельщиков: было удивительно, что такой клоп — и сама ездит. В парке Прямикова заливали две площадки, и я перемещалась с одной на другую.
Потом папа стал водить меня в парк Жданова, там больше было катков, и мама записала меня в их секцию. В парке был большой стадион, зимой его заливали. По-моему, еще и теннисные корты отводились зимой под катки. До сих пор стоит этот парк Жданова, рядом со стеной монастыря. Красота фантастическая! Красная стена, на ее фоне идет снег — тогда в Москве он был белый-белый. Стена мне казалась гигантской. Сугробы огромные, снега выпадало много. И старинные, действительно старинные, почему-то черные деревья. На них вороны. А между деревьями дорожки, которые заливались, как каналы. На их пересечении, я совершенно точно помню, девушка с веслом стояла. Мне она казалась громадной, было непонятно, где она там наверху заканчивалась, я же могла видеть только постамент. И еще несколько подобных скульптур в парке остались в памяти. Например, футболист, у которого нога стояла на мяче.
Все прыжки мы учились заканчивать в сугробе. Для меня все фигурное катание заключалось в том, что я могла разбежаться и прыгнуть в сугроб — совершенно не больно, а кайф необыкновенный. Так как переодеваться в парке, понятно, негде, то на рейтузах намораживался слой льда, отчистить его мне было тяжело, и пока мы ехали в троллейбусе домой, с меня начинали течь ручьи.
В Ждановском парке я каталась и на своих первых фигурных коньках с ботинками. Большой радости, как ни странно, они мне не принесли, потому что были коричневыми, точнее бежевыми. Никто себе представить не может, какое это было жуткое горе. Но моего размера белых ботиночек нигде не смогли найти. Новичкам новые ботинки не покупали. Мама ботинки у родителей тех, кто их перерос, перекупала. Прежде всего, их было трудно достать, а главное, они довольно дорого стоили. Но потом у меня появились свои белые ботинки, причем ботинки не с коньками — их купили отдельно, а коньки отдельно. Я ходила в этих ботинках по квартире. А как же — высокие ботинки со шнуровкой, на каблуках. Я по очереди надевала все мамины наряды, какие-то летние шляпы, и мне казалось, что я безумно взрослая. Интересно то, что я по жизни совсем не большая модница. Я люблю одеваться, как, наверное, любая нормальная женщина, не выходя за рамки обычной моды. Но тот порыв у меня был связан только с ботинками. Надев их, я захотела уже и во всем остальном выглядеть так же хорошо.
Я уже сказала, что одним из первых моих учителей был Яша Смушкин, тогда довольно известная личность в фигурном катании. Сейчас его имя большинству любителей фигурного катания ничего не говорит. Но Яков Смушкин очень долго работал со сборной страны, входя в научную бригаду. Он стал одним из первых, кто уехал в Америку. Они с нынешним и тогдашним руководителем федерации Валентином Писеевым уже тогда страшно цапались и друг друга тихо ненавидели. Смушкин, уезжая, сказал, что он Писееву обязательно пришлет открыткой или письмом пластиковую бомбу. Но самая его вроде бы мелкая вредность была очень действенной, и я бы даже назвала ее изощренной. Напомню, что мировому империализму противостоял в то время Советский Союз с блоком социалистических стран. И тут Писееву, который верно служит в Госкомспорте, ходит на все партийные и профсоюзные собрания, Яша стал присылать из Америки поздравительные открытки ко всем советским и несоветским праздникам. Я считаю такое внимание изысканной пакостью.