Читать интересную книгу Олени - Светлозар Игов

Вернувшись к себе, я тоже сладко поспал — даже дольше, чем старик, потому что он разбудил меня осторожным стуком в дверь. В руках он снова держал связку ключей. Но может быть, они уже не нужны, ведь дворец больше не запирается? Однако старик пришел по другому поводу — он хотел показать мне весь дворец.

Ну, раз уж меня не собираются выгонять и мне так хорошо в этих спокойных и красивых горах вдали от мира людей, и коль скоро я решил остаться здесь до начала занятий, почему бы и не познакомиться с давшим мне приют убежищем, тем более — настоящим дворцом, возможно, скрывающим интригующие тайны?

Сначала старик открыл по очереди все комнаты верхнего этажа. В основном это были спальни. И хотя здесь явно выдерживался единый стиль обстановки и почти вся мебель была закрыта от пыли одинаковыми чехлами, комнаты различались (помимо картин, гравюр и абажуров разных оттенков) еще и расстановкой и обивкой мягкой мебели, цветом обоев и ковров — наверное, их так и называли: «бежевая» комната, «зеленая», «синяя», «красная», «золотая». Больше всего меня заинтриговала библиотека — большие шкафы со стеклянными дверцами, заполненные книгами в добротных переплетах. Я решил, что подробнее осмотрю ее в ближайшие дни, а на вечер возьму себе что-нибудь почитать. Рядом с библиотекой была небольшая комната — салон для курения (если судить по чересчур большому числу пепельниц) или для игры в карты (если, опять же, судить по тому, что все три круглых столика, вокруг которых располагались кресла, были инкрустированы по дереву перламутровыми фигурами игральных карт).

На нижнем этаже слева располагались разные подсобные помещения, кладовки. Были и спальни, но поменьше, чем наверху, и не такие шикарные, а по правой стороне тянулись два больших длинных зала, наверное, столовая и зал для заседаний, оба с исключительно стильной мебелью, но какие-то слишком уж скучные в своей торжественной пустоте. Когда мы снова оказались в коридоре, я подумал, что дед Йордан поведет меня к большой двери в глубине, но он дал знак следовать за ним к первой двери слева от входа, за которой начиналась лестница вниз.

Подвальные (или, точнее, полуподвальные) комнаты были не так роскошны. За безликими дверями скрывались кладовки, забитые шкафами и холодильниками, большая, давно не используемая кухня и еще одно помещение, в котором находилось электрооборудование для парового отопления дворца (что-то вроде большого бойлера). Правда, меня поразило, что во дворце, хозяйство которого оснащено по последнему слову техники, не было ни радио, ни телевизоров, ни телефонов — вообще никаких средств связи. Полностью отсутствовали и следы прежних обитателей или хозяев дворца — никаких фотографий или документов. Вообще-то, позже я видел в кладовках военную форму всевозможных видов, лыжные костюмы и спортивные снаряды, постельное белье, одеяла, палатки, ведра и свечи, утюги и пылесосы, кое-что из продуктов длительного хранения (заботливо упакованных) — растительное масло и сахар, керосин и бензин, рис, соль. Но все это были вещи, которые могли потребоваться охранникам или обслуживающему персоналу, но не владельцам дворца. Неподалеку от домика стариков, на крутом склоне в лесу, стояла даже будка с запасным генератором. Но может быть, тайну дворца хранит библиотека или таинственная дверь в конце коридора, в которую мы так и не заглянули? А может, дворец берегут как какой-нибудь музей? Но — какой и зачем?

После осмотра подвала дед Йордан, наконец-то, привел меня к загадочной двери первого этажа.

Это было самое внушительное помещение во дворце — я понял это сразу же, как только старик зажег свет в большой хрустальной люстре, подвешенной в центре зала, а потом и в настенных и настольных лампах и торшерах.

В центре северной, глухой, стены возвышался огромный камин из великолепного белого мрамора с зеленовато-желтыми прожилками, а на каминной полке стояли большие, явно очень дорогие часы с римскими цифрами на фарфоровом циферблате, искусно инкрустированные серебром. Перед камином лежали большие медвежьи шкуры, а над ним висела картина, изображающая сценку на охоте из прошлых времен, судя по одежде нарисованных там людей. Рядом с камином стояли красивые шкафы с великолепной столовой посудой — как в комнатах на втором этаже и в столовой, но здесь все было и лучше и изящнее, да и выбор куда больше. Все пространство над камином и шкафами занимали охотничьи трофеи — оленьи рога (так вот откуда это название — «Олени»!) Я, вообще-то, не большой любитель охоты и не слишком разбираюсь в коллекциях подобного рода, но эта, здесь, была самой внушительной из тех, что мне довелось увидеть. Впрочем, здесь были не только большие и красиво разветвленные оленьи рога, попадались и рога поменьше, совсем не известных мне животных — я смог узнать только козьи. И на всех других стенах — и между окнами, и над ними — красовались рога, хотя все же та, большая, коллекция особенно впечатляла. Я внимательнее оглядел весь зал — большой круглый стол с высокими резными стульями вокруг него, еще четыре таких же круглых стола, но поменьше и пониже, они стояли в разных углах зала, кресла, полукругом расположившиеся у камина, и два больших шкафа по обе стороны от входной двери. По восточной стороне шел ряд высоких окон, задрапированных дорогими портьерами. В центре южной стены, среди множества окон, виднелась большая раздвижная дверь из нескольких застекленных створок, складывающихся гармошкой. Дед Йордан открыл ее, но не всю, а только четыре створки — и в зал проник дневной свет. Здесь был выход на террасу с цветами.

В смешанном свете дня и искусственных электрических ламп зал показался мне уже не таким огромным, но все же достаточно внушительным. Я походил по нему, внимательно вглядываясь в мельчайшие подробности обстановки, надеясь открыть хоть что-нибудь, что поможет раскрыть тайну дворца. Но не было ни одной надписи на трофеях или стандартных пейзажах и гравюрах, никакой подсказки о прежних обитателях «Оленей». Позже, несколько дней спустя, я смог еще раз рассмотреть все эти картины. Там были неплохие пейзажи, натюрморты, охотничьи сценки, но все же — ничего особенного. Я не обнаружил ни одной работы кого-нибудь из больших мастеров, никакого намека на индивидуальный стиль — все тонуло в музейном безвременье скучной академической манеры.

Я присел в кресло рядом с открытой на террасу дверью. Дед Йордан уже гасил лампы, и постепенно весь большой зал погружался в полумрак, лишь через дверь проникал мягкий свет гаснущего дня. Подул ветерок, я почувствовал легкий аромат розы — у самой двери на террасе цвели розовые кусты. Глубоко вдохнув свежую, с примесью аромата роз, воздушную струю, я ощутил и еще какой-то запах, идущий из полутьмы зала, слишком давно стоявшего закрытым, — наверное, плесень, что-то затхлое, неприятное. Запах роз и плесени!

Я вышел на освещенную солнцем террасу с цветами, и дед Йордан стал закрывать за мной двери в зал.

Постояв немного на террасе, я подумал, что неплохо бы принести сюда один из моих шезлонгов, и пошел к озеру прогуляться.

Все последующие дни в легком, приподнятом настроении я бродил по окрестным лесам, великолепным в своем пестром осеннем одеянии, знакомясь с ними.

В один из дней я заметил, что мои часы остановились — очевидно, я забыл их завести, а стенные уже бог знает, сколько времени стояли, их большой маятник с блестящим металлическим диском замер в торжественном покое. Я задумался — а сколько дней вообще я пребываю в этом лесном раю? Попытался посчитать — по моим расчетам выходило одиннадцать, впрочем, я не был так уж уверен, ведь дни здесь стали походить друг на друга, сливаясь в единое спокойное и не слишком различимое солнечно-лесное-озерное воспоминание. Когда, например, мы с дедом Йорданом ходили на пасеку — на пятый или шестой день? А сколько уже дней я купаюсь в озере? — Семь или восемь, потому что только на третий день я устроил себе первое купание в этих горах. А когда я учился ездить верхом на Белой, на четвертый вроде? Во всяком случае, я записал в какой-то тетрадке, которую нашел в письменном столе, что уже одиннадцать дней нахожусь в заповеднике. И решил, что единственный способ снова вернуться во время — сделать солнечные часы. Самые примитивные. Отыскав тонкую прямую рейку, я заточил ее с одного конца и с помощью столярного нивелира, который дед Йордан обнаружил в одной из кладовок (то ли в сторожке, то ли во дворце), буквально забитых массой полезных вещей, воткнул ее вертикально между двумя плитами перед террасой. На четвертый день после этого (солнце уже было ниже, а тени длиннее, что облегчало мою задачу) я сумел найти самую короткую тень, отбрасываемую рейкой. Это был час полудня, midi, юг, зенит. Потом я поставил свои часы на двенадцать, завел их — и так снова вошел во время.

Только вот — в какое?